Читаем без скачивания Самолет без нее - Мишель Бюсси

В аэропорту Ататюрка в Стамбуле я нашел стюардессу, которая, по ее воспоминаниям, 22 декабря видела грудного ребенка среди пассажиров, ожидавших рейса на Париж, и даже пощекотала его под подбородком.

«Там был один грудной ребенок или два?

— Один. Точно один».

Во всяком случае, ей так казалось. Вообще говоря, она не могла сказать с уверенностью, в какой именно день видела грудничка. И на какой рейс его родители ждали посадки. Но ребенок точно был! Это она помнила четко…

Эта чертова стюардесса внесла в мои и без того спутанные мысли новый сумбур.

А что, если в самолете был всего один ребенок?

Действительно, разве можно утверждать, что на борт в тот день поднялись две семьи с грудными детьми? Разумеется, существовал список пассажиров, но что, если в аэробус, летевший из Стамбула в Париж, попало не двое детей, а один? Например, в нем не оказалось Лизы-Розы? Опоздание, случившееся в последний момент затруднение, каприз матери, похищение, покушение — могло произойти все, что угодно, в результате чего Лиза-Роза избежала посадки на роковой рейс и до сих пор жива! Ее прячут где-то в Турции… Или в другой стране…

Совершенно безумная гипотеза!

А если взглянуть на нее с другой стороны? Разве не странно, что о ребенке, прожившем три месяца, сохранилось так мало достоверных сведений? Почти нет людей, видевших малышку. Нет друзей семьи, качавших ее на руках. Нет любящей няни. Нет фотографий. Нет вообще ничего. Или почти ничего. Как будто такой девочки вообще не существовало. Точнее говоря, как будто ее существование кто-то хотел сохранить в тайне…

Часами размышляя над этим, я превратился в почти полного параноика. Если Лизы-Розы не было в самолете, не значит ли это, что она умерла еще до того, как самолет поднялся в воздух? Отчего умерла? В результате несчастного случая? Из-за неизлечимой врожденной болезни? Пала от руки убийцы? Александр и Вероника де Карвиль унесли ответ на этот вопрос с собой в могилу.

Возможно, его знала Мальвина. Возможно, это знание и свело ее с ума.

Когда я излагал эти гипотезы Назыму в кафе «Дез Анж», он только хохотал. И опускал усы в очередную рюмку ракии.

— Преступление? Ты рехнулся, Кредуль!

Он попыхивал своим наргиле и возвращал меня с небес на землю. Назым верил только в конкретные вещи. В реальные доказательства.

— Слушай, Кредуль. Не могли же ее три месяца держать за забором. Наверняка с ней выходили на улицу. Кто-нибудь мог ее видеть. Прохожий, турист… Она могла случайно попасть на чей-нибудь снимок. Никогда нельзя знать заранее.

— Что ты имеешь в виду?

— Сам не знаю. Деньги у тебя есть. Дай по всей Турции объявление в газетах. Опубликуй фотографию. Ту самую, из «Эст репюбликен». А там посмотрим.

Назым был прав. Он высказал гениальную идею. Мы наводнили турецкие газеты объявлениями, подробно объяснив, что именно ищем и что предлагаем взамен. В турецкой валюте суммы выглядели баснословными.

27 марта 1982 года — эту дату я буду помнить всегда — рано утром портье гостиницы «Аскок» вручил мне письмо. Его принес какой-то тип, лично явившись в отель. Письмо было кратким. Только имя — Уналь Серкан. И номер телефона. Но главное — фотокопия фотоснимка.

Я бежал через улицу Айхана Ишика как сумасшедший. Как меня тогда не сбили… Назым уже ждал меня в кафе «Дез Анж».

— Проблемы, Кредуль?

Я сунул фото в его толстые волосатые пальцы. Он замер, внимательно разглядывая снимок. В точности, как я сам несколькими минутами раньше.

Снимали на пляже.

На переднем плане позировала загорелая черноволосая девушка с великолепной фигурой в не слишком нескромном купальнике. Турецкая топ-модель. На заднем плане угадывались холмы Джейхана и чуть ближе белые стены виллы Карвилей, утопающие в зелени.

В паре метров от девушки, чуть позади нее, рядом с женщиной, от которой на фото попали только ноги, лежало расстеленное одеяло, а на нем — ребенок. Совсем крошечный ребенок. Грудничок. Назым разинул рот и чуть не выронил из рук фотографию.

Этим ребенком была Лили, Стрекозка, чудом спасшаяся девочка с горы Мон-Террибль. Никаких сомнений даже не возникало. Те же глаза, то же лицо…

Паскаль и Стефани Витраль, путешествуя по Турции, никогда не приближались к Джейхану ближе чем на две сотни километров. Вот оно, решающее доказательство. Мы победили!

