Читаем без скачивания Светочи тьмы: Физиология либерального клана. От Гайдара и Березовского до Собчак и Навального - Михаил Делягин

Другой не воспринятый Гайдаром аргумент, который в то время также пытались донести до его сознания практически все, заключался в необходимости по примеру бывших социалистических стран сначала приватизацией малых и средних предприятий вывести накопившиеся спекулятивные деньги с потребительского рынка, «связав» их собственностью, и лишь потом освобождать цены. Это уменьшило бы «инфляционный навес» не обеспеченных товарами денег над экономикой, сократив за счет этого скачок цен, а главное — запустило бы рынок, создало у людей бы привычку к работе в условиях конкуренции, хотя бы на уровне кафе и магазинов, и за счет этого также уменьшило бы скачок цен.

Но это был не мгновенный и потому не приемлемый для Ельцина, а потому и для Гайдара путь. Впрочем, вполне вероятно, что для Гайдара он действительно был еще и непонятен, — и потому он форсировал реформу, столкнув страну в чудовищную, ужасающую катастрофу.

Другой причиной этого была последовательно проводимая Гайдаром политика по недопущению развития России за счет внутренних инвестиций. Ведь внутренние инвестиции — это возможность независимости, в том числе и от глобального бизнеса; следовательно, они должны быть уничтожены как потенциальная угроза его всевластию, а любое развитие может иметь право лишь за счет иностранных инвестиций, то есть за счет денег глобального бизнеса и, соответственно, в его интересах.

Об ответственности Гайдара вполне исчерпывающе свидетельствует судьба военно–промышленного комплекса (ВПК). Когда стало ясно, что благодаря вызванной либерализацией цен катастрофе у государства больше нет денег, на его обязательствах решили экономить, просто не исполняя их. Главным врагом демократии был вполне логично (даже без учета целевым образом поставленной западными кураторами задачи) назначен символ Советского Союза — ВПК, предприятиям которого перестали платить. Когда директора взвыли, указывая на подписанные государством обязательства, Гайдар, помнится, разъяснил им в предельно доступной форме, что отказаться от своих обязательств правительство задним числом действительно не может, и потому отказываться не будет. Оно не будет всего лишь опл&чив&ть поставляемые ему вооружения. И финансирование гособоронзаказа было одним махом сокращено на 70 % — более чем в три раза.

И лишь когда после этого в «горячих точках» начали всплывать в неимоверных количествах ав гоматы Калашникова заводского производства, но без номеров, — потому что жить–то как–то надо, — только после этого это безумное решение было отменено.

Мы сейчас даже не можем себе представить, до какой степени в мироощущении демократической тусовки того времени доминировало твердое убеждение в необходимости уничтожить, стереть с лица земли не только Советский Союз, но и все, что хоть как–то его напоминает, включая высокотехнологичные производства.

Потом предприятия ВПК, выстоявшие в этом кошмаре, последовательно уничтожались реформаторами в ходе приватизации. Фраза «ты добивай его, не давай ему вывернуться» в отношении директоров крупных заводов, сохранявших производство, несмотря на все усилия либералов, слышали в то время от сотрудников Госкомимущества и других гайдаровцев самые разные люди.

Эти люди действительно поставили перед собой задачу уничтожить свою страну, и делали это не просто осознанно, но и с энергией, азартом и изобретательностью.

Приватизация как разрушение

Верный гайдаровец Чубайс «задним числом» сделал потрясающие признания, заявив (конечно, чуть иными словами), что цель ваучерной приватизации заключалась в окончательном уничтожении нашего общества и нашей цивилизации. Тактическая же ее задача, помимо отвлечения населения от бедствий, вызванных либерализацией цен (а после нее остановиться уже было нельзя), заключалась в покупке лояльности директоров путем передачи им контроля за их заводами.

Демократы ведь быстро потеряли социальную опору: они опирались на массовый «средний класс», который был просто «вырублен» либерализацией цен 1992 года.

Чтобы отвлечь людей от осознания того, что с ними происходит, в конце 1991 и 1992 году провели приватизацию квартир, чтобы люди занимались ей и больше ни о чем не думали. Пусть все плохо — зато теперь квартира моя!

После этого люди ощутили абсолютную нищету, абсолютное отсутствие каких бы то ни было перспектив, дичайший, безумный разгул преступности, разрушение всей социальной сферы, — и ваучерные операции позволили отвлечь их от ужасной реальности.

