Читаем без скачивания Горлышко из кувшина. Серия «Бессмертный полк» - Александр Щербаков-Ижевский

Немцы своей артиллерией безуспешно накрывали уже опустевший рубеж. У минометчиков, пока, все шло по намеченному плану боя.

В горячке жестокой лупцовки мы не сразу поняли, что противник приспособился к перемещениям минометных расчетов и к складкам местности. Короче говоря, пристрелялся.

Проблемы возникли вдруг и сразу. Посыльные уже не успевали соединять разорванные взрывами провода связи. Обрывы были настолько часты, что справиться нет возможности. Чтобы срочно восстановить сообщение, приходилось использовать экстренные варианты.

Для трех взводов из шести ротных минометов калибром 82 мм команды обычно передавались через четырёх посыльных. Но почему-то из четверых на НП появился только один.

До сих пор не было связи с командным пунктом (КП) штаба батальона. Вся надежда возлагалась на опыт и сноровку пяти лейтенантов, взводных командиров. На подмоге у них были и младшие командиры. Семь человек старшин и сержантов.

В моей минометной роте числилось 52 человека личного состава. И все были на передовых позициях. В укрытии находились лишь упряжные лошади с шестью минометными двуколками. Они были скрыты в овраге неподалеку.

Вдруг оттуда на животе с трудом приполз батяня повозочный (ездовой). Сибиряк с прокуренными усами сообщил, что из шести батарейных лошадей две были убиты осколками залетевшего шального снаряда. Был ранен и ездовой.

Не раздумывая, надо было послать старика для восстановления связи с третьей батареей. В том бою ей было жарче всего. Там фашист виделся в прямую наводку.

Если замаскированный склад с минами бывал, обнаружен, это становилось главной незадачей. Подходы насквозь простреливали вражеские пулеметы. Мины разрывались сплошь и рядом. Для врага это была первоочередная цель. Для нас же это была большая проблема.

Невозможно было весь склад эвакуировать в одночасье. Приходилось ждать, чтобы улучить момент.

Когда немцы шквал огня переносили на переднюю линию атакующей пехоты, это было то, что мы ждали. В заварушке боя надо было скоренько, как можно быстрее оттащить свои минометы и часть боеприпасов в безопасность.

Место было определено и подготовлено заранее. Это было не проблемой.

И когда этот маневр удавался, необходимо было сходу, приступить к огневой поддержке пехоты. Как можно быстрее. Нельзя было медлить ни секунды.

На кону стояли человеческие жизни.

До 200 мин и более изрыгал ствол миномета за один бой.

Рота отправляла к противнику до 1500 шестипёрок.

Весь артполк дивизии до 20 000 мин калибра 82 мм и 120 мм, не считая взводных 50-мм минометов. Те били всего до 800 метров. Они находились прямо в стрелковых линиях, на рубеже атаки. Бывало, что их обстреливали снайперы. А немецкие пушкари лупили по ним без колебаний. Прямой наводкой. Фрицы приноровились как можно скорее подавлять наши взводные батареи, чтобы не было поддержки пехоте.

Плохо было, когда враг накрывал минометный взвод артиллерией или начиналась минометная дуэль. Это было хана дело! Срочно надо было менять дислокацию. Искать укрытие. Прятаться за деревьями. Но даже в таких случаях огонь прекращать нельзя было.

Во 2-м взводе выпущенная в спешке своя мина взорвалась в кроне дерева. Хорошо, что из расчета никого не зацепило!

Грязные, мокрые, оглушенные, некоторые сильно контуженые, батарейцы валились с ног. У них не было никаких сил передвигаться скрытно. Перемещались на издыхании ползком в грязи. Кто на боку, а кто на спине. Отталкивались пятками и отползали в сторону. Искали укрытия. На новый рубеж минометные плиты перетащить уже не было никаких сил.

А все наши возможности корректировал немец. Да и подняться в рост просто нереально, это верная смерть.

Наши корректировщики-наводчики наблюдали за целью и поправляли огонь с чердака соседствующего с бойней дома. Как правило, они обстреливались в каждом бою. Если живы хорошо! А если не случалось, то позицию занимал командир миномета, младший сержант. Он по военным навыкам все мог!

Если замену не было возможности произвести вовремя, прицельный огонь переставал быть эффективным. Приходилось стрелять по визуальной наводке. В таком случае можно было зацепить своих. А заодно схлопотать и скорый на расправу военный трибунал.

