Читаем без скачивания Мы из стройбата - Юлиан Калвер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Всё, хватит! Закончили проводы! Все здесь, пятеро? Призывники – в автобус!
Хоть этого момента и ждали, но все провожающие, вроде как от неожиданности, на мгновение замерли в тех позах, в каких их застала эта фраза. Девицыны коленки сразу перестали трястись, мама Мурчика замерла с открытым ртом, его папа на четвереньках подпрыгнул и как бы повис в воздухе, а дядя Клюева застыл с налитым и в вытянутой руке протянутым девице «эталонным» стаканчиком. Девица протянула было за ним руку, но тоже застыла. На мгновение все поучаствовали в немой сцене, а затем провожающие все одновременно решили наговориться с призывниками и нацеловаться на ближайшие два года – и устроили толчею и невообразимый галдёж, который разнообразием воплей и фраз не отличался:
– Ы?
– Му!
– Ы! Ы!
– Ой, сынок, сынок!
– Игорь, пиши чаще!
– Вася, держись! – и прочая ерунда, причём конкретно за что держаться Васе – не сообщалось.
Подождав с полминуты, капитан подергал за козырёк свою давно и часто ношенную, с пыльным пятном посередине, фуражку и, расталкивая объемистым жёлтым портфелем толпу, начал пробираться к призывникам, решительно, на корню пресекая возражения, выдирать их из рук провожающих и толкать портфелем к автобусу. Послушные, как овцы, призывники, едва зайдя в автобус, сразу же по пояс высовывались из открытых окон и уже так продолжали прощание со всхлипывающими провожающими. Невесты, визжа, высоко подпрыгивали, пытаясь облобызаться напоследок со своими стрижеными наголо и уезжающими невесть куда приятелями.
Капитан полюбовался на ноги скачущих у автобуса невест, у которых при приземлении нахальный воздух игриво приподнимал коротенькие юбочки, и вздохнул. Потом он оторвал от семьи и затолкал в дверь увлёкшегося прощанием последнего из призывников и, крикнув майору: «Все!», – собрался и сам туда же зайти, как ему преградил путь дядя Клюева, с полным стаканчиком наперевес, диковатой улыбкой на половину лица (почему-то только на левую), и конкретным вопросом: «Ы?»
Разомлевшему дяде хотелось душевного разговора, но так как к этому времени его подшефная девица уже представляла из себя неодушевленный предмет, дядю потянуло к кому-нибудь еще. Подвернулся капитан. Дядя сделал к нему два решительных шага, покачал стаканчик и ещё раз спросил: «Ы?» – но тот с негодованием отодвинул от дверей портфелем хлебосольного представителя провожающих и в один прыжок запрыгнул в автобус.
Дядя с недоумением посмотрел капитану вслед. Он первый раз за свои пятьдесят лет увидел, как отказываются от халявной выпивки. Он пожал плечами, оглянулся и оживился, увидев, что его уже минут десять как знакомая девица, до того стоявшая столбом, любезно прислонённая кем-то к красной звёзде на створке военкоматовских ворот, подала признаки жизни и пошевелилась. Дядя широчайше заулыбался и показал девице стаканчик: «Ы?»
Та лишь скромно кивнула и потупилась.
Красный майор, так и не сумевший сказать призывникам ничего напутственного, посмотрел сперва на дядю, потом на девицу, потом на часы, схватился за голову, спрыгнул с бордюра, протолкался сквозь галдящую толпу к автобусу и показал на часы капитану.
– Уже едем, едем, – кивнул капитан, – не волнуйтесь, успеем.
– Я не за то. Что-то машины с гробом нету, а позвонили, что час назад вышла.
– Из Афгана гроб?
– Нет, из Германии. Срочник, артиллерист. Соседки моей сын.
– Неужели Клавкин?
– Типун тебе на язык, Клавкин! Нет, со второго этажа. Старого военкома племянник.
– Да ну!
– Да. Полгода до дембеля оставалось, а он под тягач на полигоне попал. Что ж, будем ждать. А вы езжайте, езжайте уже! А вот и они едут! Езжайте!
– Есть! – сказал капитан и посмотрел на вынырнувший из-за угла, заставляющий своим гудением дребезжать оконные стёкла в окрестных домах новенький бортовой ЗиЛ-131.
В кузове ЗиЛа, вокруг стоящего посередине цинкового гроба, на прикрученных к бортам сидениях напряжённо сидело шестеро молодых солдат в красных погонах, и полулежал расслабленный, с окурком в зубах, закинувший ногу на задний борт узкоглазый сержант. Из кабины ЗиЛа сонно выглядывал улыбчивый, пьяненький, краснощёкий майор-артиллерист в сбившейся на бровь фуражке – сопровождающий гроб представитель части, и через лобовое стекло приветливо махал рукой старший лейтенант Стецюк, ещё зимой переведённый в облвоенкомат и до сих пор остававшийся должен капитану три рубля.
«Козлюк, – подумал капитан и присмотрелся. – Во, уже и капитана получил!»