А пока обычные люди были отвлечены, директора были куплены: они хорошо поняли свой шанс и в массе своей воспользовались им, скупив ваучеры работников, установив контроль за своими предприятиями и став опорой реформаторской власти против утратившего все, разобщенного и деморализованного населения.

Но в то самое время, когда директора, еще не заклейменные «красными» как пережиток «проклятого социализма», а пока бывшие союзниками либеральных реформаторов, захватывали свои заводы, — гайдаровцы уже готовили их могильщиков.

В своей автобиографии бессменный ректор «вши» или «вышки» (Высшей школы экономики) Кузьминов очень четко написал: «Чтобы выдавить «красных директоров», которые образовывали очень плотную массу в начале 1990‑х годов, казалось, что никакая реформа сквозь них не пройдет, породили класс «малиновых пиджаков», которые благодаря своему животному интересу выдавили предшественников».

Для молодых читателей напомню: «малиновые пиджаки» — это бандиты, «выдавливание» осуществлялось в основном за счет физического насилия вплоть до истребления, а замена директоров бандитами в качестве собственников чудовищно дезорганизовала производство и в значительной степени разрушила его.

Все во имя либеральных реформ!

А осуществлялась эта операция, насколько можно судить, не сама собой, а с подачи их архитектора — Гайдара. Сыграл он свою роль и в ваучерной приватизации: конечно, ее мотором и пропагандистом был Чубайс, — но лишь в рамках общего стратегического курса, выработанного и твердо проводимого Гайдаром.

С точки зрения политики ваучерная приватизация, как и либеральная реформа в целом, как и создание целого класса бандитов была рациональным, разумным механизмом. Другое дело, что этот механизм исходил из презумпции уничтожения страны. И уже не Советского Союза, а именно России.

Ведь чем отличается советский стиль воровства от реформаторского? При советском стиле воровства при стройке дома часть материалов и денег, выделенных на нее, пропадают непонятно куда, а где–то, часто даже не в фешенебельной стране и не на берегу моря, а прямо неподалеку от стройки, вырастает аккуратный коттедж. В Москве немало таких смешных жилищных комплексов.

А система реформаторского воровства строго противоположна. Например, живут люди в «хрущевке». И приходит к ним умный, с горящими глазами молодой энтузиаст и говорит: «Друзья, вы живете в ужасных условиях!» — и, ведь, действительно в ужасных условиях живут. Продолжает: «Так жить нельзя!» — и это святая правда. «Послушайте, в Лондоне, Нью — Йорке, Париже люди живут совершенно по–другому!» — и не поспоришь. И, убедив всех в своей правоте, переходит к главному: «Давайте вашу развалюху на границе промзоны сломаем, из обломков построим гигантский шикарный небоскреб, чтобы у каждого вместо квартирки в 50 кв. м, была квартира в 500 кв. м, и с видом на океан!»

Все дружно кричат «Ура!», в припадке энтузиазма ломают свой дом, — и вдруг понимают, что небоскреб как–то не клеится. Менеджмент «совковый» или культура труда низкая — не понять. И тут им этот же самый энтузиаст–реформатор говорит, — и опять сущую правду: «Ну вы и быдло! Ну вы и уроды! Вы своими руками разрушили собственное жилье! Как же мне не повезло с этим народом! Ну ладно, так уж и быть, облагодетельствую: куплю ваши обломки по рублю за кубометр и построю себе коттеджик у моря, а вы купите водки и живите, как хотите, хоть в землянках».

Это представляется формулой реформаторского воровства.

Отличие подходов очевидно: если в советской модели воруют из прибыли, то в реформаторской из убытков. Это стиль, почерк, визитная карточка либеральных реформаторов.

При этом воровство было довольно откровенным, а часто и предельно открытым. В частности, разработчики схемы приватизации «Норильского никеля» рассказывали, как Кох, ознакомившись с ней, искренне изумился: зачем так сложно? Мол, я сейчас позвоню Вавилову (тогдашнему первому замминистра финансов), он даст ва^кредиты из госбюджета на приватизацию, а на следующий год просто забудет включить в него строчку о возврате. Когда потрясенные разработчики попытались объяснить владельцу бизнеса, что это воровство, они, по воспоминаниям, получили предельно простой и искренний ответ: «Либо коммунисты придут к власти и все отберут, либо Борис Николаевич, победив, нам все простит»…