Читаем без скачивания День гнева - Мэри Стюарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мужчины глупы, кто бы что ни говорил, — негромко произнесла она. — Они никогда не увидят того, что живет прямо у них под носом. Ты ж, моя косточка, вырастешь не таков, об этом твоя кровь позаботится. Вот уже сейчас ты словно смотришь в самую суть вещей, а ты совсем еще дитя… — Она коротко рассмеялась ему в волосы, и мальчик улыбнулся, какой странный вышел у нее звук.
— Бастард короля Лота, как же! Это люди так говорят, да оно и к лучшему. Но если б они видели то, что я вижу, знали б то, о чем я догадалась столько месяцев назад…
Покачиваясь, она крепче прижала ребенка к груди, успокаивая саму себя. Мыслями она ушла в прошлое, когда летней ночью два года назад Бруд, получивший дар золотом в награду за молчанье, вышел в море, но не туда, где ловил обычно, а дальше на запад, в бурные морские воды. Четыре ночи кряду он ждал за мысом, жалея потерянный улов, но королевины обещанья и золото заставляли его хранить клятву и держать рот на замке. А на пятую ночь, тихую белую ночь оркнейского лета, в узкий пролив тайно вошел корабль из Дунпельдира и стал на якорь во фьорде. С борта корабля спустили шлюпку, и та почти беззвучно понеслась по воде, повинуясь мощным гребкам сидевших на веслах солдат королевы. Бруд отозвался на их тихий оклик, и уже вскоре две лодки стали борт о борт. Узел передали с рук на руки. Шлюпка отчалила и растворилась в полумраке. А Бруд развернул свою лодку к берегу и изо всех сил погреб в Тюленью бухту, где Сула ждала его у пустой колыбели, держа на коленях пеленку, которую соткала для своего мертвого сына.
“Бастард”, — сказали им. Ничего больше. Королевский бастард. И потому угроза для кого-то где-то. Но однажды может быть полезен. А потому молчите и вскормите его, и, возможно, настанет день, который принесет вам большую награду…
Награда давным-давно перестала занимать Сулу. Она жила с единственной наградой, в которой нуждалась, — с самим ребенком. Но она также жила в постоянном страхе, что однажды, когда где-то далеко то или иное лицо королевской крови сочтет это для себя выгодным, мальчика у нее заберут.
Сама она давно уже сообразила, что это за “лица королевской крови”, хотя у нее хватало ума не заговаривать об этом ни с кем, даже с собственным мужем. Король Лот тут ни при чем, в этом она была уверена. Она видела остальных его сыновей от королевы: у мальчиков были золотисто-рыжие волосы Моргаузы и, как отец, они были кровь с молоком и крепкого сложенья. Ничего из этого не проявлялось в ее приемном сыне. Темные глаза и волосы, пожалуй, могли принадлежать Лоту, но разрез этих глаз, линия бровей и скул были совсем иными. И что-то в складке губ, в ручонках, в хрупкости кости и чистой, теплого тона коже, в неуловимой манере двигаться и смотреть говорило неусыпному взору Сулы о том, что перед ней дитя королевы, но не сын короля Лотиана.
А если поверить в это, то и многое другое становится яснее: это ведь люди королевы поспешили вывезти младенца из Дунпельдира до того, как вернулся с войны король Лот; последовавшее затем избиение всех новорожденных младенцев в городе ради того, чтоб отыскать и уничтожить одно-единственное дитя, резня, которую король Лот и его королева приписывали королю Артуру и его советнику Мерлину, но на деле (так передавали из уст в уста опасливым шепотом) учиненная по приказу самого короля Лота; и регулярные посылки деньгами и вещами или снедью, что приходили из дворца, где за годы жизни ребенка король и не бывал. Выходит, их посылала королева. И даже теперь, когда король Лот уже мертв, королева все равно продолжала платить, и ребенок по-прежнему пребывал в безопасности. Других доказательств Суле и не требовалось. Королева Моргауза, дама, отнюдь не славящаяся мягкосердечием, едва ли стала вскармливать бастарда своего супруга, более того — бастарда, на год старше собственного законнорожденного первенца и потому имеющего, пусть спорное, преимущественное право на престол и королевство.
Выходит, незаконнорожденный сын королевы. Но от кого же? И здесь, на взгляд Сулы, не оставалось сомнений. Она в глаза не видела сводного брата королевы Моргаузы, Артура, Верховного короля всей Британии, но, как и все в округе, слышала немало рассказов об этом сотворившем настоящие чудеса молодом человеке. И первая из этих повестей была о великой битве при Лугуваллиуме, где совсем еще юный Артур внезапно появился подле короля Утера и повел его войска к победе. А после — говорилось дальше в легенде, рассказываемой с гордостью и немалой долей снисхожденья, — он, еще не зная истины о своем происхождении, возлег с Моргаузой, которая была незаконнорожденной дочерью Утера, а ему самому приходилась сводной сестрой.
Время совпадало. Возраст ребенка, и внешность его, и манеры — все совпадало. Нетрудно тогда объяснить и слухи об избиении младенцев в Дунпельдире, не важно, произошло оно по приказу Лота или Мерлина, и даже — ибо таковые обычаи сильных мира сего — оправдать его.
А теперь Лот мертв, Мерлин тоже. Артура заботят иные, более великие дела, да к тому же — если правдивы все байки, что достигают таверны, — к сему времени бастардов у него уже не одна дюжина, и потому, вероятно, он уже выбросил из головы ту роковую ночь или просто позабыл о ней за повседневными заботами королевства. Что до Моргаузы, она не станет убивать собственного сына. Ни за что. Но если король Лот и чародей Мерлин мертвы, а Артур далеко, зачем ей оставлять его здесь? Разве не отпала нужда тайно держать его в этой одинокой заброшенной бухте?
Сула покрепче прижала к себе дитя: страх холодным тяжелым камнем лежал у нее на сердце.
— Сохрани его, богиня. Заставь Ее забыть о нем. Сделай так, чтоб он остался здесь. Хорошенький мой, мой Мордред, мой мальчик из моря.
Дитя, встревожившись от внезапного движенья, крепче обхватило ее руками и пробормотало что-то ей в плечо. Звук вышел почти неслышный, заглушенный складками одежды, но она затаила дыханье и умолкла, раскачиваясь и глядя поверх головы ребенка на стену хижины.
Несколько минут спустя знакомые звуки и скрипы привычной комнаты и протяжный шорох моря за стенами как будто успокоили ее. Дитя у нее на руках задремало. Сула запела ласковую колыбельную, чтоб его сон был крепче:
Из моря ты вышел,
О, ясный мой принц,
Мой Мордред!
От феи бежал ты,
От феи долговолосой,
Что на волнах пляшет.
Пришел от сестры той феи,
Морской Царицы,
Что пожирает плоть моряков утонувших,
Что корабли топит в бездонной глуби!
На землю пришел ты,
И принцем земным станешь,