Читаем без скачивания Гнев терпеливого человека - Сергей Анисимов

– Очнулись, товарищ кап-лейтенант?

– Вроде бы… Эй там! Как вы, бойцы?

Роман молча кивнул: лицо у него было помятым, по правой щеке наискосок шла глубокая борозда – что-то он не особо мягкое с вечера положил под голову. Второй из курсантов смотрел туповато; дыхание у него было клокочущим, будто он хотел отхаркаться, но не решался при людях.

Разбудивший их солдат терпеливо ждал, не говоря больше ничего. Лицо было знакомым – из вчерашних. Из первых, кого они встретили.

Быстрый туалет, быстрое умывание полулитром воды в стеклянной банке. Вода была не ледяная, а чуть-чуть подогретая – уже хорошо. Зеркальце в импровизированной «ванной комнате» имелось, и Антон, поколебавшись, потратил треть воды на бритье: картридж в станке еще держался и бритва в нем не отупела окончательно. Где взять следующий, на смену, он не имел понятия, но вариантом было «там же, где и этот». Найти в вещах убитого врага. Патологической брезгливостью он не отличался – облил одеколоном, и можно пользоваться. Это было две недели назад, и с тех пор маленькая вещь стала окончательно своей.

– Ну, скоро вы?

– Ждет кто-то?

– Завтрак.

– У-у! – восхитился Антон. – Это здорово. Это редкость…

В голове у него возникла картина из довоенного времени: когда в воскресенье, поспав часов до полдесятого, можно было сделать себе яичницу на три яйца поверх пары ломтей поджаренной колбасы. И тост с чем-нибудь. Сыром или паштетом.

Его одолевал нервный смех, а вид местного завтрака заставил засмеяться совсем уже почти вслух. Сдержался он с трудом, отлично понимая, как некрасиво его не понятные никому спазмы-всхлипы будут выглядеть со стороны. Ничего, прошло. В прошлые разы проходило, и в этот прошло. Еще можно было держаться.

Тарелок не было, были пластиковые миски: салатово-зеленые или синие. Ему досталась синяя, и Антон подумал, что это даже символично: он все-таки моряк. Разведенная на кипятке, несладкая овсяная каша с кусочками чего-то фруктового – то ли яблок, то ли груш. Вкуса он почти не чувствовал, просто запихивал в себя ложку за ложкой. Ребята точно так же заправлялись, сидя рядом. Молча, сосредоточенно.

Напротив стукнуло: рядовой поставил на козлы кружки с чаем. Вот от чая пахло хорошо – ароматно. Пусть даже один пакетик на всех, все равно неплохо.

– Спасибо.

– На здоровье. Оголодали, товарищ капитан-лейтенант?

– Есть немного… Даже просто по горячему соскучились. Желудки как у котят стали, наверное. Скукоженные, и мяучат непрерывно, сухарь просят… Каша – это то, что надо. Так что спасибо еще раз.

– Здесь ничего с едой, – кивнул боец. – Не омары с рябчиками, ясное дело, но ничего. Пока ничего. Допивайте быстренько, и пойдем. Хорошо?

Капитан-лейтенант согласно кивнул, уже отодвигая опустевшую миску и беря в ладонь кружку с горячим чаем. Кружка покоцанная, но самая классическая – из эмалированного металла, с изображением красной грозди рябины на белом. Чай был горячим и немного сладким, и в голове сразу зашумело. Сразу захотелось прилечь и еще поспать. Понятно, что баловство, но помечтать об этом даже секунду было очень приятно.

– Контрразведка нас ждет?

– Никак нет. Как раз наоборот, командир разведчиков. У него сто вопросов, наверное. Да и у остальных, конечно… Как будет время, расскажете, а? Вы же первые с той стороны, вашей информации цены нет.

Курсант Иванов сбоку со свистом прошипел одно конкретное неприличное слово, и Антон покосился с неодобрением. Курсант понял и педалировать тему не стал: опустил глаза и сжал зубы. И молодец. Понятливый и адекватный. Другие никому не нужны.

– Трудно пришлось?

Антону подумалось, что вопросы у бойца все же не самые простые. Что-то в них и в нем самом такое было… Наверняка он контрразведчик. Здесь иначе нельзя. С чужими, незнакомыми.

– Еще как трудно. Даже не думали, что доедем вообще-то. Думали, точно вляпаемся. А прошли. По-наглому.

– Наглость – второе счастье, – со значением в голосе произнес Рома. – Наглость города берет. Осел, нагруженный наглостью, возьмет любую крепость.

Боец захмыкал, с одобрением глядя на осунувшееся лицо курсанта.

– Ладно-ладно… Тут это вы по адресу. Тут такого хватает. И везучести, и наглости. Главное, чтобы в меру. Чтобы адекват.

Капитан-лейтенант посмотрел на рядового еще раз, очень внимательно. Вот-вот, то самое подтверждение своим мыслям. Непростой парень. Да и слава богу.

– Пошли?

