Читаем без скачивания Русь нордическая - Валерий Дёмин

Если отвлечься от позднейшей христианской интерпретации древнейшего языческого текста (в противном случае он попросту не сохранился бы), то обнаруживается типичная космизированная дуалистическая модель Мироздания и общественной жизни. Правда оказывается в небесных, то есть в космических, сферах, Неправда (Кривда) остается на земле, где и накладывает неизбежный отпечаток на ход всех исторических событий. За Правду нужно побороться и далеко не всегда ее можно заполучить, а Неправда (Кривда) — она всегда рядом, всегда под рукой и всегда сполна насыщает любое событие своим неправедным содержанием.

Древнейшее происхождение дуального мировоззрения иллюстрируют также и архаичные космогонические легенды, известные у многих народов, где в качестве творящего первоначала выступают две птицы. Они представляют все те же космизированные Лобро и Зло, но в соответствии с более поздней религиозной традицией, оказываются Богом и сатаной (дьяволом). Однако и это — всего лишь интерпретация существующего объективно и извечно противоборства Света и Тьмы, положительной и отрицательной энергии, в конечном счете проявляющихся в борьбе Добра со Злом. Последнее более агрессивно и экспансивно. Как правило, оно одолевает Добро или же препятствует его торжеству в реальной жизни. Однако это торжество Зла все же временно, ибо совокупный баланс сил в природе не позволяет надолго нарушать равновесие. Тем более что первично в данном балансе именно светлое и доброе начало.

Добро первично потому, что непосредственно связано с самим космическим первоначалом Вселенной. В объективном мире (а также в отображающим его субъективном мире) царят Космос (Порядок — в соответствии с первоначальным и истинным смыслом данного понятия) и Хаос (Беспорядок). Они-то и самопрецируются на мир людей (и — что несомненно — на мир любых других разумных существ), накладывая неизбежный отпечаток на ход истории, упорядоченное (или, напротив, неупорядоченное) состояние общества и конкретные взаимоотношения индивидов. В нормальном человеческом сознании и философском осмыслении действительности Порядок смыкается с Добром, а Хаос — со Злом. И то и другое трансформируется в константы культуры и накладывает неустранимый отпечаток на нормы нравственного поведения и правового регулирования.

Таким образом, можно с полным основанием утверждать: каждый человек (в прошлом, настоящем и будущем) — неотъемлемая частица бесконечного и неисчерпаемого Космоса; отсюда — гиперборейские знания и традиции, запечатлевшиеся в энергоинформационном поле Вселенной, от рождения (и до рождения!) заключены в каждом из нас первоначально в закодированном, а затем и в декодированном виде.

Безусловно, у России есть свой особенный путь развития, определяющий и обусловливающий ее уникальное место в мировом историческом процессе в целом и в современной геополитической картине мира, в частности. Имя ему — евразийство. Путь сей хорошо известен с 20-х годов XX века и достаточно глубоко обоснован замечательной плеядой русских мыслителей — П.Н. Савицким, Н.С. Трубецким, Г.В. Вернадским, Г.В. Флоровским, П.П. Сувчинским, Л.П. Карсавиным, Л.Н. Гумилевым и др. Труды последнего венчают этот исключительно важный и плодотворный этап в развитии русской исторической и философской мысли. Гумилеву же принадлежит та устремленная в будущее мысль, которая вполне может служить опорой и для современных теоретических изысканий и практических действий: «<…> Если Россия будет спасена, то только через евразийство»[68].

В Евразийском манифесте 1926 года, большая и главная часть которого была написана П.Н. Савицким, содержится множество идеологических и методологических ориентиров, сформулированных как будто применительно к современной постсоветской эпохе и сегодняшнему дню. Сказанное относится как к социально-экономическим аспектам концепции, так и к ее культурологическим основаниям. В классическом тексте, к насыщению и шлифовке коего приложили руку почти все евразийцы-эмигранты, говорится:

