Читаем без скачивания Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926 - Владимир Маяковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
5/VII — Гавана.
[1925]
Сифилис*
Пароход подошел, завыл, погудел —и скован, как каторжник беглый.На палубе 700 человек людей,остальные — негры.Подплыл катерок с одного бочка̀.Вбежав по лесенке хро̀мой,осматривал врач в роговых очках:«Которые с трахомой?»Припудрив прыщи и наружность вымыв,с кокетством себя волоча,первый класс дефилировал мимоулыбавшегося врача.Дым голубой из двустволки ноздрейколечком единым свив,первым шел в алмазной заресвиной король — Свифт.Трубка воняет, в метр длиной.Попробуй к такому — полезь!Под шелком кальсон, под батистом-лино́поди, разбери болезнь.«Остров, дай воздержанья зарок!Остановить велите!»Но взял капитан под козырек,и спущен Свифт — сифилитик.За первым классом шел второй.Исследуя этот класс,врач удивлялся, что ноздри с дырой, —лез и в ухо и в глаз.Врач смотрел, губу своротив,нос под очками взмо́рща.Врач троих послал в карантиниз второклассного сборища.За вторым надвигался третий класс,черный от негритья.Врач посмотрел: четвертый час,время коктейлей питья.— Гоните обратно трюму в щель!Больные — видно и так.Грязный вид… И вообще —оспа не привита. —У негра виски́ ревмя ревут.Валяется в трюме Том.Назавтра Тому оспу привьют —и Том возвратится в дом.На берегу у Тома жена.Волоса густые, как нефть.И кожа ее черна и жирна,как вакса «Черный лев».Пока по работам Том болтается,— у Кубы губа не дура —жену его прогнали с плантацийза неотработку натурой.Луна в океан накидала монет,хоть сбросся, вбежав на насыпь!Недели ни хлеба, ни мяса нет.Недели — одни ананасы.Опять пароход привинтило винтом.Следующий — через недели!Как дождаться с голодным ртом?— Забыл, разлюбил, забросил Том!С белой рогожу делит! —Не заработать ей и не скрасть.Везде полисмены под зонтиком.А мистеру Свифту последнюю страстьраздула эта экзотика.Потело тело под бельецомот черненького мясца̀.Он тыкал доллары в руку, в лицо,в голодные месяца.Схватились — желудок, пустой давно,и верности тяжеловес.Она решила отчетливо: «No!»[1], —и глухо сказала: «Jes!»[2].Уже на дверь плечом напиралподгнивший мистер Свифт.Его и ее наверх в номеравзвинтил услужливый лифт.Явился Том через два денька.Неделю спал без просыпа.И рад был, что есть и хлеб, и деньгаи что не будет оспы.Но день пришел, и у кож в темнотеузор непонятный впеплен.И дети у матери в животе*онемевали и слепли.Суставы ломая день ото дня,года календарные вылистаны,и кто-то у тел половину отняли вытянул руки для милостыни.Внимание к негру стало особое.Когда собиралась па́ства,морали наглядное это пособиепоказывал постный пастор:«Карает бог и его и ееза то, что водила гостей!»И слазило черного мяса гнильес гнилых негритянских костей. —В политику этим не думал ввязаться я.А так — срисовал для видика.Одни говорят — «цивилизация»,другие — «колониальная политика».
[1926]
Христофор Коломб*
Христофор Колумб был Христофор Коломб — испанский еврей.
Из журналов1Вижу, как сейчас, объедки да бутылки…В портишке, известном лишь кабачком,Коломб Христофор и другие забулдыгисидят, нахлобучив шляпы бочком.Христофора злят, пристают к Христофору:«Что вы за нация? Один Сион!Любой португалишка даст тебе фору!»Вконец извели Христофора — и онпокрыл дисканточком щелканье пробок(задели в еврее больную струну):«Что вы лезете: Европа да Европа!Возьму и открою другую страну».Дивятся приятели: «Что с Коломбом?Вина не пьет, не ходит гулять.Надо смотреть — не вывихнул ум бы.Всю ночь сидит, раздвигает циркуля».
