Читаем без скачивания Кастинг. Маргарита и Мастер - Владимир Буров

– Даже магия не достучится, – почему и сказано в Библии:

– Бросьте ее – бесполезно, ибо вы уже не можете окаменеть, как древние индейцы Майя, чтобы пройти в Тайный Храм Древних Мистерий.

– Именно окаменеть?

– Да, а вы не знали, что Каменный Гость приходит к Пушкину не для того, чтобы утащить его в бездну иллюзий, а наоборот, как и Петра – первого помощника Иисуса Христа, Он заставляет встать перед Собой, как – не как лист по стойке смирно перед травой, а именно:

– Окаменеть, – чтобы вынести без полного понимания Отречение от Него, от Иисуса во дворе первосвященника. И этим принять удар, направленный в Него – на себя.

Глава 43

На дворе Каифы:

– Ну, чего там у тебя, давай, – сказал первосвященник, не подходя близко.

Я не люблю фатального исхода, от жизни никогда не устаю.Я не люблю любое время года, когда веселых песен не пою.Я не люблю холодного цинизма, в восторженность не верю, и еще —Когда чужой мои читает письма, заглядывая мне через плечо.

И… и прежде, чем Он успел испугаться, первосвященник ударил Его по лицу. Но в следующую секунду пришлось испугаться:

– Вверху была Вавилонская Башня, – и свет в виде зигзага уже направился вниз прямо на него. Он прочитал:

– NN, – двойной зигзаг молнии. – Зафиксированный в России Александром Пушкиным.

И Петр принял этот сигнал страха перед Прошлым, когда уже готов был сказать толпе, что:

– Был с Иисусом и пойдет за Ним навсегда, – в ответ на вопрос:

– А ты, кажется, тоже не веришь в бога отцов наших?

Ответил, прокашлявшись:

– Нет, я не знаю этого Человека.

Не верю, что Он говорил Правду, – и тут же молния с вавилонской башни переориентировалась, как будто получила другое шифрованное задание, и:

– Ударила в ноги, – Петр упал на колени.

Ибо Шифр этот имел простое задание:

– Бить в неверующего.

И второй раз ударил первосвященник Иисуса по лицу, и опять молния NN пошла, как на магнит, на испуг от отсутствия веры:

– От создания мира.

Петр успел сказать:

– Я не верю, что Этот Человек говорил правду.

И молния ударила ему в сердце, которое тут же окаменело.

Третий раз первосвященник ударил Христа по лицу – молния отделилась от Вавилонской Башни и направилась на страх Иисуса Христа, который опять принял на себя Петр, и упал головой в землю.

– Я никогда не видел Этого Человека, – сказал Петр, и молния поняла правильно, согласно заданию, зашифрованному в ней:

– Ударила в голову того, кто отрекся от веры. – Но не смогла повредить ее, так как Каменное Сердце уже защищало Петра от:

– Сил этого мира. – Хотя:

– Хотя он уже был мертв, как мертва была Графиня в спальне у Пушкина, выдавшая под ударами молний Рыцаря Золотого Камня, каким был Германн, эту страшную тайну Потустороннего Мира:

– Тройка – Семерка – Дама!

Дама, означающая в Системе Тарот цифру двенадцать. И сумма цифр всех трех ударов стала не 21 – как могло произойти, а:

– 22 – Номер последней главы Откровения Иоанна Богослова.

И, следовательно, не Жизнь, а:

– Смерть.

Германн, как рыцарь Розенкрейцер, выбрал смерть. Но.

Но не по своей воле, а обдернулся. Обдернулся, потому что к этому времени был не один, а связан с Иисусом Христом вечными узами.

Как и другие Апостолы.

Посредством страха Иисус передал Петру и силу братства верующих в Него. В силу через смерть.

Я не люблю, когда я трушу, я не люблю, когда невинных бьют.Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более, когда в нее плюют.Я не люблю арены и манежи, на них мильон меняют по рублю, —Пусть впереди большие перемены, я это никогда не полюблю.Пусть впереди большие перемены, я это никогда не полюблю.

– Какие перемены планируются? – двое стражников культуры преградили путь парочке, состоящей из Редисон Славянской и Похороните Меня за Плинтусом.

– Иностранные корреспонденты? – сразу понял-решил Плин, – мы не уполномочены распространяться чужими тайнами.

– Ничего, ничего, – похлопала их по плечам Реди, – я скажу, мне можно.

– Почему? – спросил один из них, Ваня.

– И знаете почему? Я не буду рассказывать чужих тайн.

– Почему? – тоже спросил второй иностранный, кажется, корреспондент – Дима.