«Естественные условия равнинной Евразии, ее почва и особенно ее степная полоса, по которой распространилась русская народность, определяют хозяйственно-социальные процессы евразийской культуры и, в частности, характерные для нее колонизационные движения, в которых приобретает оформление исконная кочевническая стихия. Все это возвращает нас к основным чертам евразийского психического уклада — к сознанию органичности социально-политической жизни и связи ее с природою, к «материковому» размаху, к «русской широте» и к известной условности исторически устаивающихся форм, к «материковому» национальному самосознанию в безграничности, которое для европеизованного взгляда часто кажется отсутствием патриотизма, те. — патриотизма европейского. Евразийский традиционализм совсем особенный. Он является верностью своей основной стихии и тенденции и неразрушимою уверенностью в ее силе и окончательном торжестве. Он допускает самые рискованные опыты и бурные взрывы стихии, в которых за пустою трескотнею революционной фразеологии ощутимы старые кочевнические инстинкты, и не связывает себя, как на Западе, не отождествляет себя с внешнею формою. Ему ценна лишь живая и абсолютно значимая форма. А есть ли такие формы вне истинной религии? И не знает ли евразиец по опыту своего необозримого континента, что подлинно-ценное в своих формах многообразно и что за всякою живою формою скрывается нечто подлинное и важное? Он и ценит традицию как родственный ему туранец, определенный и примитивный, и остро ощущает ее относительность, и ненавидит ее деспотические границы, как другой его близкий родственник — иранец. Он до наивности прост и элементарен, как Л. Толстой, и вместе с тем сложен, изощрен и диалектичен, как Достоевский, и еще — хотя и редко — гармоничен, как Пушкин или Хомяков <…>.

Культура России не есть ни культура европейская, ни одна из азиатских, ни сумма или механическое сочетание из элементов той и других. Она — совершенно особая, специфическая культура, обладающая не меньшею самоценностью и не меньшим историческим значением, чем европейская и азиатская. Ее надо противопоставить культурам Европы и Азии как срединную, евразийскую культуру. Этот термин не отрицает за русским народом первенствующего значения в ней, но освобождает от ряда ложных ассоциа-иий, вскрывая вместе с тем зерно правды, заключенное в раннем славянофильстве и заглушенное его дальнейшим развитием. Мы должны осознать себя евразийцами, чтобы осознать себя русскими. Сбросив татарское иго, мы должны сбросить и европейское иго»[69].

Евразийцев в первую очередь занимало настоящее и будущее России. Однако выводы свои они строили, опираясь на ее великое прошлое, наверняка интуитивно догадываясь и о фундаментальных ценностях гиперборейского наследия. Ибо особый путь России неотделим от Гиперборейской Традиции. Собственно, особость сия как раз и заключается в сохранении фундаментальных ценностей — материальных и духовных, культурных и обрядовых, управленческих, религиозных и идеологических, не вырванных, однако, из общего исторического контекста, а составляющих его базис (в настоящее время, к сожалению, сокрытый под толщей пустопорожних теоретических завалов, и задача № 1 — освободить нетленную золотоносную жилу гиперборейских духовных ценностей от чужеродного слоя всякого мусора и грязи).

Идеи, цели и устремления основоположников евразийства далеко не всегда совпадают с утверждениями тех, кто, так сказать, пытается приватизировать их идейно-теоретическое наследие, незаметно обратив его в политические принципы, удобные для решения конъюнктурных и сиюминутных задач. С этой целью евразийская классика подправляется в угодном для современных политиков и политиканов ключе, насыщается сомнительными теоретическими новациями. Показательным примером могут служить программные документы партии «Евразия» (основатель и лидер Александр Дугин), где в частности говорится:

«Евразийцы считают, что каждый народ земли — от тех, что создали великие цивилизации, до самых малочисленных, бережно сохраняющих свои традиции, — бесценен. Ассимиляция в результате внешнего воздействия, утрата языка, традиционного уклада, физическое вымирание любого из народов Земли — невосполнимая потеря для всего человечества. Обилие народов, культур, традиций, называемое евразийцами «цветущей сложностью» — признак здорового, гармоничного развития человеческой цивилизации. Великороссы в этом отношении представляют собой уникальный случай смешения трех этнических составляющих (славянской, тюркской и финно-угорской) в единый народ, с самобытными традициями и богатой культурой. В самом факте возникновения великороссов в результате синтеза трех этнических групп содержится интеграционный потенциал исключительной ценности. Именно поэтому Россия не раз становилась ядром для соединения множества разных народов и культур в единый цивилизационный узел. Евразийцы верят, что ту же роль России суждено сыграть и в XXI веке»[70].