2Мертвая хватка в молодом еврее;думает, не ест, не досыпает ночей.Лакеев оттягивает за фалды ливреи,лезет аж в спальни королей и богачей.«Кораллами торгуете?! Дешевле редиски.Сам наловит каждый мальчуган.То ли дело материк индийский:не барахло — бирюза, жемчуга!Дело верное: вот вам карта.Это океан, а это — мы.Пунктиром путь — и бриллиантов каратына каждый полтинник, данный взаймы».Тесно торгашам. Томятся непоседы.По̀ суху и в год не обернется караван.И закапали флорины и пезетыХристофору в продырявленный карман.
3Идут, посвистывая, отчаянные из отчаянных.Сзади тюрьма. Впереди — ни рубля.Арабы, французы, испанцы и датчанелезли по трапам Коломбова корабля.«Кто здесь Коломб? До Индии? В ночку!(Чего не откроешь, если в пузе орга́н!)Выкатывай на палубу белого бочку,а там вези хоть к черту на рога!»Прощанье — что надо. Не отъезд — а помпа:день не просыхали капли на усах.Время меряли, вперяясь в компас.Спьяна путали штаны и паруса.Чуть не сшибли маяк зажженный.Палубные не держатся на полу,и вот, быть может, отсюда, с Жижонана всех парусах рванулся Коломб.
4Единая мысль мне сегодня люба,что эти вот волны Коломба лапили,что в эту же воду с Коломбова лбастекали пота усталые капли.Что это небо землей обмеля́,на это вот облако, вставшее с юга, —— «На мачты, братва! глядите — земля!» —орал рассудок теряющий юнга.И вновь океан с простора раскосоговбивал в небеса громыхающий клин,а после братался с волной сарагоссовой,и вместе пучки травы волокли.Он этой же бури слушал лады.Когда ж затихает бури задор,мерещатся в водах Коломба следы,ведущие на Сан-Сальвадор.
5Вырастают дни в бородатые месяцы.Луны мрут у мачты на колу.Надоело океану, Атлантический бесится.Взбешен Христофор, извелся Коломб.С тысячной волны трехпарусник съехал.На тысячу первую взбираться надо.Видели Атлантический? Тут не до смеха!Команда ярится — устала команда.Шепчутся: «Черту ввязались в попутчики.Дома плохо? И стол и кровать.Знаем мы эти жидовские штучки —разные Америки закрывать и открывать!»За капитаном ходят по пятам.«Вернись! — говорят, играют мушкой. —Какой ты ни есть капитан-раскапитан,а мы тебе тоже не фунт с осьмушкой».Лазит Коломб на бра́мсель с фо̀ка,глаза аж навыкате, исхудал лицом;пустился во-всю: придумал фокуссо знаменитым Колумбовым яйцом.Что́ яйцо? — игрушка на̀ день.И день не оттянешь у жизни-воровки.Галдит команда, на Коломба глядя:«Крепка петля из генуэзской веревки.Кончай, Христофор, собачий век!..»И кортики воздух во тьме секут.— «Земля!» — Горизонт в туманной кайме.Как я вот в растущую Мексикуи в розовый этот песок на заре,вглазелись. Не смеют надеяться:с кольцом экватора в медной ноздревставал материк индейцев.
6Года прошли. В старика шипунасмельчал Атлантический, гордый смолоду.С бортов «Мажести́ков» любая шпанаплюет в твою седоусую морду.Коломб! твое пропало наследство!В вонючих трюмах твои потомкис машинным адом в горящем соседствележат, под щеку подложивши котомки.А сверху, в цветах первоклассных розеток,катаясь пузом от танцев до пьянки,в уюте читален, кино и клозетовкатаются донны, сеньоры и янки.Ты балда, Коломб, — скажу по чести.Что касается меня, то я бы лично —я б Америку закрыл, слегка почистил,а потом опять открыл — вторично.
[1925]