Читаем без скачивания Чосер и чертог славы - Филиппа Морган

Заночевали они на постоялом дворе в мрачном местечке неподалеку от Чатема.[8] А с утра лета словно и не бывало. С реки дул ледяной ветер, нагоняя серые тучи, стало темно, будто вечером. За постой взяли недорого.

Они мало общались между собой, и все-таки Чосер узнал кое-что еще о своих компаньонах. Алан Одли оказался сыном дальнего родича покойной жены Джона Гонта, Бланки,[9] а Нед Кэтон, по всей видимости, был плодом беззаконной страсти, а оба его родителя уже умерли (тут Чосер припомнил придворные сплетни об Анне Кэтон, белокурой красавице). Поверхностные наблюдения не выявили ничего необычного в его спутниках.

Так продолжалось до следующей ночной стоянки, где спутники Джеффри угодили в историю из тех, какие нередко случаются с юнцами их лет.

Дороги были неплохие, и они уже ко второму вечеру добрались до Кентербери.[10] Чосер решил остановиться в гостинице на краю города, а не в одном из куда более приличных на вид заведений неподалеку от кафедрального собора, так как не хотел оказаться в скоплении паломников, чтобы не давать повода своим излишне болтливым компаньонам распускать языки среди доброй шатии-братии, как уже было однажды. В общем, Джеффри остановил свой выбор на гостинице «Феникс». Она представляла собой обветшалое строение, словно провисшее между соседними зданиями, и напоминала ослабевшего пьяницу, которого с обеих сторон подпирали более выносливые собутыльники. Алан Одли и Нед Кэтон сморщили носы, увидев, в каких условиях им придется ночевать. Свернув с улицы, Чосер осмотрелся. Его преследовало гнетущее ощущение без всяких видимых причин. На улице попадались то пара пеших, то верховых. Никто, казалось, не обращает на них никакого внимания.

Владельцем гостиницы назвался Сэмпсон, лысый, с мягкими вкрадчивыми манерами. У него был огромный живот — или, следовало бы сказать, он сам казался частью своего живота — который, казалось, влек хозяина вперед подобно надутым корабельным парусам. Они обговорили условия (одна комната, но само собой разумеется, с двумя кроватями), обменялись вежливыми улыбками и завершили дело, к общему удовлетворению. Джеффри уже надеялся, что Сэмпсон наконец оставит их в покое, но тот все медлил, ходил вокруг да около и все-таки не удержался:

— Могу ли я спросить, с какой целью вы к нам пожаловали? Хотите поклониться гробнице святого Фомы?[11]

— Именно так.

— Тогда лучше вам встать пораньше, чтобы попасть к святому Фоме.

— Мы с друзьями собираемся отправиться рано утром.

— Пока там не собралась толпа, да. И вы, конечно, захотите сделать пожертвование у гробницы, сэр? Может быть, вы направляетесь куда-то еще, куда-нибудь в дальние страны? Тогда я буду молить святого Фому благословить вас до отъезда.

Если хозяин гостиницы решил, что они собираются посетить могилу святого, то пусть так и думает. Тем не менее их седельные сумки были слишком велики и тяжелы для короткого путешествия из Лондона до Кентербери и обратно. При хорошей погоде Кентербери служил последней ночевкой на Дуврской дороге. Хозяин не мог не обратить внимания на размер сумок, когда отводил лошадей в конюшню. Всякий хозяин гостиницы любопытен, имеет наметанный глаз и не упустит подобных деталей. Однако любопытству этого толстяка не суждено было получить удовлетворение.

— Возможно, мы отправимся и дальше, — ответил Джеффри Чосер. — Но послушайте, господин Сэмпсон, будет лучше, если мы займемся своим делом, а вы своим.

— Конечно, сэр.

У лысого Сэмпсона имелась жена, еще более объемистая. Была и дочь — по размерам, надо полагать, не уступавшая отцу и матери.

— Вы видели ее, господин Чосер? — поинтересовался тем же вечером Алан Одли. — Я имею в виду дочку нашего хозяина, как его бишь… Симпсона?

— Его зовут Сэмпсон. Нет, я ее не видел, — ответил Джеффри.

— Зато я видел на заднем дворе этой норы, что слывет за гостиницу.

— Что вы там делали, мой друг? — встрял Нед Кэтон.

— Да так, зашел из любопытства.

— О-го-го!

Трое спутников сидели в общем зале напротив камина, в котором слабо дотлевали угольки. Только что отужинав, они допивали вино. Казалось, других постояльцев в гостинице нет. Вино и еду, тушеную баранину, им подала жена Сэмпсона. Сорт вина определить было сложно — красное, но предположительно из Бордо. Жена хозяина показалась заботливой женщиной, перенявшей от мужа несколько заискивающую манеру. Ставя на стол котелок и миски, она склонилась до самых плеч сидящих мужчин.