Ребенком, выброшенным из самолета во время авиакатастрофы, была Роза-Лиза де Карвиль.

От счастья я чуть не прослезился. Назым улыбался мне сквозь густые усы. Он тоже все понял и радовался, как мальчишка.

2 октября 1998 г., 11.44.

Звякнул звонок. Один-единственный. Почти неслышный в грохоте подземки.

Сообщение. Сигнал о пропущенном вызове.

Марк трясущимися руками полез в карман за мобильником.

20

2 октября 1998 г., 11.42.

Аиля Озан механически резала жареную баранину для шаурмы. Острый нож отсекал один за другим тонкие ломтики мяса. Аиля на них не смотрела. Она думала о другом. Мысли не мешали ей работать, напротив, дело шло быстрее, если не приходилось отвлекаться на болтовню с посетителями.

Перед ее лавчонкой на бульваре Распай уже выстроилась очередь, как всегда в это время дня. У Аили здесь были свои постоянные клиенты.

Аиля старалась не показывать, что нервничает, но она волновалась. Страшно волновалась. Вот уже два дня от Назыма не было ни слуху ни духу. Обычно он себе такого не позволял. Острый нож продолжал крошить мясо. Аиля представила себе, как проводит машинкой по затылку, шее и вискам Назыма. Она обожала стричь своего великана. У Аили немного дрожали руки, но, когда она стригла или брила Назыма, в них неизменно появлялась твердость.

Аиля была женщиной неробкого десятка. Ей много чего пришлось пережить, когда после государственного переворота, случившегося 12 сентября 1982 года, они с отцом бежали из Турции в Париж. В то время ее отец занимал ответственный пост в Демократической левой партии и чудом избежал ареста. Всего за несколько дней военные схватили и отправили за решетку тридцать тысяч оппозиционеров. Почти все их родственники оказались в тюрьме.

Она приехала в Париж с пустыми руками — ни вещей, ни денег, ни друзей. Ей было тридцать восемь лет. По-французски она практически не говорила. Образования или профессии не имела.

И она выжила! Человек может выжить в любых условиях, стоит только захотеть.

Она открыла на бульваре Распай одну из первых в Париже палаток с шаурмой. Французы обходили ее заведение стороной: что за идея — есть жареное мясо посреди улицы, где летают мухи и пыль стоит столбом! Зато ее услугами охотно пользовались турки, греки, ливанцы, югославы. Так она познакомилась с Назымом.

Он приходил каждый день, в двенадцать часов. Конечно, она сразу его запомнила — с такими-то усами! Почти год — ровно триста шестьдесят раз, Аиля подсчитала, — он покупал у нее шаурму, а потом пригласил на обед в турецкий ресторан. Шикарный ресторан на улице Алезия. С тех пор они не расставались. Почти не расставались.

Они поженились и поклялись друг другу в вечной любви.

Аиля вздрогнула.

Почти не расставались.

За исключением этих проклятых поездок в Турцию с Гран-Дюком, расследовавшим эту проклятую историю с девчонкой из богатой семьи, погибшей при крушении самолета. Частный сыщик на побегушках у миллиардеров. Аиля завернула в фольгу три порции обжигающе горячей шаурмы и крикнула:

— Номер одиннадцать! Номер двенадцать! Номер тринадцать!

Клиенты послушно, как школьники, поднимали руки. Каждый протягивал ей бумажку с номером. Аиля не могла работать быстрее — у нее не сто рук. Она бросила в кастрюлю с кипящим маслом пакет замороженной картошки.

А ведь она надеялась, что со всеми этими историями покончено. Благодаря ресторану — если, конечно, ее палатку можно назвать рестораном, — она скопила немного денег, по чуть-чуть откладывая каждый день. И получилось не так уж мало.

Она уже не в том возрасте, чтобы таскать сумки с мясом и жечь руки горячим маслом. Она мечтала вместе с Назымом вернуться в Турцию, воссоединиться с родными и близкими. Она сотни раз считала и пересчитывала свои средства — их почти хватало на приобретение домика на побережье, близ Антакьи. В тех краях не бывает плохой погоды. И они с Назымом проведут там оставшуюся часть жизни. Лучшую ее часть.

Куда он только подевался, осел упрямый? В какую авантюру позволил Гран-Дюку втянуть себя?

Еще три листа фольги. Она завернула еду аккуратно, словно упаковывала подарки.

Номер четырнадцатый. Номер пятнадцатый. Номер шестнадцатый…

«Это в последний раз, — обещал ей Назым. — В самый последний раз!» Два дня назад, когда ему позвонил Кредюль, он пришел в жуткое возбуждение. Глаза загорелись как у мальчишки. Аиля любила этот его мальчишеский взгляд. Он обнял ее и приподнял, словно она весила не больше перышка. Только Назым так мог.