Читаем без скачивания Конный пешему товарищ - Сергей Булыга

- Пали!

Закрыл глаза, повел стволом куда подалее и стрельнул!

Открыл...

Ан завертелся уже Миколайка, в летнем небе осенним листом закружился...

Тяжко охнул народ, зароптал. Балазей ружье в песок отбросил, в небо смотрит и слез не стыдится. Офицер:

- А подать ему водки! Фельдфебелю!

Все молчат. Только вдруг слышно в толпе:

- Улетит!.. Вот хотя б улетел!

А глянули - точно! Миколайка вновь крыльями машет, и хоть все ниже летит, но видно, что за город вытянет. А там за огороды, за поле, за речку...

Офицер:

- Взять! За мной! - и первым побежал. И солдаты за ним - так, с полсотни. А Балазей... и он туда же... Выбежали в поле - там бабы жито жали - закричали:

- К-куда?!

- А туда, - говорят, - в осоку залетел.

Там возле речки болото. Камыш, осока - во такие и выше. Гиблое место, тут разве найти? Но они по-военному, цепью пошли.

Балазей - тот по краю, по берегу речки идет. Думает: вот бы неловко ступить и не выступить. Вдруг...

Миколайка! Лежит. Щеки белые, губы красные - потому как в крови, грудь навылет пробита. И крылья в мелкий щеп изломаны, изодраны. Тонет в болоте, моргает, молчит.

Стоит Балазей, подойти не решается. Миколайка к нему повернулся, едва улыбнулся и шепчет:

- А крылья хорошие... были. И мазь... холодит. Лепота наверху, красота - потом прислушался, спросил:

- Кто это ходит?

- Солдаты, - отвечает Балазей, а сам уже не видит ничего, все плывет у него пред глазами.

Миколайка:

- Ох, сердце горит! Не могу! Остуди меня в речке.

Балазей, глаза утерши, подошел.

- Прости, - говорит.

- За что? Я ж сам прошу, - и зажмурил глаза Мйколайка.

Взял Балазей товарища за плечи, толкнул - и тот пузырями на дно. Вместе с крыльями. Тихо. Стоит Балазей, в речку смотрит и думает... Нет. Вдруг он слышит - солдаты! Все ближе и ближе. У Балазея сразу слезы высохли, ум прояснился. Вскричал:

- Держи его! Держи! - и паш-шел бежать, камышом трещать!

Бежал, бежал, споткнулся и упал, чуть сам не утонул, а все кричит!..

Набежали солдаты, при них офицер, говорят:

- Что за шум?

- Улетел! Вот так вот, низенько, по-над самою речкою и улетел!

Офицер его р-раз! - по зубам.

- Врешь! - кричит. - Не было!

- Было!

Стали его сапогами топтать и прикладами бить, ну а он все равно:

- Улетел! Улетел!

Били его, не жалели, а после устали, связали и повели на скорый суд. Полем шли - он молчал, а как вышли на площадь, опять заорал:

- Не убили его! Улетел! Он такую машину придумал! Он солнце потрогать хотел!

Хотели Балазею двадцать пять одинокого дать, но он и на суде от своего не отступился.

- Миколайка, - кричал, - не колдун! Он машину придумал, чтобы людям летать научиться! Всем, без разбору! А все оттого, что голову он не для шапки имел!

Заткнули рот. Сказали:

- И ты, Балазей, голову не для шапки, а для плахи, для топора имеешь.

И так оно и вышло, голуби мои. Тем Балазея и помянем.