Читаем без скачивания Мадонна Семи Холмов - Виктория Холт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Их родители очень жаждали этого акта. У них были еще и дочери, но Папу Каликста девочки не интересовали. И родители понимали, какое блестящее будущее ждет их сыновей под могущественным патронажем самого Папы Римского. Их мать, родная сестра Папы, сама была из рода Борджа, так что они просто взяли фамилию матери вместо фамилии отца.
И это стало началом блистательного пути.
Дядя Альфонсо Борджа (известный миру как Папа Каликст III) по происхождению был испанцем, он родился неподалеку от Валенсии. Он явился в Италию вместе с королем Альфонсо Арагонским, когда тот унаследовал неаполитанский престол. Испания, эта самая могущественная в мире держава, стремилась распространить свое влияние и на Италию, а какой самый быстрый путь для достижения этого результата? Посадить испанца на папский престол!
Так что дяде Альфонсо при избрании была обеспечена испанская поддержка, и в 1445 году он добился победы. Все Борджа были этим очень воодушевлены. Они испанцы, а испанцев в Италии не любят, вот почему испанцы так держатся здесь друг за друга и изо всех сил стремятся занимать самые важные посты.
У Каликста были на племянников свои виды. Он сразу же сделал Педро Луиса генералиссимусом церкви и префектом города. Не удовлетворившись этим, он сделал его также герцогом Сполето и, дабы доходы его неуклонно росли, назначил викарием Террачины и Беневенто. Педро Луис прекрасно устроился в жизни, он был не только одним из самых влиятельных в Риме мужей – что неудивительно, учитывая его родство с Папой, – но также одним из самых богатых.
Почести, выпавшие на долю Родриго, были столь же высоки. Он на год младше Педро Луиса, и потому уже в двадцать шесть лет стал кардиналом, а позже к этому прибавился и титул вице-канцлера Римской церкви. Так что у Лансолей не было повода сожалеть о том, что Папа усыновил их детей.
С самого начала было ясно, что Каликст мечтает видеть Родриго своим преемником, и с того самого дня, когда Родриго стал официально считаться его сыном, он и сам уверовал, что унаследует папский престол.
Но с тех пор много воды утекло, а папский престол был все так же далек от Родриго. Каликст был уже стариком, когда его избрали, и через три года скончался. Тогда и стало ясно, насколько мудр он был, что сразу же по восшествии на престол постарался обеспечить племянников высокими должностями: вопли протеста против испанского засилья начали раздаваться, еще когда он лежал на смертном одре, две могущественные семьи – Орсини и Колонна – кричали громче других, и Педро Луис вынужден был спасаться бегством. Вскоре он умер.
Родриго держался спокойно и Рим не покинул. И хотя город слал проклятья ему и его родне, он торжественно и достойно отправился в собор Святого Петра – и укрылся в нем под предлогом помолиться за умирающего дядюшку.
Родриго был человеком большого обаяния. Не то чтобы красавцем – черты его лица несколько грубоваты, но достоинство, с которым он держался, и неизменное присутствие духа, вкупе с прекрасными манерами, притягивали к нему всех, кто вступал с ним в личный контакт.
Потому, как ни странно, восставшая против него публика расступилась и беспрепятственно позволила ему пойти к собору. А он благосклонно улыбался и бормотал: «Благослови вас Господь, дети мои». И некоторые даже становились на колени и целовали ему руку или край одеяния.
Так были ли эти часы самыми значительными в его жизни? С тех пор он знал множество побед, но, пожалуй, именно тогда понял, какой властью над людьми он обладает, как может их очаровывать, и именно с тех пор старался справиться с теми, кто пытался выступать против него, с помощью своего обаяния.
Так что он молился за дядюшку и оставался у его постели и после того, как все остальные его покинули. И хотя великолепный дворец был полностью разграблен, Родриго сохранял спокойствие и невозмутимость: сразу после смерти Каликста должен быть созван конклав, и Родриго был готов отдать свой голос за Энеаса Сильвиуса Пикколомини, дабы он стал Папой Пием II.
За что Пий должен был испытывать благодарность к Родриго. Он ее и испытывал.
Вот таким образом Родриго преодолел первый серьезный кризис в своей жизни. Этот опыт убедил его, что он в любых обстоятельствах, в отличие от бедного Педро Луиса, сможет выстоять.
Родриго унаследовал состояние брата, горестно – но недолго, поскольку не в его натуре было предаваться длительным сожалениям, – его оплакал, и с удовольствием обнаружил, что влияние его осталось прежним, а надежды на папство – непоколебимыми.
Родриго отер лоб надушенным платком. Да, то были опасные времена, и он искренне надеялся, что они никогда не повторятся, однако он смотрел в прошлое без сожалений, и был доволен собою, поскольку сумел не только не дрогнуть перед опасностями, но и преодолеть их.
Пий действительно оказался хорошим другом, правда, порою Пий считал нужным кое в чем порицать Родриго. Он вспомнил письмо, которое Пий как-то ему направил: в том письме он упрекал Родриго в посещении некоего дома, где милые куртизанки услаждали гостей. Среди этих гостей был и молодой и красивый кардинал Родриго.
«Нам стало известно, – писал Пий, – что там происходили непристойные пляски и что не было отказа ни в каких любовных игрищах и что вы вели себя так, как могут вести себя только люди светские».
Родриго покачал головой и улыбнулся, припоминая благоухающие сады Джованни-де-Бичи, пляски, теплые надушенные тела женщин и их соблазнительные взгляды. Он не мог противиться этим женщинам, и они тоже не сопротивлялись.
Да и к упреку Пия тоже вряд ли стоило относиться всерьез: Пий понимал, что у такого мужчины, как Родриго, должны быть любовницы. Смысл письма Пия был в другом: пожалуйста, пожалуйста, кардинал, только не пляшите со срамными девками на публике, а то люди говорят всякое, и это подрывает авторитет святой церкви.
Как же беспечен он был в те славные деньки, как уверен в себе! Он твердо решил извлечь максимум выгоды и из церкви, и из мирской жизни. В церкви он делал карьеру, целью которой был папский трон, но от плотских желаний отказываться не собирался – он был человеком чувственным. В его жизни всегда будут женщины, но, по правде говоря, в этом он не отличается от большинства священнослужителей, которые не воспринимали обет безбрачия всерьез. Как сказал какой-то остроумец, если бы рожденные в Риме дети появлялись на свет в отцовских одеждах, на всех них были бы рясы или кардинальские мантии.
Все всё понимали, однако Родриго, пожалуй, наиболее откровенно предавался плотским утехам.
Но потом он встретил Ваноццу, поселил ее в прекрасном доме, где теперь жили и их дети. Нельзя сказать, чтобы он был верен Ваноцце – да этого от него никто и не ждал, но в течение многих лет она была его фавориткой, и он обожал прижитых от нее детей. И сейчас должен был родиться еще один.