Читаем без скачивания Веселое время. Мифологические корни контркультуры - Мария Ремизова

Английские пионеры сквота. 1969 г. Движение сквоттеров в Англии началось в 68-м. 1 декабря пятнадцать человек самовольно заняли квартиры заселенного лишь наполовину дома в очень престижном районе Лондона. На тот момент те (из-за немыслимой цены) пустовали уже четыре года – с самой застройки. Один из участников революционной экспроприации, Элф Уильямс, вывесил на крыше растяжку: «Я мотаюсь по общежитиям уже четыре года, и все это время эти квартиры стояли пустые». Движение было глубоко идейным: бездомные должны были осознать свои права и начать самостоятельно за них бороться. Зерно упало на благодатную почву – акции сквоттеров захватили Англию, Шотландию и Уэльс. Самое поразительное, что в Англии и Уэльсе сквот не считается преступлением. Если вы не наносите разрушений зданию, это место по закону считается вашим домом – до тех пор, пока вы не запретите кому-либо вторгаться в его пределы на том основании, что вы сами там находитесь. К середине 70-х в Британии в сквотах жило уже 50 тысяч человек

Это индеец намбиквара у костра где-то в бассейне Амазонки…

А это горная речка Агалык, Узбекистан. На снимке, естественно, не узбек, а московский хиппарь. 1984 г.

Модель, которую хиппи самонадеянно провозгласили исключительно новой, как водится, была не чем иным, как хорошо забытым старым. Это заметили даже советские учены в реферативном сборнике под умопомрачительным названием «Массовая культура и социально-культурный авангардизм в буржуазном обществе» (М.: ИНИОН, 1976), выпущенным под грифом «для служебного пользования», черным по белому написавшие: «Согласно этой утопии, община не высится над каждым ее членом как внеположный его личности институт, а интериоризирована его психикой, являясь внутренним фактом сознания. Здесь напрашиваются аналогии с родоплеменной жизнью примитивных коллективов, причем эти аналогии охотно подхватываются и одобряются самими хиппи».

Ну скажи на милость, какая тайна! (Нет, что ни говори, а информационную политику СССР определяли тяжелые шизофреники в стадии обострения. Это они, наверно, побаивались: вот, дескать, прочтет какой-нибудь идейно нестойкий член коммунистической общины, да и задумается – зачем же надо мною-то, горемычным, высится эта махина, как внеположный моей бесценной личности институт? И отчего ж бы это я не могу интериоризировать ее своей психикой, сделав внутренним фактом сознания? И, покумеков, сообразит, что дело тут, пожалуй, не только в аналогиях с примитивными коллективами, а больше в исключительной добровольности идеалистического коммунарского порыва, и царство его не от мира сего.)

Вершки и корешки

Позволим себе немножко экскурса в историю: хочется все-таки – хотя бы вкратце, пунктирно – набросать силуэт генеалогического древа, на самых молодых побегах которого распустились наши незаконнорожденные цветы.

Первыми из отцов-основателей контркультурной доктрины следует, конечно, считать греческих киников, самозародившихся на просторах аттического любомудрия на рубеже V–IV вв. до н. э. Диоген Синопский заслуженно считается первым панком, а Кратет Фиванский – первым хипом. Они сформулировали основные принципы андеграундного отношения к миру, но главное – разработали методику их претворения в жизнь и проверили ее на практике, буквально на собственной шкуре. Киники догадались, что негативизм – во враждебном-то окружении – штука необходимая и, прямо сказать, полезная. Они называли его «перечеканкой монеты». «Религиозное свободомыслие киника, смеющегося над всем внешним, показным благочестием, вступало в конфликт с ходячей моралью, так как в обществе, где он жил, «безбожный», «нечестивый», «неверующий’’ ‹…› воспринимались как обозначение аморальности и нравственной испорченности человека» (И. М. Нахов. «Очерк кинической философии»). Этика кинизма (вот, кстати, характернейшее для оверграунда извращение смысла враждебных ему понятий – название этих самоотверженных моралистов превращено в ярлык безнравственности, да только Бог шельму метит – не было в греческом корне никакого «ц», это они взяли огласовку средневековой латыни, уроды!) стоит на принципе отрицания всей общепринятой морали.