И она ответила:

– У меня своих тайн хватает.

Зачем мне чужие.

– Это как в песне? – спросил Ваня.

– В какой, простите?

– В песне про солнце: – Даже солнце нам не надо, если восходит оно на западе.

– Есть такая песня? – спросила Редисон, и видя, что парень вынул из большой походной сумки, которую раньше она не заметила, Грюндик, и что самое главное:

– Кажется, не местного производства.

– Щас сыграю, – сказал он, и нажал мягко спружинившую кнопку.

И сыграл, но немного ошибся к еще непривычной перемотке ленты, и запел:

Гёл(Леннонмккартнеи)Из зэре энибади гоинг ту листен ту май сториОлл эбаут зэ гёл ху кэйм ту стэй?Ши'с зэ кинд оф гёл ю вонт со мачИт мэкес ю сорриСтилл, ю дон'т регрет э сингле дэйЭх гёлГёл

И ребята так заслушались, что Плинтус попросил ребят:

– Пойти с нами.

– Зачем? – удивился Ваня.

– Нас там арестуют, – поддержал его Дима.

– Это совсем не обязательно, – сказал Пли, и показал на Реди: – Вот она тоже из Америки, а посмотрите на нее:

– Спокойно разгуливает по Москве, как у себя в Голливуде, и даже прямо призналась:

– Голливуда мне мало, хочу прописаться и здесь в Союзе – правда пока что – Писателей.

Они ее осмотрели с головы до ног, и:

– Поверили.

– Ладно, – сказал Ваня, – кто не ходил в тыл з-э врага, тот не может стать корреспондентом РС. Пойдем и умрем, так сказать:

– С микрофоном в руке, и песней Гёл на губах.

– В том смысле, что на губах этого Хрю, – и Дима похлопал Ванин приемник-магнитофон Грюндик по ушам. А почему еще? Не в гланды же ему заглядывать.

Они двинулись к двери Елисеевского, куда – мы видели – зашла наша похоронная процессия.

– Почему похоронная? – Потому что перед входом еще не молодой Войнич произнес вступительную речь:

– Но не минут на сорок, как, – он кивнул на СНС, – а на сорок пять!

– Так я и думал, – сказал Сори, – что подберете для своей атаки самый неподходящий момент, – и предложил Пелев скинутся на:

– Краски художнику не только слова – что значит, выразителя общего мнения, но и своего личного, так как – простите – но это не Малевич.

– И не Шагал, – добавил Пели, и после того, как они скинулись ему на краски, обошелся сокращенным вариантом:

– Похороним эту лавочку самомнения под обломками их самолюбия. – И все начали, так сказать:

– С самого начала, – а именно:

– Полезли в дверь шикарного гастронома, как будто это был ГУМ, в котором только что проснувшиеся вчерашние еще постояльцы в очереди вдруг увидели с этого самого утра пораньше на Иво еще закрытой двери объявление:

– С сегодняшнего дня очереди отменяются, и каждый пусть берет – за свои, разумеется, деньги – всё, что душе его угодно.

И самые ласковые слова здесь были не меньше, как:

– Задушу падлу. – Имеется в виду того:

– Который не стоял.

Здесь матом ругались меньше, но делали больше, а если и не больше, то все равно:

– Не мало, – а именно:

– Даже СНС поддалась всеобщему вдохновению, и схватила за плащ болонья на ремне с пряжкой – что для плащей было большой редкостью, так как их выдавали только шпионам, и то большей частью Гэдээрошным для их бело-бежевых партийных плащей. – Некоторые думали:

– Пряжки делать, конечно, не сложно, и можно бы делать вместо того, чтобы вязать ремни на поясе морскими узлами – для тех, кто пробыл три года на морфлоте, и часто вернулся лысым по неизвестным причинам от радиации, которой так-то – если вообще – и не бывает вообще, и:

– Простыми школьными узлами для школьников, – чтобы лучше изучали Долбицу:

– Как дома развязать узел на поясном плаще болонья только недавно купленном, если:

– По дороге из школы домой забыл, как это делается, так как до этого, или после этого целовался в этой самой раздевалке с одноклассницей, чего давно, даже почти никогда, а еще точнее:

– Вообще никогда еще не было, – и забыл, в какую сторону иво завязывал. – Теперь думай – не думай, а так в плаще придется и спасть ложиться, а до этого дела еще долго – значит, и уроки учить, и в футбол играть, а в туалет ходить.

Получается, как медведь:

– Везде в плаще болонья, как он в своей одной единственной шкуре.

И здесь парень заставил СНС сжалиться над ним: