Читаем без скачивания Благие намерения - Ингмар Бергман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хенрик. Pax tecum[3].
После ухода Юстуса Хенрик с минуту стоит голый, залитый солнечным светом, пытаясь дышать ровно, потом произносит совсем тихо: «Боже, ты ведь поможешь мне? Если сегодня я потерплю неудачу, это будет катастрофа. Может же старик Сюнделиус немножко прихворнуть и прислать вместо себя доброго Доцента, такое уже случалось».
Но именно в это утро ужасный профессор Сюнделиус не чувствует ни малейшего недомогания, скорее наоборот. Без десяти восемь три кандидата застыли в ожидании в просторной прихожей. Дело в том, что профессор женился на деньгах и живет в роскошной двенадцатикомнатной квартире на площади Ваксалаторе. Дверь в столовую распахнута, две служанки в синем и белом убирают со стола после завтрака. Вот мелькнула профессорша, статная, но хромоногая. На ходу она подносит к глазам лорнет и бросает быстрый взгляд на бледные лица трех студентов. Они встают и почтительно кланяются, при этом заискивающе улыбаясь — как будто это может помочь. Часы в зале глухо бьют восемь: «не слушай погребальный звон — в рай или ад тебя проводит он»[4], думает Хенрик, цитируя тем самым «Макбета», акт второй, сцена первая. Секретарь профессора (у него действительно есть секретарь, значит, он очень богат, ему прочат пост министра в следующем правительстве), секретарь, стало быть, весьма пыльный человечек с водянистыми глазами, страдающий псориазом, тайком наслаждается тем ужасом, который он наводит, смиренным голосом приглашая юношей в профессорский кабинет.
Профессор Сюнделиус — величественный господин лет пятидесяти, у него открытое лицо с красноватой кожей, густые волосы с проседью и борода. На нем ладный сюртук, подчеркивающий его стройную фигуру. Быстрыми шагами он пересекает восточный ковер, улыбаясь, протягивает мускулистую руку и сердечно здоровается с «преступниками».
Кабинет просторен, но темноват. Тяжелые гардины не впускают внутрь сверкающий весенний день. Здесь царят запах книг и тишина. Могучий словно крепость письменный стол. Кожаная мебель. В центре комнаты три стула из темного мореного дерева с плетеными сиденьями и прямыми спинками, блестящая арматура, темные картины в золоченых рамах со слабо мерцающими женскими телами.
Профессор усаживается за стол и предлагает всем троим занять места на выдвинутых в центр стульях. Из серебряной шкатулки он выбирает сигару (первая сигара после завтрака), тщательно обрезает кончик и закуривает.
Профессор Сюнделиус. Ничто не сравнится с сигарой после завтрака. По секрету могу сказать — это настоящая кубинская сигара. Посмотрите, как благородно она горит. Посмотрите, как тонкие волокна табачных листьев всасывают в себя огонь и с какой мягкостью они превращаются в пепел.
Профессор и экзаменующиеся несколько секунд размышляют о прелести курения сигар, после чего Сюнделиус наклоняется вперед и молча протягивает свою большую ладонь. Студенты тотчас соображают, что им следует отдать свои зачетки. Профессор кладет их в ряд на сукно стола.
Профессор Сюнделиус. Кто из вас, господа, хочет начать? Кто примет на себя первый удар? Как вам наверняка известно, меня считают требовательным. Это не придирчивость, а продуманная точка зрения, наградившая меня за долгие годы множеством отнюдь не лестных эпитетов. Ну да ладно, сейчас речь не о том. У нас слишком много ленивых, глупых, необразованных богословов. Предъявляя разумные требования, я помогаю вам улучшить вашу репутацию и повысить статус. Нередко говорят: священник — это духовник, что за радость его пастве, если он будет что-то знать о Бонифации Седьмом и о его проделках? Рассуждение привлекательное, но ошибочное. Для того, чтобы хорошо овладеть церковной историей, необходимы прилежание, интерес, кругозор, отличная память и самодисциплина. Качества, полезные для священнослужителя. Я ставлю сеть, дабы в ней застряли идиоты, лентяи и болтуны. Логично, не правда ли, господа?
Три бледные улыбки и разрозненные глухие слова согласия. После чего наступает тишина. И тут Бальтсар, третий из троих, прокашливается. О нем сказать особо нечего. Он один из тех, что обедает в «Холодной Мэрте», отличается худобой, болезненной желтоватой кожей, тусклыми глазами навыкате и дурным запахом изо рта. Бальтсар не жилец на этом свете. Через несколько лет после описываемого дня он засунул себе в рот динамитный патрон и взорвался среди знаменитых в городе только что распустившихся королевских лилий. Хоронить было почти нечего.
