Читаем без скачивания Митрополит Антоний Сурожский. Биография в свидетельствах современников - Евгений Святославович Тугаринов

Владыка Антоний легко объяснялся со своими прихожанами. Он знал немецкий, французский, английский и русский языки. Но кроме того, он безо всяких усилий знакомился с людьми в силу своей доброжелательности, открытости. Среди множества людей, его окружавших, было всего несколько личностей, которые ему не нравились. Рано или поздно он давал им понять свое отношение к ним. Почему было так? Тут либо эти люди были жадными, либо много лгали, чего он не терпел. И может, год спустя или больше он говорил им: «Послушайте, мне трудно поверить в то, что вы говорите. И я не вижу смысла в наших встречах и общении».

Быть может, я не должен рассказывать об этом, но владыка Антоний несколько раз обращался к состоятельным своим прихожанам с просьбой о помощи малоимущим семьям в приходе, и, когда те отказывали, он становился очень сдержанным и даже холодным к ним.

– Люди это замечали?

– Кто-то да, кто-то нет. И те, кто замечал и понимал причину, иногда меняли свою позицию. Я помню один такой случай, когда прихожанин, первоначально отказавший в помощи, впоследствии выписал чек на большую сумму одной нуждавшейся семье.

Когда владыка Антоний сердился, это было достаточно серьезно. Но в целом он любил всех, кто не вставал с ним на путь войны.

– Имели вы подобный личный опыт?

– Да, конечно, имел. Это случилось, когда мы поехали с ним в Уолсингем[43] на престольный праздник и везли с собой все, что понадобилось бы нам в таком случае. Машина оказалась страшно переполненной багажом. К тому же погода была ужасная. Еще по дороге туда я спросил его: «Можем ли мы не задерживаться там и вернуться пораньше домой?»

На это владыка Антоний ответил так: «Хорошо, но мне еще нужно поговорить с людьми».

Я сказал: «Может быть, и не нужно, если ты этого не хочешь». Он согласился: «Хорошо, хорошо», но все равно ушел разговаривать.

После службы он был занят разговорами целых три часа, и я ждал его. Стемнело. Я заметил ему: «Я попросил тебя уехать пораньше, и вот что получилось. Уже совсем поздно». – «Я могу пойти пешком». Шутя, я ответил: «Иди на здоровье». Он сразу рассмеялся и, разумеется, никуда не пошел. Мы сели в машину и поехали в Лондон.

– От отца Михаила Фортунато, от других известно, какое большое значение придавал владыка Антоний молчанию. Не могли бы вы рассказать., что означала для владыки Антония тишина в храме, в человеке?

– Владыка Антоний действительно ценил в храме тишину. И этот момент оказался одним из тех, что стали предметом спора между англичанами и русскими. Русским было привычно читать часы перед литургией. Большинству нерусских нравилась тишина, чтобы ставить свечи и молиться. Когда пошли такие разговоры, я предложил: «Давайте сделаем так: одну неделю будем молчать, другую читать часы и т. д.». Кому-то эта идея показалась правильным компромиссом, например отцу Михаилу Фортунато, но кто-то эту мысль не принял.

Несколько раз мне пришлось ездить с владыкой Антонием на его выступления в разных аудиториях, и его беседы всегда предварялись молчанием, после которого он иногда говорил: «Я думаю, что мне теперь не обязательно выступать перед вами, потому что все уже сказано в молчании».

Вы не можете быть религиозным, если не умеете погружаться в тишину. Это невозможно. Состоянию мира и внутреннего покоя в себе надо учиться. И владыка очень быстро умел уйти внутрь себя, уйти в молчание.

Практически все священники епархии и собора, конечно, были его духовными чадами, как и многие прихожане. Я знаю, что каждого он вел по-своему, каждому он советовал свое. То, что он говорил мне, что он говорил Мише, Алеку или Джону Марксу[44], я полагаю, все было разным.

У нас бывали пастырские собрания. Обычно они открывались словами владыки Антония. Он кратко о чем-то говорил, а затем шла дискуссия между священниками и т. д. И вот то, что он говорил вначале, касалось самих священников, каких-то сторон их жизни. В этом ключе проходили и мои с ним разговоры в течение первого года знакомства, когда я ходил к нему по пятницам. Он объяснял мне, какими должны быть жизнь и дела священника. Кроме этого, мы обсуждали вопросы крещения, венчания и тому подобных вещей, с которыми священнику постоянно приходилось иметь дело.

Я не знал матери и бабушки владыки, но слышал о них от него и от людей, которые их застали. Никогда я не слышал от владыки что-то плохое ни о ней, ни о бабушке. Они очень любили друг друга. Теперь они вместе.

После смерти владыки Антония он несколько раз снился мне. И вообще лично для меня его уход был огромной потерей. Он был для меня как мой собственный дедушка-фермер. Не думаю, чтобы он когда-нибудь прилагал какие-то особые усилия, чтобы как-то направить меня. Помню случай, когда уже после его ухода передо мной стоял вопрос выбора между «да» и «нет», выбора между хорошим и плохим, и, если бы владыка был со мной, он бы сказал: «Джон, перестань сомневаться, ты знаешь, как правильно поступить, делай свой выбор и следуй ему».

Со своими внуками я часто просматриваю фотографии владыки, рассказываю им о нем. Но многое они знают не от меня, а от своих родителей, которые тоже хорошо знали владыку. Но когда встает какой-нибудь вопрос, касающийся веры, то я обычно стараюсь дать им тот совет, какой дал бы им владыка Антоний.

Декабрь 2011 г.

Беседовали Д. Розов и Е. Тугаринов

Протоиерей Максим Никольский,

клирик Успенского кафедрального собора в Лондоне, настоятель православных приходов в Свиндоне и Дорсете

– Я очутился в Англии вскоре после войны. Мы жили далеко от Лондона, далеко от церкви, так что я сначала ходил в местную католическую или англиканскую церковь. Вокруг нас никого русских или православных не было, общаться было не с кем. Молились дома, но по большим праздникам ездили в Лондон в русскую церковь.

Учился в школе, затем в университете в Лондоне. Еще во время учебы начал работать, и, поскольку жил в Лондоне, я стал регулярно ходить в русскую церковь. Пятьдесят лет назад здесь было две русских церкви: московская и зарубежная. Я ходил в зарубежную.

Комментарий. Мне неоднократно приходилось разговаривать с отцом Максимом о прошлом времени, которое он застал в