Читаем без скачивания Атом - Стив Айлетт

Атом входит, обращая ионный заряд воздуха. Статистика вероятности поляризуется. Пытаясь заметить девушку, он перефокусируется, пока она не затумани-вается в поле зрения, словно поющий поток патоки. Даже на этих частотах она похожа на вульгарную рек-ламку без следа настоящего продукта. Атом шагает между столов, достигая сцены раньше, чем течение его пустоплаща.

— Извините, мэм… — Эй!

— … меня зовут Атом, мне надо задать вам пару вопросов, смею выразить уверенность, вы поймёте. Знаете пария, размахивающего именем Джо Анисовое Семя?

Что за чёрт, кто ты такой, говоришь? — Вблизи она похожа на призрак, её лицо словно напылено аэрографом, Вали с моем сцены.

— Вы связаны с кидалой Гарри Фиаско?

— Затусуй свои вопросы себе в очко!

— Прошу сообщать только факты, мэм. Аудитория начинает обращать внимание, ощущая

некую активность на сцене.

— Я не знаю никакого Анисового Семени и не видела Гарри несколько недель. Эй, Сэм, убери этого гондона со сцены!

Сэм, лаская крыльями бензопилу, кратко бычится бестелесным голосом.

Толпа косеет, когда Китти, поддерживаемая лишь светом рампы, обиженно шествует со сцены.

— Леди и джентльмены, — говорит Атом, — если только вы доставите мне радость. Я определил музыкальную ноту для каждой степени человеческой лжи. Вот мой перевод инаугурационной речи президента. — И он вытаскивает кларнет.

Доктор ДеВорониз сущий труп — за исключением рта, который окукливается и щерится, как у обезьяны. Неживой, как тело в брезентовом мешке, он стоит у настольной лампы ради классического эффекта подсвеченной маски.

— Полагаю, это полный успех, мистер Кэндимен, и он принёс мне огромную порцию удовольствия.

— Вполне допускаю, сэр, — говорит толстяк в отельном кресле. — Что теперь нужно — суметь вернуть орган. Нельзя допустить, чтобы его вывезли из города.

— Не самое сложное задание, в конце концов.

— Есть одна вещь, которую я усвоил, доктор, что простота — это чистая доска, которую в обязательном порядке забрасывают и поносят с галёрки. Пора отправляться назад, сэр, — не хочу, чтобы Туров там лез в разговоры и вмешивался в ситуацию.

Дверь с шумом распахивается и ошарашенный Туров вваливается внутрь.

— У меня кровь идёт носом, — рыдает он, потом видит ДеВорониза и замирает. — А он что здесь делает?

— Доктор ДеВорониз как раз собрался уходить, мистер Туров.

ДеВорониз низко кланяется. — Успехов, — хрустит он и выходит, не разгибаясь. Он движется со скоростью размножения столов. Проходя мимо Джоанны в дверях, он склоняется ещё ниже и исчезает.

— Чего тут бродит эта тварь? — спрашивает Туров, вздрагивая. — Он напоминает мне насекомое, что лишь снаружи кажется мёртвым.

— Неотразимая метафора, сэр, и более точная, чем вам кажется. ДеВорониз настолько умён, что едва может разгуливать без толкователя. В любом случае, мы скоро снимаемся в другой отель. Но как прошло ваше задание — этот Атом принял наше предложение?

С сузившимися зрачками Туров промокает лоб надушенным платком.

— Принял? Нашему предложению обрадовались, как летучей мыши на фабрике липучек. Офис Атома — чёртова комната ужасов. Джоанна утверждает, что его укусила собака, и я склонен ему поверить. Представляете, против нас выставили жёсткое шутовство. Мы стремительно скрылись — моя честь задета, вы же понимаете. Этот слабоумный идиот думает, что выходить из машины на ходу и бежать, в то время как она продолжает двигаться — мудрое решение.

Кэндимен испускает жирный смешок.

— Есть идея. Чтобы воздержаться от исполнения, надо дать жизни покинуть тебя, а, Джоанна? Закрой дверь и расслабься.

— И он ушёл каким-то переулком, — продолжает Туров, — а мне пришлось охотиться за ним, как отцу за убежавшим ребёнком. — Он падает в кресло, а Джоанна закрывает дверь. — Я почти уже решил плюнуть на него, но я… не умею водить.

Кэндимен смотрит на карманные часы, еле слышно хихикает и перекладывает их в куртку.

— Ну и ладно. Не успех, конечно. Но красноречие, как медовые соты, жуют ради удовольствия, а не во имя учёбы. От деталей меня избавьте.

— Детали? — повторяет Туров, вытягиваясь вперёд, локти упираются в колени. Похоже, ему приходится претерпеть некую внутреннюю борьбу. Наконец он за-рывается лицом в платок и качает головой.

