Читаем без скачивания Англичанин с женой и ребенком - Фазиль Искандер

Когда они немного отошли, англичанин неожиданно сказал:

— Плохой спортсмэн.

— Кто? — спросил я.

— Эти люди, — он кивнул в сторону лодки. Это был довольно странный вывод, учитывая, что поющие рассчитывали на артистический, а не на спортивный успех. Англичанин поставил свою сумку и руками показал, как плохо и неравномерно греб парень, что сидел на веслах.

— У вас мало спортсмэн, — сказал он несколько удивленно.

— У нас много спортсменов, — ответил я на всякий случай

— Я наш санаторий наблюдайт — мало спортсмэн, — повторил он, удивляясь, что мы не используем своих широких спортивных возможностей.

— Ты ему скажи, какой я мяч взял, — вполголоса подсказал Анзор. Он сидел на корточках, все еще придерживая лодку.

Но тут жена англичанина что-то сказала мужу. Мне кажется, она обратила его внимание на Анзора. Англичанин приподнял свою тяжелую сумку и неожиданно без всякого предупреждения спрыгнул вместе с нею в лодку. Удар был такой сильный, что мне показалось — лодка разваливается. Каким-то чудом моя довольно-таки ветхая лодка все-таки выдержала, сильно покачнулась и, вырвавшись из рук Анзора, отошла от причала. Мне показалось, что в этом прыжке проявилась вся англосаксонская решительность. Я поймал весла и выровнял лодку.

— Смотри, чтоб не утонули, — сказал Анзор.

— Теперь не бойся, — ответил я и сел на весла.

— В-15 не знаешь, где достать? — спросил он. Анзор любил задавать неожиданные вопросы.

— А что это? — спросил я.

— Редкий витамин, — сказал он и, немного подумав, добавил: — Схожу в аптекоуправление, часа через два буду здесь…

Я кивнул ему и стал грести к ближайшему ставнику. Я решил, что мы с него начнем, потому что не знал, с чего начинать, а во всяком деле хочется иметь какую-то точку, с которой можно было бы вести отсчет.

Берег в розовой пене цветущих олеандров отходил все дальше и дальше. От прогретого моря подымался густой телесный запах.

Вода была тихая и прозрачная, но не настолько, чтобы увидеть затонувшую часть города. Мне все-таки кажется, что она никогда не бывает настолько прозрачной. Англичанин разделся и остался в одних плавках. Тело у него было мощным и молодым. Теперь еще трудней было представить, что он знаменитый профессор, социолог левого толка. На вид ему никак не больше сорока. На его круглой золотистой голове все еще хотелось представить шлем, теперь уже хотя бы тропический.

Сейчас он молча возился в своей сумке, вытаскивая оттуда боевые принадлежности подводника. Жена его и мальчик тоже разделись.

Жена англичанина вытащила из сумки пачку с печеньем, вскрыла ее и протянула сыну. Мальчик ел и упорно смотрел на воду. Наверное, он хотел первым увидеть подводный город. Жена англичанина теперь еще больше была похожа на танцовщицу в своем купальном костюме в черно-белую полоску. Вернее, на бывшую танцовщицу, вырванную благородным англичанином из какого-нибудь восточного вертепа. Это было бы в духе египетских фильмов, хотя навряд ли в современном египетском фильме найдется роль для благородного англичанина. Но такой фильм лет десять — пятнадцать тому назад могла бы поставить какая-нибудь смешанная англо-египетская компания.

Мальчик начал крошить печенье стайкам мальков, проносившимся у поверхности воды. Когда он наклонился над водой, я заметил на его ноге повыше колена большое красное пятно, похожее на ожог или лишай или еще что-нибудь в этом роде. Мне показалось странным, что рана не перевязана, а родители на нее не обращают внимания. Я подумал, что они, пожалуй, злоупотребляют спартанским воспитанием. Мысленно я вынужден был приписать очко в пользу жены нашего профессора, даже учитывая, что в подобных обстоятельствах она могла проявить немало вздорной суетливости.

Становилось жарко. Я медленно подгребал к ставнику. Солнце играло на поверхности воды и на широких плечах англичанина, осыпанных редкими иностранными веснушками. Жена англичанина вытащила из сумки бутылку с лимонадом и подала мужу. Тот достал из мешка тяжелый тесак и, поддев жестяную пробку, попытался сдернуть ее. Но не тут-то было — пробка не поддалась.

Это замечательное, я бы сказал, фирменное свойство наших жестяных пробок, по-видимому, призвано вызывать дополнительную жажду, в процессе самого раскупоривания, с тем чтобы с большей полнотой оценить вкус прохладительного напитка.

