Читаем без скачивания Журнал «Вокруг Света» №10 за 1970 год - Вокруг Света

Последнее, что запомнилось мне, прежде чем самолет коснулся взлетной полосы, — какой-то человек, копающийся в моторе машины, которая застряла посреди жидкой глинистой реки. Чумазый шофер поднял голову, посмотрел на самолет, снял кепочку и приветливо помахал ею.

...Среди деревянных двухэтажных домиков старого поселка строителей — не самого первого, потому что самый первый был из палаток, — находится и постройком — управление строительства Усть-Илимской ГЭС. Василий Пичковский из ПТО — производственно-технического отдела, — несколько застенчивый с виду молодой человек со светлыми волосами и пухловатыми губами, рассказал мне потом, как им удалось возвести плотину и все остальное. Без железной дороги.

Для начала предложили использовать Лосенок — один из островков — в качестве плацдарма для перекрытия. Завезли туда четырехкубовый экскаватор, КРАЗы, бульдозеры, людей. И повели от него дамбу — «от себя», Сами насыпали. Люди, работавшие там в момент ледостава, оказывались отрезанными от берега — тогда к ним летели вертолеты. Камень, отнятый у Лосенка, ссыпали со льда на место будущего прорана — настилали шероховатый грунт, чтобы легче и точнее в дальнейшем ложились бетонные тетраэдры. Из того же камня отсыпали продольные и поперечные перемычки — банкеты. В результате благодаря использованию Лосенка удалось сэкономить миллион рублей. Закрытие прорана котлована первой очереди состоялось 13 февраля 1967 года. И так как Лосенок был всего в километре, тридцать КРАЗов «заткнули дырку» за сорок часов! Кто-то пошутил тогда, что представители прессы еще и приехать не успели и как бы не пришлось раскапывать все для них... Котлован первой очереди был готов; откачали из него воду и стали готовить основание плотины, ставить быки, мимо которых сейчас несется со страшной скоростью вода. В августе 1969 года за двое суток перекрыли Ангару. Сейчас работы ведутся в котловане второй очереди... В 1973 году Усть-Илимская ГЭС должна дать ток. Запланированная мощность гидростанции — 3,6 миллиона киловатт, с последующим развитием до 4 миллионов 320 тысяч...

К Пичковскому без конца звонят, идет разговор о цементе, асфальте; входят женщины с трубками проектов, смет. И Пичковский, извинившись, увлекается, надолго влезает «в дело», звонит кому-то сам, спохватывается, потом решает рассказать мне все — и до тех пор не отвечать на звонки, но все же срывается, и я понимаю его. В Братске, когда он приехал туда, стройка была в разгаре. «К шапошному разбору», — как признался сам, попал он туда, а здесь работает на стройке с самого начала.

...Больше всего мне нравится бродить в Усть-Илимске по улицам нового поселка энергостроителей. Дома здесь расположились на горе. Знающие люди, а их здесь много — почти каждый третий из Красноярска или из Братска, — говорят, что так же дома стоят в Дивногорске и в Коршунихе. Из окон открывается вид на тайгу, на поблескивающую под солнцем реку. Хвойный запах лиственницы заливает улицы. В выходные дни да и в будни, по вечерам, дома напоминают музыкальные шкатулки: почти из каждого окна рвется музыка на все лады. Большинство жителей этого поселка — парни и девушки. Не зря же стройка комсомольская.

Днем в поселке ревут бульдозеры. Бригады расчищают площадки для новых домов. Мимо поселка непрерывным потоком, дымя и так же оглушающе рыча, идут к плотине КРАЗы с опрокидывающимися ребристыми кузовами, голубые МАЗы с бетоном и МАЗы-цементовозы с двумя цилиндрами на трейлере, чем-то напоминающие двугорбых верблюдов. Иногда проскакивают особенные машины — двухколесные огромные тягачи, приспособленные для специальных работ.

Подивиться есть чему. Бригада в семь человек поднимает от причала наверх Толстого мыса, что неподалеку от поселка, детали большой бетонной эстакады — пилоны, мосты и балки. Под крановую балку весом в сто тонн и длиною пятьдесят с лишним метров тащат в гору три тягача общей мощностью почти в две тысячи сил. Уникальный строительно-монтажный кран легко укладывает такую ферму на пилоны, и фигуры нескольких человек, ловко распоряжающихся этой махиной, кажутся, пожалуй, меньше муравьев. С трудом различаешь людей и внизу, на плотине, и в бетонных секциях, напоминающих соты, и на фермах эстакады.