— Джоанна, тогда присядь, мой мальчик. И расскажи мне о своём впечатлении об этом Атоме.

Джоанна топочет вперёд и усаживает свои огромные телеса на крошечную деревянную табуретку. Его лицо раскрывается, как просвет в грозовом облаке.

— Умник, — рокочет он.

ДНЕВНИК АТОМА

Опишу своё восприятие. Скелет с иглой и нитками. Он живёт в доме, наполненном якорями и огнемётным оборудованием. Снаружи — нитяной буран. Власти — как скорпион в исполинском грузовике. Изнурённые граждане обвисают, как боксёры в клинче. Цельная оболочка Бога отвергнута на краю вселенной. Не хватает только ворона с планом по ту сторону жёстких глаз.

3 — Мы были вежливы

— Эти слова отравляют мне жизнь.

Эдди Термидор любит представлять сеть группировки как монстра Франкенштейна, более чувствительного, чем его создатель. Это правда, но правда неполная. Рождённый со стеклянным глазом, он стал таким водителем, который очевиден всем, едущим навстречу. Теперь, когда у него сногсшибательная команда шофёров, эта манера перекочевала на деловые отношения. Никто не сделал так много, чтобы избежать использования огнемётов в закрытых помещениях.

Он сидит за тяжёлым мраморным столом в каменном замке. Крепость группировки Термидора — не квартирка с картонными стенами, как центр города Бетти; она построена на заказ, внешние стены такие толстые, что занимают больше площади, нежели собственно жилые помещения. Промышленную готику разбавляет Брен-Шуй, искусство обмениваться негативной энергией с окружающей средой посредством размещения огнестрельного оружия в правильных местах по всему дому.

Он ставит на место приёмник, ломкий удар отдаётся эхом.

— Сэмми Тренсем у тумблера, — говорит он. — Сообщает, кто-то якобы устроил хаос в Креозоте.

Нада Нек и Шив сидят у стены на низком диване. Три складки появляются у Нады Нека на лбу — по одной на каждый нервный импульс. — Это ведь Тренсем по жизни всем вокруг продаёт обособление в форме кодеина? Может, он, наконец, влип на этой почве?

— Так, что его мозги скачут, как камбала? Я столкну его с такой высокой крыши, что он умрёт от скуки раньше, чем ударится о тротуар.

Шив исследует набор храповых ножей, отдыхающих у него на коленях. — Я им займусь. Помочу одну из этих тонюсенек.

— Шив, Шив, Шив. Я тронут. Слышал, Нек? Вдохновенный художник. Суматошное мельтешение ножа — и твои кишки разматываются по ковру. Может, даже солит лезвие перед ударом. Но пока придержи коней, Шив, ладно? Там была Китти — я хочу, чтобы она была тут, готовая целовать паркет.

— А, она внизу, босс, она здесь, — говорит Нада Нек.

— Чего? На кой мне в жизни сдалась Китти Стиклер?

— Вы говорили, вы хотите, чтобы она была здесь.

— По моему приказу, а не забежать на огонёк, будто у нас тут деревенская кафешка, где можно потрепаться о цветах и кроликах, ага?

— Извините, босс, вы меня раздавили.

— Шив думает, — шепчет Шив, не глядя по сторонам, — что Нек только притворяется тупым.

Китти начинает стучать каблучком, и все замечают, что она в комнате.

— Китти, какой дьявольский план привёл тебя в наше скромное жилище?

— Целовать паркет, да? — Она идёт к столу, выхватывает амортизатор из пачки и прикуривает. — «Эти слова отравляют мне жизнь». Вы в курсе, что я сегодня едва не погибла?

— Какая-то неприятность у тебя?

— О ха-ха, думаешь, прикольно торчать там, разглагольствовать со сцены перед кучей хамья?

— Естественно, именно об этом мы тут и размышляем — доставляет ли тебе этот процесс удовольствие? Будет ли так же радостно тем из нас, кто шевелит ко-нечностями.

Китти шествует к тяжёлому столу, хватается за его углы и пристально смотрит поверх него в единственный живой глаз Термидора.

— Ты быстро растёшь в моих глазах, Эдди, прямо как когда открыли, что бронтозавр может сидеть на жопе.

Термидор выставляет вперёд челюсть, как лоток в кассовом аппарате.

— Отлично, ты даёшь мне истинные факты в стиле «было-дело-я-обо-всём-этом-читала». А то у таких людей, как я, не на всё хватает места в жизни.

— Ладно, ладно. — Она садится напротив с сигаретой в руках. — Парень вошёл за здорово живёшь, поднялся на сцену и набросился на меня с угрозами и т. д. Потом в ход пошли словесные оскорбления, игра на флейте, огонь упрёков, горемнеи. Повсюду пули — у меня царапина на макияже, видите?

— Ничего не вижу.

— Зато больно.