Надо было выкручиваться, как получалось. Шквал вражеского огня пригибал голову. Подняться было невозможно. Но боевую задачу никто не отменял. Только торопили. Быстрее, быстрее, командир! Принимай как можно скорее единственно правильное решение! Люди верят в тебя. Ошибешься, некому будет осудить. Война все спишет. Если сам выкарабкаешься из этой кровавой мясорубки!

Через полдня боя из усиленной стрелковой дивизии со стрелковыми полками в 6 тысяч человек осталось 2 тысячи.

На другой день оставшиеся в живых бойцы и новая стрелковая дивизия повторили атаку. Успех опять отсутствовал.

На третий день в бой ввели остатки остатков и снова ввели новую стрелковую дивизию со свежими силами и вновь никакого успеха!

Весь склон устилала густая россыпь трупов. Тысячи и тысячи погибших солдат. Огромные языки пламени, клубы дыма, лес разрывов покрывали всё пространство для предполагаемой лобовой атаки.

Били наши катюши, артиллерия, миномёты, но всё без толку.

Немецкие пулемёты оставались целыми в своих железобетонных дзотах и по-прежнему косили наступающих.

Жертвы жертвами, начальство же всё это месилово видело.

Но, гады и сволочи, вылезшие в наши командиры так и не давали приказ на тактическое отступление и обход этой долбаной высоты с флангов.

Мокрушники наши полковники, так и гробили людей ни за что, ни про что. Без шансов отправляли их на пулемёты и неминуемую смерть.

И так, в разных вариантах, раз за разом. Казалось, бои идут на измор и будут продолжаться бесконечно.

Кровь леденела в жилах, когда смотрел смерти в глаза, а погибель подстерегала на каждом шагу.

Мороз по коже, страшно как было закапывать в мерзлую землю кровавое месиво с оторванными ногами. Чудовищная поклажа, собранная кусками, на заиндевелой плащ-палатке в общей куче.

Или фрагменты тела, замерзавшие прямо на снегу. Витающий парок над кучкой и это всё, что осталось от бойца, жизнерадостного балагура-весельчака, друга из Ижевска.

На шинели растерзанное с растекшимся животом тело.

Вот еще одно, прямо в месиве из грязи.

А здесь была бесформенная масса, перекинутая через шомпол от орудия, так легче было тащить.

В шапке-ушанке со звездой кровавая лепешка с чем-то там собранным внутри.

Вот лежали рукавицы знакомого стрелка с оторванным пальцем и торчащими изнутри культями.

Дальше было что-то еще кровавое, которое уже нет ни какой возможности опознать.

Артиллерийский ящик, а изнутри торчали руки, ноги, бесформенные тела.

В воронке лежал труп солдата, живот его был распорот и раскрыт, словно сундук с откинутой крышкой. Все внутренности, как на анатомической картинке: кишечник, печень, желудок.

Рядом воняющий труп обгоревшего танкиста.

Подалее, еще кости…

Еще… Еще… Ещё…

Страшная это и безумная была бойня. Мы и не заметили, как заматерели на войне. Смерть воспринимали в качестве составляющей боя. Обвыкли.

Но, до чего же низка и подла человеческая натура. Перед началом атаки мы побросали свои вещички в утепленную землянку полковых разведчиков. А когда вернулись, на месте нашли лишь подменную рвань. Какая-то сволочь успела подменить и украсть весь наш нехитрый солдатский скарб. Негодяи.

Смерть смотрит в глаза, а всё равно надо украсть у ближнего!

Образно говоря, остались мы без тёплых полушубков, резервной обуви, бесценного солдатского барахла в вещмешках. Хорошо, что ещё разведчики, хозяева теплушки не подошли. Ворюги ведь не знали, что тырят у сыскарей. Они-то точно разыщут.

Могут и головушки открутить мазурикам. Причём без всяких на это разрешений и согласований.

Отдых, кормежка и сон для взводного были, конечно, в последнюю очередь.

Ночью обессилевшие бойцы спали богатырским сном в забытье. А у меня была своя святая обязанность. При свете коптилки надо было заполнять похоронки. Затем разбудить ротного и подписать им. Поутру отправить посыльным в штаб. Полевая почта обязана была доставить по назначению.

В ответ надо было ждать, а то и требовать очередного пополнения.

А сейчас надо было писать сухо и просто: дата, фамилия, место захоронения, адрес, лаконичная запись: «Погиб смертью храбрых…» Безусловная уставная обязанность командира: уведомлять домочадцев о судьбе их родственника, а свое непосредственное начальство о боевых потерях, убытии, так сказать, в связи со смертью.

Поторопиться надобно было. Никто за меня эту работу не сделает. А потом и списки личного состава могут затеряться, ежели со мною что приключится.