В поселке да и на плотине видел я бородатых парней в шортах. Студенты. Со всех концов Союза. Строят тротуары, разбивают клумбы, копают канавы. Солнце палит немилосердно. Пот льет градом, а в Ангару не сунешься. Вода что лед.

Цементовоз, на котором я возвращаюсь в Братск, идет порожняком. Чтобы перекинуться словом с водителем, надо кричать во все горло. Подъем следует за подъемом. Впереди, не удаляясь от нас ни на шаг, ползет такой же «двугорбый» цементовоз. Позади — третий. По обе стороны дороги — тайга, густая, непроходимая, временами кажется: отойди на метр — и заблудишься. Сухощавый молоденький шофер не отпускает ни на минуту огромную баранку. На рытвинах трясет, словно мы движемся по стиральной доске.

— Машины здесь быстро снашиваются, — говорит водитель. — Вот скоро железную дорогу сделают...

И он про то же. В гостинице в комнате вместе со мной жили два парня, уже отслуживших в армии, — Ваня и Валера. Они приехали из Свердловска, порешили остаться здесь на стройке, послали телеграммы женам, чтобы приезжали (а ревизор, живший вместе с нами, на это сказал им: «Правильно, жен приглашайте обязательно, а то вон какие девушки здесь красивые!»), и все мечтали:

— Это сейчас сложно с квартирой, — начинал кто-нибудь из них, — зато потом, когда железную дорогу подведут, начнут город и на том берегу строить. На сто пятьдесят тысяч жителей. Тогда квартиру дадут. И будет город не хуже Братска.

— А когда плотину кончат строить, — подхватывал второй, — будут строить лесопромышленный комплекс мощнее братского, работы на всю жизнь хватит. А можно и на следующую гидростанцию — в Богучанах — податься. И места здесь хорошие: леса, охота и рыбалка. Лодку купим...

Наверно, им все же трудно было расставаться с родными местами, но по сравнению с теми, кто начинал эту стройку в тайге, у костра, несравненно проще...

Где-то на полдороге, за Бадарминским мостом, цементовозы встали на ночлег. Диспетчер, отметив их время, сказал, что у всех шоферов по двенадцать часов наезженного времени, и дальше их можно пустить не раньше чем через пять часов тридцать минут. По дороге всю ночь в сторону Братска ползли лесовозы. Их время не ограничивалось. В 1972 году по плану должно начаться заполнение Усть-Илимского моря, площадь его будет почти две тысячи квадратных километров, и лесовозы торопятся вывезти из зоны затопления всю драгоценную ангарскую сосну...

В. Орлов, наш спец. корр. Фото автора

Космос начинается на Земле...

В 1966 году в Москве проходил XVIII Международный психологический конгресс. На этом конгрессе впервые в качестве самостоятельной науки рассматривались «Психологические проблемы человека в космосе». Об этой науке, рожденной тогда, когда в космосе появилась первая рукотворная планета — искусственный спутник Земли, рассказывает один из ее зачинателей, профессор Федор Дмитриевич Горбов.

Такими словами открыл встречу в «Кают-компании» Федор Дмитриевич. И это не поэтический образ, а четкая формула основной идеи нашей науки. Человек в космосе — закономерный этап развития не только цивилизации, но и человеческой психологии. В одном стихотворении (к сожалению, не помню автора) есть строки: «И, разрывая замкнутую сферу, с опаской человек вступает в пустоту». С психологической точки зрения эти строки очень точны: они выражают ту диалектичность сознания, которая сделала возможным выход человека в космическое пространство. Человеческая психика в равной степени отрицательно реагирует и на ограничение пространства (клаустрофобия — одно из патологических проявлений этого страха), и на беспредельное расширение — пустоту, потерю точки опоры. Казалось бы, ситуация, заставляющая человеческую психику одновременно преодолевать оба эти барьера, возникла лишь в наш век, век авиации и космонавтики. Но это не так.

Представьте себе первого человека, рискнувшего преодолеть океан. Тысячелетиями психика человека приноравливалась к земной тверди. И вот человек вверяет свою жизнь опоре зыбкой, эфемерной, опоре, которая психологически равна нулю. Кроме того, одновременно он вверяет свою жизнь и чрезвычайно ограниченному пространству — плоту или первобытной ладье (ведь археология доказала, что первые трансокеанские плавания совершались еще в каменном веке). Итак, с одной стороны, беспредельное пространство, на которое сам человек не может опереться — оно расступится и поглотит его; с другой, как мы говорим, чрезвычайно замкнутые простор и объем жизнедеятельности. Надо ли говорить, что психика человека справилась с этим испытанием.