— Она мне подала глазами недвусмысленный знак.

— Вот эта? — отозвался Нед и показал пальцем на удаляющуюся домовладелицу.

— Не она, ее дочь.

— Они всем подмигивают, — прокомментировал Нед.

— Она в самом деле подала знак, поверь.

— Она красавица?

— С какой стороны посмотреть.

— И с какой же стороны ты на нее смотрел, Алан?

— А ты как думаешь? Груди как у свиноматки, — ответил Алан. В это время он сложил ладонь в виде чашки и плеснул туда немного вина. — Я сказал ей, что они похожи на плоды граната.

— И что она?

— Ничего, мы сладили без долгих объяснений. Она по большей части хихикала. Ее зовут Элисон.

— Плоды граната. Пора произвести тебя в поэты, Алан. А, господин Чосер?

— Пара гранатовых плодов еще не делает поэтом, — отозвался Джеффри.

— Так же как и Элисон не станет героиней наших похождений, — заключил Нед. — Имя нужно изменить. Оно чересчур простовато для романтической истории. Нельзя ли ее сделать Эмилией?

Джеффри осушил чашу и прополоскал вином рот. Он хрюкал и гримасничал в надежде отвлечь их от обсуждения девушки. Только романтических историй им не хватало.

— Что, нехорошее вино, господин Чосер?

— В нем есть что-то, что напомнило мне Испанию, — сказал Джеффри, хотя он понял это уже с первого глотка.

— Но мы велели подать французское.

— С бордоским вином случаются забавные вещи, — произнес Джеффри. — Не раз было замечено, что если подержать его какое-то время, к примеру, рядом с вином из Кадиса, то содержимое испанской бочки чудесным образом перейдет к своему более дорогому соседу.

— В таком случае этот, как его, Симпсон, нас обставил, — объявил Алан. — Мы заказывали красное бордоское.

— Я улажу это дело завтра, когда буду расплачиваться с Сэмпсоном.

— Почему бы не разобраться с ним прямо сейчас, раз он подсунул своим лучшим постояльцам дрянное вино, — предложил Нед.

— Разберемся с ним сами, — решил его товарищ, — пусть он прочувствует, что значит обманывать слуг короля, выполняющих его поручение. Ответим тем же. Имеем право.

— После того как вы с ним выясните отношения, нам придется подыскивать другое место для ночлега, — произнес Джеффри. — Нет, завтра.

— Вы же сын виноторговца, не так ли, господин Чосер? — ядовито заметил Алан. — У вас, должно быть, природный нюх на вино?

— Не знаю, как насчет нюха на вино, но на неприятности он точно есть — нос у меня, думаю, от матери, — по крайней, мере я унаследовал ее способность предчувствовать неприятности, — ответил Чосер. — Зачем говорить о королевском поручении. Я ничего не слышал ни о каких поручениях комиссии. Цель нашего путешествия иная.

— Какая же?

Своеволие и безразличие молодых людей вызвало у Чосера мимолетное раздражение. Он даже посетовал про себя, что не может утром продолжить путешествие без них. Но, обуздав чувства, спокойным голосом, терпеливо, будто детям, он стал объяснять:

— Я везу письмо от Николаса Бембера, который уполномочил меня провести переговоры с некоторыми винными поставщиками из провинции Бордо. Бембер старый друг нашей семьи, он жил когда-то по соседству с моим отцом в Винтри-Ворд. Он оказал мне любезность, поручив это дело.

— Стало быть, вы и правда подлинный знаток виноградной лозы, — восхитился Алан.

— Еще ни одна поэма не вышла из-под пера пьющего воду, — парировал Чосер. — Первым это сказал римский поэт Гораций, но с ним согласятся множество стихотворцев.

— Вы тоже поэт? — полюбопытствовал Нед.

— Высокое звание поэта оставим за великими итальянцами, — ответил Чосер. — С меня довольно именоваться сочинителем.

Последние слова, похоже, заставили их умолкнуть, а может, они устали или просто потеряли к этой теме интерес. Джеффри почувствовал себя вымотанным. Он едва не заснул, пока поднимался наверх, где находились комнаты постояльцев. Должно быть, помогло вино, не важно, дорогое ли бордоское или подешевле из Кадиса. Алан Одли и Нед Кэтон легли на одну кровать, а Джеффри на другую, в нескольких футах от них. Комнат на верхнем этаже имелось не больше дюжины, все двери выходили в коридор, куда снизу из зала, где они ужинали, вела незатейливая лестница. Огня не зажигали, но сквозь дырявые ставни тянула свои серебристые пальцы луна.