Профессор Сюнделиус (весело). Прекрасно, прекрасно, господин Бейер. Поговорим о схоластике, тема обширная и полезная, и начнем с так называемой ранней схоластики, первейшими представителями которой были?..
Бальтсар. Иоанн Скот Эриугена и Ансельм Кентерберийский. Раннее Средневековье. Девятый век.
Профессор Сюнделиус. Приблизительно. И что было характерно для этих двух господ?
Бальтсар. Иоанн Эриугена утверждал, что истинная религия и истинная философия идентичны. Ансельм Кентерберийский заявлял, что общие понятия, то есть идеи, суть реальности, а не только слова. Credo ut intelligam[5].
Профессор Сюнделиус. …nihil credendum nisi intellectum[6].
Бальтсар. Это сказал не Ансельм, а его в известной степени оппонент, Абеляр. Для него главную роль играл разум. Он хотел ограничить веру в авторитеты, считая ее опасной. Это привело к тому, что у него появились могущественные враги.
Профессор Сюнделиус. Мы скоро вернемся к высокой схоластике и Фоме Аквинскому. Господин Бергман, ваша тема — «Апостолика». Назовите, пожалуйста, апостольских отцов. Какие писатели считаются прямыми учениками апостолов?
Хенрик. Варнава.
Профессор Сюнделиус. Правильно. Но есть и еще несколько весьма важных фигур?
Хенрик. Климент Римский. (Пауза.) Поликарп.
Профессор Сюнделиус. Еще трое, господин Бергман.
Хенрик. Не знаю.
Профессор Сюнделиус. Что имеется в виду под апостольской общиной?
Хенрик. Общины, которые апостолы сами основали в Риме, Эфесе и Коринфе.
Профессор Сюнделиус. Где еще?
Хенрик. Эфесе.
Профессор Сюнделиус. Эфес вы уже называли.
Хенрик. Александрии.
Профессор Сюнделиус. Нет, в Антиохии. Иерусалиме.
Хенрик. Ну да. Разумеется.
Профессор Сюнделиус. Что такое апостольский символ?
Хенрик. Что-то связанное с вероисповеданием. Больше я ничего не знаю.
Хенрик разглядывает собственные ногти. Катастрофа — свершившийся факт. Бальтсар и Юстус затаили дыхание. Профессор Сюнделиус молчит. В узенькой полоске солнечного света между тяжелыми гардинами жужжит сонная весенняя муха.
Почти минута исчезает в вечности. Профессор внимательно смотрит на кандидата Бергмана. Потом поворачивается к столу, листает зачетку и возвращает ее Хенрику.
Профессор Сюнделиус. Прогуляйтесь-ка по Ботаническому саду. Там есть над чем поразмышлять в это время года. Либо ты веришь во всемудрейшего Бога, либо нет. До свидания, господин Бергман, и добро пожаловать ко мне в конце ноября. Я бы только, пожалуй, добавил, что мое вступительное слово вас не касается. Я думаю, вы станете хорошим священником, независимо от символа или апостольских отцов.
Профессор кивает, давая тем самым понять, что Хенрику следует удалиться. Нельзя утверждать, что Ужасный улыбается, но он разглядывает Хенрика Бергмана со своего рода любопытством. Потом все кончилось. Вон из кабинета, через столовую, где сейчас на коленях натирают полы, в прихожую — снять с полки студенческую фуражку. Вниз по гулкой мраморной лестнице. С грохотом захлопываются массивные входные двери. По улице марширует оркестр, изо всех сил дуя в трубы, слепящее солнце, люди останавливаются, таращатся или идут следом, пританцовывая в такт. Долговязый молодой человек с непокрытой головой, темными редкими волосами, черными глазами и ухоженными усами преграждает Хенрику путь, коснувшись его руки своей тростью.
Эрнст. Привет, Бергман, надеюсь, ты не забыл про вечернюю репетицию хора. Хюго Альвен придет. А потом будет Zwyck.
Он кивает и исчезает.
Теперь поговорим о Фриде Страндберг, вот уже два года невесте Хенрика. Вообще-то, их помолвка держится в великой тайне, о ней знают лишь ближайшие друзья, ни матери, ни теткам из Эльфвика об этом ничего не известно. Как и родным девушки в Онгерманланде. Но помолвка тем не менее вполне реальная — с кольцами, священными обетами, свечами и нежными поцелуями.