Они огляделись и отнесли опустевшие кружки-миски с ложками к стоящему в стороне кривоногому столику. Забавно, что этот был не ко́злами, а настоящий, – только старый и кривой.

– Вы молодцы, – сказал боец уже на ходу. – Даже то, что вы просто дошли, это здорово. А вы и оружие принесли, и снаряжение. Доктор спасибо за аптечки сказал – этого добра всегда мало.

– У вас и доктор есть? Что, раненых много?

– Доктор есть, да, – согласился парень. Они прошли по коридору, перелезли через пролом в баррикаде, дальше был еще один коридор, ведущий вбок. Все это они, впрочем, видели еще вчера. Теперь боец закончил выглядывать из-за перекошенной двери и начал очень осторожно спускаться первым по полуразбитому лестничному пролету. – Не сильно нормальный доктор, но ничего. А раненых… Тяжелораненых сразу увозят, вроде бы ничего так уже все организовано, есть куда везти. Или нести, я не знаю. Легкораненых на месте лечат. Но пока не много, не могу сказать. Уже не так, как было.

– А чего ненормальный?

Лестница наконец-то кончилась, и можно было перевести дух. Нет, оказывается, еще нельзя. И не поверите, почему. Потому что весь разбитый первый этаж трехэтажки был густо засран. Несмотря на холод, воняло страшно.

– Чего, спросите?.. Да того… Э, осторожней тут! И здесь не просто так это, не смотрите так. Это задумано. Вот представьте, заходит пеший патруль с очередной рэндомной проверкой. А тут дерьмища гора, бумажки гадкие лежат. Ух! Они тут же рожи кривят – и назад. Иногда проходят до лестницы, и все. На них по три ствола к этому времени смотрят, но они и взгляд не поднимают: под ноги больше глядят… А доктор… Он чуть-чуть мозгами повернутый. Ну, как многие здесь, чего уж там… Сами увидите. Штык всегда примкнут – говорят, доктор в двух штыковых побывал, самых настоящих. На нем отразилось…

Они остановились на выходе из здания, представляющего собой полуразрушенную трехэтажку из красного кирпича, с прохудившейся крышей. Половина оконных проемов заделана кирпичами, причем явно сто лет назад, задолго до войны. Вокруг – гаражи и мастерские, ровно в середине двора торчал остов тяжелого бульдозера с опущенным ножом, ближе к краю – еще несколько единиц строительной техники, эти в приличном состоянии. Чуть дальше – остовы выгоревших домов-пятиэтажек, но здесь было именно старье, остатки раздолбанного жизнью и временем «малого и среднего бизнеса». Какие-то баки, какие-то бочки, какие-то связки арматурин и прочий хлам. Боец, прищурясь, разглядывал это все из оконного проема рядом с дырой, в которой раньше была дверь. Он не торопился, и капитан-лейтенант молчал, ожидая, что будет дальше.

– Подождем минутку, лады? Живее будем… Так вот… – парень бесшумно выдохнул воздух, и его ладонь на висящем под рукой автомате расслабилась, убралась ниже. – Он когда людей лечит – ему лучше. Лечит как может, и вроде как сам рад. А потом это перестает помогать, потом ему снова плохо, и это видно. Тогда ему надо пойти и убить кого-нибудь там, снаружи… Тогда ему от этого тоже плохо, но по-другому, и в любом случае уже лучше, и тогда он еще некоторое время может работать… Блин, вот так.

Рома позади издал губами звук, и капитан-лейтенант напрягся. Но ничего, не дурак, продолжать курсант не стал.

– Угу… И кто осудит-то? Хорошо, что он есть. Здесь много таких, самых разных. У всех в голове или одно, или другое. Редко кто без таракана. Один с собакой своей по четыре раза в день целуется. Плачет и целуется. Увидите.

– Любовь? – все же спросил сзади Рома.

– Да если бы, – довольно сухо ответил рядовой. – У него от семьи одна собака осталась. Ничего пес, довольно крупная дворняга, очень умная. Папа овчар, наверное, был. Или мама. А у мужика вся семья… С детьми… Они вдвоем теперь в бой ходят… И плачут тоже вдвоем…

У Антона что-то начало мешать внутри. То ли надышался дряни в загаженном первом этаже, то ли еще что: воздуха перестало хватать.

– Только вот командир разведчиков полностью счастливый. Совершенно нашел себя человек. Вот кому счастье на лице сдерживать приходится… Воюет… Ох, увидите, как он воюет, если задержитесь у нас. Я бы решил, что это тоже пунктик, тоже таракан мозговой… Но как же он воюет… Если бы в армии таких хотя бы один на роту был, перед войной, – ох, да кто бы решил с нами связываться, а?

– Ты забыл, мы с флота.

– Да ничего, – боец пожал плечами. – Пусть с флота. Здесь же Питер, помните? Здесь флотом никого не удивишь. Я про другое.

В сотне метров впереди мелькнуло что-то белое. Антон не успел сфокусироваться, но боец, видимо, именно этого сигнала и ждал. Удовлетворенно кивнув, он обернулся к ним и кривовато ухмыльнулся.