Однажды у себя дома (дома, а не где-нибудь в гостинице), пытаясь открыть бутылку с боржомом, я снес спинку от стула, до того упорной оказалась пробка.

Вот почему теперь я с интересом следил за единоборством англичанина с жестяной пробкой.

После того как пробка не поддалась, англичанин сердито засопел и снова поддел ее своим тяжелым тесаком. Поднатужившись, он рванул ее с такой целенаправленной энергией, словно подавлял самую идею сопротивления, маленький заговор, неожиданно открывшийся под колпачком бутылки. Пробка вылетела и, описав серебряный полукруг, нырнула в воду.

Я не ожидал, что расправа будет столь короткой. Англичанин проследил за нею глазами и, убедившись, что она пошла на дно, приподнял бутылку и сделал несколько победных глотков. После этого он передал бутылку мальчику и занялся своим снаряжением. Теперь мальчик ел печенье, время от времени запивая его лимонадом.

Метрах в пятидесяти от ставника я бросил весла. К этому времени англичанин облачился в свой подводный костюм, со свинцовым поясом и кислородным или еще каким-то там баллоном за плечами. Тесак в железных ножнах теперь висел у него на поясе.

Англичанин натянул маску, подышал, потом, освободив свой рот от дыхательной трубки, стал осторожно с кормы спускаться за борт. Почти без всплеска, на мускулах он вошел в воду и, держась одной рукой за борт, другой поправил маску, вставил в рот дыхательную трубку и несколько раз погрузил голову в воду, проверяя, не подтекает ли маска и хорошо ли работает баллон.

Потом он оттолкнулся от лодки и пошел на дно. Я посмотрел за борт и увидел, как тело его бесформенной массой уходит в глубину, тускнея и исчезая.

Я тоже разделся и сел на весла, время от времени подгребая к тому месту, где он нырнул, потому что течение слегка относило нас в сторону.

Потом, когда стали появляться пузыри, отмечая его путь по дну, я тихонько подгребал за ним. Жена англичанина надела темные очки и замерла, чтобы не мешать солнцу покрывать ее тело ровным загаром. Мальчик, свесив ноги за борт, болтал ими в воде.

Минут через десять англичанин вынырнул рядом с нами. Я подгреб к нему, и он ухватился за корму. Держась одной рукой за лодку, он сдернул маску с лица и несколько раз тяжело вздохнул.

— Ну что? — спросил я.

Он повертел ладонью возле глаз, показывая, что видимость ужасная.

— Черное море, — напомнил я ему и пожал плечами в том смысле, что никаких ложных обещаний и не было. Англичанин немного поговорил с женой, потом сполоснул горло морской водой, как боксер перед гонгом, и, натянув маску, снова нырнул.

Я снова сел на весла и, послеживая за пузырьками, подгребал. Мы постепенно подходили к пляжу военного санатория. Сквозь зелень парка были видны ослепительно белые строения санатория, стилизованные под грузинскую архитектуру. За ними громоздились горы, темно-зеленые у подножья, с пятнистыми от снега вершинами. На пляже было полно народу. Веселый разноголосый гул иногда прорезался счастливым женским визгом. Возле флажков медленно проплывала спасательная лодка, лениво охраняя жизнь отдыхающих. Спасатель иногда подходил к заплывшим за флажок, отгоняя их к берегу, а чаще в рупор переругивался с ними.

— У вас очень красиво, — сказала англичанка, стараясь не шевелиться, чтобы не прерывать небесную косметику.

— Что вы, — ответил я, — у вас не хуже.

— Нет, у вас сказочно красиво, — добавила она и замерла в удобной для солнца позе.

Говоря, что у них не хуже, я имел в виду и Англию и Египет и готов был поддержать эту тему в любом ее ответвлении, особенно в египетском. Мне хотелось узнать, как она стала женой англичанина и откуда она так хорошо знает русский язык. У меня брезжила догадка, что она дочь какого-то русского эмигранта, который в свое время нашел приют в ее далекой стране и женился на египтянке.

— Не правда ли, эта гора напоминает пирамиду, — не выдержал я и кивнул на один из отрогов Кавказского хребта. Сходство было весьма относительным, но сравнение могло быть оправдано традициями гостеприимства.

— Да, — рассеянно согласилась она, не заметив моего египетского уклона.

Недалеко от нас показался прогулочный катер. Я повернул к нему лодку носом, чтобы нас не опрокинуло волной. Борт, обращенный в нашу сторону, был облеплен разноцветной толпой пассажиров. Внезапно на катере выключили мотор, и, когда он бесшумно проходил мимо, до нас отчетливо донеслась немецкая речь.