Античный фриз. Диоген беседует с Александром Македонским. Как известно, беседа была недолгой. «Чего бы ты хотел у меня попросить?» – надменно спросил Александр, имея в виду, что в его власти исполнить практически все. «Чтобы ты отошел и не загораживал мне солнце», – поставил гордеца на место Великий Панк

Эти нонконформисты горой стояли за равенство, не признавая никаких границ между свободными и рабами. Хуже того, они считали равными остальным даже женщин, отрицали брак и проповедовали идеи свободной любви. Целью их было «дать человеку спасение и счастье, но это счастье бедности, умеренности, которыми должен довольствоваться добродетельный и умеренный человек, презирающий роскошь и удовольствия» (Там же). Идеал счастливой жизни они видели в мире природы, в организации быта у «варварских» народов или «в примитивном коммунизме золотого века Кроноса» (Там же). То есть, выходит, были коммунистами (от слова коммуна). «Антисфен первым сделал внешними признаками своей школы будничный облик ‹…› раба и бедняка, – короткий рабочий плащ, надеваемый на голое тело (tribon)», туда же входили «нищенская котомка (pera) и посох странника, изгоя и бродяги (bactron)

‹…›. Чтобы быть ближе к природе, киники не стриглись, не брились, ходили босиком» (Там же). Они поняли ценность индивидуализма, полагая, что главное – достигнуть независимости от социума, налагающего на личность чуждые ей обязанности. Но самое важное, они сформулировали принцип внутренней свободы, которая достигается в борьбе с самим собой, а вовсе не с социальным злом.

Между тем киники не забывали и главного принципа агитации и пропаганды – наглядности, и потому все свои постулаты иллюстрировали ежедневными выходками, по большей части доводившими граждан до белого каления. (См. выше.)

Вторыми по значимости предтечами были, конечно, христиане первых веков, а также общины гностического толка. Из объявленного Христом завета «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное» (где «нищие духом» понимались прежде всего как «нищие по собственной воле», то есть отказавшиеся от имущества и благосостояния) следовал принцип аскезы, отказа от мирских благ и соблазнов. «Неприятие существующего мира, как царства зла и неверия, которым управляет Сатана, злой дух, было характерно для первых христианских групп. В логии из Оксиринха (совпадающем с логием из Евангелия от Фомы) содержится требование отречения от мира как непременное условие достижения царства божия» (И. С. Свенцицкая. «Неканонические речения (аграфа) и фрагменты ранних евангелий»). Эсхатологические настроения, а первохристиане ждали конца света строго по формуле «ныне, во время сие, среди гонений» (Марк. 10, 30), делали для них вопрос, платить или не платить кесарю, бессмысленным и праздным, «поскольку они ждали скорейшего конца мира со всеми кесарями, податями, деньгами и т. п.» (Там же). Соединение во Христе, мыслившееся как братство, более важное, чем родство по крови, жизнь в общинах, которые в первые века выглядели настоящими коммунами – с обобществлением имущества и уравнением в обязанностях труда и правах распределения благ, – было для них естественной формой ответа на воспринятую Благую весть. Отчетливое ограничение узкого круга «своих», часто гонимых и конфронтирующих с окружающим миром, андеграундо-катакомбных, было своего рода формой эскапизма, пассивного протеста против мира, погрязшего во зле.

Облик классического хиппаря мало чем отличается от образца, заданного Антисфеном. Совок. Начало 80-х

Оглушительный успех мюзикла, а потом и фильма «Jesus Christ Superstar» связан именно с этим очень верно уловленным в нем фактом контркультурного самоотождествления с «братством Христовым» – если бы даже Христос и не был хиппи, это непременно следовало бы выдумать…

Сформировавшиеся тогда же секты гностического толка, самоидентифицировавшиеся как христианские, уходили от канонической версии и делали упор на личное постижение истины. «В гностицизме проявляется умонастроение, окрашенное переживанием человека своей тождественности абсолютному, присущее, например, культуре Древней Индии. Специфику же составляет то, что при этом умонастроении определяющей стала тема знания – самопознания. Убежденность в своей тождественности абсолютному отвращала гностика от социальности, ориентированной на признание других, влекла его к самоуглубленности, к медитативной активности ‹…› Особая роль личного опыта препятствовала созданию единого учения, более или менее твердой догматики» (М. К. Трофимова. «Гностицизм и христианство»). Как же это, однако, напоминает предельно эклектичную, полную внешних противоречий, не поддающуюся никакому твердому определению хипповскую философию!..