Он вышел из автобуса, взмахнул в приветствии рукой, а затем сделал пальцами международный жест: «Мани! Деньги!» – и похлопал себя по карману. Свежеиспечённый капитан Стецюк в кабине остановившегося у закрытых ворот ЗиЛа соорудил тупо непонимающее лицо, а тучный майор забегал у его бампера, криком пробуя отогнать топчущегося у ворот дядю Клюева и прилипшую к ним, только что в очередной бесконечный раз пригубившую девицу. Безуспешно.
На его крик из военкомата выбежал что-то на ходу жующий, болезненного вида прапорщик с красной повязкой на рукаве. Услышав от майора несколько непечатных слов по поводу порядка на прилегающей территории, он при помощи таких же точно слов отогнал девицу, торопливо открыл ворота – и машина с гробом въехала во двор. Призывники, из окон автобуса хорошо видевшие, чем был нагружен ЗиЛ, замерли. Они не отрывали глаз от серого прямоугольника, стоящего посреди кузова до тех пор, пока машина полностью не скрылась за воротами военкомата.
Показав кулак проехавшему мимо, ухмыляющемуся и делающему вид, что капитановы жесты ему не понятны, Стецюку и махнув рукой майору, капитан по-молодецки запрыгнул в автобус, с разгона уселся на место кондуктора, бережно поставил на колени желтый портфель, осмотрелся, пересчитал стриженые головы и кивнул шоферу:
– Трогай!
Автобус шумно завёлся, погазовал, тронулся и, отчаянно сигналя, начал продираться сквозь толпу одуревших от всенощной пьянки, горечи расставания и похмелья провожающих. Как зайцы, они выскакивали из-под его колес, ошалело выкатывая глаза, размахивали руками и издавали звуки, какие издаёт кенгуру в период гона. Матери дружно зарыдали, отцы крепче сжали губы. Пролили по несколько слезинок и невесты.
Автобус вырвался из дружно махающей на прощание руками толпы и начал петлять по ещё спящему городку. Настала тишина. Притихшие призывники продолжали стоять возле открытых окон.
«Советская армия. Этих – туда, того, в гробу, – оттуда. Круговорот воды в природе, – подумал капитан. Он посмотрел на новобранцев. – Может, и из этих кто тоже назад в цинковом гробу приедет…»
– А может и нет, – нарушив тишину, вслух сказал он, отвернулся и, глядя вперед на дорогу, не оборачиваясь, произнес: – Водка есть?
Призывник Мурчик, одетый в старый, с обтрёпанными рукавами, красный, руками матери связанный свитер, с удивлением посмотрел на капитана, промямлил: «А? Не-а!» – и, сконфузившись от собственной лжи, стал усиленно смотреть в окно.
Другой призывник – наряженный в сильно поношенные, лет двадцать тому назад бывшие модными пиджак и брюки клёш, двадцатичетырехлетний Игорь, по кличке Торчок, явно чувствовавший себя среди призывников старшим, хотя от выпитого вчера на своих проводах литра самогона и очень плохо, вальяжно развалился на сидении, и сделал удивлённое лицо. Картинно разведя в стороны руки, он с лёгкой развязностью продекламировал:
– Водка? Товарищ майор, какая водка, о чём вы?
При слове «майор» капитан было оживился, но, вспомнив, что он ещё не майор, поправил: «Капитан», – и полез в карман за сигаретами.
Закурив и глядя вперед, он выпустил дым аки змей (Мурчику показалось, что и через уши) и, не вынимая сигареты изо рта, сказал:
– Вот портфель, – он взял свой желтый портфель, открыл и поставил на сидение возле себя, – сложите сюда всё спиртное, какое у вас есть. Всё! На сборном пункте обыщут и всё равно заберут. Пропадёт, а жалко! А так, после обыска, почти, – капитан выделил слово «почти», – почти всё заберёте назад. Здесь, в автобусе, и выпьете. Понятно? – капитан обернулся и, шевеля губами так, что сигарета в углу рта как шлагбаум задвигалась вверх-вниз, добавил. – Но за это доброе дело мне с каждого по бутылке. Идёт? – и он внимательно осмотрел всех по очереди. – Комиссионные.
Сказав так и проследив за реакцией на эти слова, капитан отвернулся и начал смотреть на дорогу, на обочине которой стоял жёлтый грязный каток, а между ним и кучей лопат лежали на земле загорелые люди в оранжевых безрукавках – ожидающие, когда привезут асфальт дорожные рабочие. Торчок расплылся в улыбке:
– Товарищ капитан, конечно идёт! О чём базар, всё ясно! Давай, мужики, всю водку сюда! – и, достав свою собственную литровую бутылку с самогоном, мутности ну просто удивительной, он сунул её в капитанский портфель.
Поглядев на лунный самогон, капитан брезгливо съёжил лицо и отвернулся. Заметив это, Торчок выхватил у Васи бутылку с коньяком и с заискивающей улыбкой протянул её капитану:
