Читаем без скачивания Золото партии. Историческая хроника - Игорь Бунич

В разгар этих событий окончательно прихлопнули и НЭП. Во всех крупных городах страны «нэпманов» вызвали в ГПУ и сделали им сообщение, видимо, директивно согласованное, а потому и попавшее в историю: «Господа, вы копили золото на черный день. Черный день настал! Сдавайте его государству».

Некоторые, поняв серьезность момента, по принципу «жизнь дороже», сдали все сразу. Колеблющихся в разных местах убеждали по-разному. Некоторым даже читали лекции по политэкономии социализма, уверяя, что каждый гражданин станет богаче, сильнее и свободнее, если единственным владельцем золота в стране станет могучее социалистическое государство. Хотя эти лекции, само собой разумеется, читались в тюрьмах, где содержались колеблющиеся, убедить удалось немногих. Большинство продолжало откровенно не верить в экономическую рентабельность социализма. Не убедив словом, стали убеждать делом. Там, где это было возможно, держали несчастных «нэпманов» в камерах, где воздух был нагрет до 60 градусов, не давая им воды, в других местах использовались камеры с нулевой температурой и водой по щиколотку, а там, где подобные сложные методы не умели или не хотели применять, просто били смертным боем. Лишь немногие предпочли умереть, не отдав ничего. Большинство сдалось и отдало все, что удалось накопить за краткий период Новой экономической политики. Но было уже слишком поздно, поскольку подобное упорство вызвало у работников ГПУ вполне справедливое подозрение в искренности их подопечных: а все ли сдано? Даже если было и все сдано, доказать это было совсем непросто, если не сказать — невозможно. Изощрялись методы пыток, и ручейки золота продолжали литься в социалистическую казну.

В завещании-инструкции, оставленной Лениным родным органам ГПУ, помнится, в разделе «Тайные враги советского режима» в пунктах 4 и 5 значились: все бывшие купцы, владельцы магазинов и лавок; все бывшие владельцы промышленных предприятий и мастерских; все бывшие землевладельцы, крупные арендаторы, богатые крестьяне. С этими категориями подданных социалистического государства разбирались примерно такими же методами, что и с «нэпманами», только лекции по политэкономии социализма им не читали. На уверения, что «у меня, мол, все отобрали еще 1918 году», посмеивались: «Так уж все отобрали? А если подумать? Вспомните-ка, чего где спрятали, закопали, замуровали? Не помните? Вспомните! Время есть». Вспоминали и гибли.

Держались до конца — тоже гибли. Ибо на гибель они были обречены, а если что при этом еще и государству сдавали, то это было просто прекрасно. Хуже было другое.

Не было никакого контроля над огромной армией следователей и дознавателей из ГПУ, и сколько при этих операциях прилипало к их рукам, оставалось неизвестным. Это нервировало руководство, но поскольку весь личный состав ГПУ и раннего НКВД было решено, от греха подальше, перемолоть в их же собственных жерновах, то тех, кто вел подобные дела с «нэпманами» и разными бывшими, проводила через особое следствие. «Вы вот вели дело Сабашникова. Сколько он в результате сдал золота и валюты? А может, сдал больше? Вспоминай, гад!». И дуло нагана между глаз (иногда уже выбитых).

Вспоминали все точно. Методика была эффективной и не зря постоянно оттачивалась с 1917 года.

А сколько романтики в этом было! Вспомнить хотя бы дело с царскими драгоценностями. То, что привез Юровский из Екатеринбурга в Москву, было каплей в море. Оказалось, что император, еще будучи в Тобольске, через преданного ему начальника конвоя полковника Кобылянского переправил на волю несколько десятков запаянных в шестилитровые металлические банки из-под французского оливкового масла несметные сокровища, собранные семьей Романовых за 300 лет правления Русью и Империей Российской. Полковника Кобылянского выкрали с территории Китая (позднее стали врать, что его нашли в каком-то сибирском леспромхозе, где бывший полковник работал то ли бухгалтером, то ли сторожем). И закрутилось дело. С лихими погонями по сибирским перепуткам, с перестрелками на заброшенных таежных хуторах, с арестами от Москвы до самых до окраин. С орденами боевого Красного Знамени и пулями в затылок. Самого полковника запытали до смерти, но нашли всего пять банок из-под французского оливкового масла, а было их 37. Остальные ищут до сих пор.[23] А золото эмира бухарского? А хана хивинского?

Золото Бакинского банка? Золото мусавитов? Алмазы хана Нахичеванского? Да и всего не перечесть. До многого Ленин не успел дотянуться, до чего дотянулся Сталин. Годы следствия, таинственные убийства свидетелей и следователей, целые вырезанные села, аулы и кишлаки, применение боевых газов с самолетов над ущельями в попытке остановить таинственные караваны, идущие неизвестно куда, и таинственное исчезновение сотен верблюдов и людей из этих ущелий, где они, по всем законам природы, должны были лежать мертвыми.

Золото, вывезенное из Испании. Захваченное в Прибалтике и Бессарабии, смелые планы захвата всего европейского золота в планируемом походе в Европу. Тысячи секретных папок, десятки тысяч сводок, отчетов, разработок, проектов. Боевые ордена и безымянные могилы, спецпайки и лагерная баланда, тигриные глаза Сталина и подземные тюрьмы Тегерана. Сотни сюжетов для самых захватывающих романов и кинофильмов…

Однако глобальные планы товарища Сталина, разумеется, никак не могли быть обеспечены материально с помощью подобных детективно красивых, но, к сожалению, кустарных и непрогнозируемых методов. Действительно, гоняясь за золотом эмира бухарского по горным кишлакам, никто не мог предсказать, каков будет результат. Найдут ли в какой-нибудь сакле три-четыре золотых персидских динара или весь отряд погибнет, загнанный в ловушку лабиринтами горных троп и уничтоженный там свирепыми духами черных ущелий?

Планы товарища Сталина не могли зависеть от подобных событий, как и от того — пожелает ли полковник Кобылянский помочь следствию, либо захочет умереть молча. И они от всего этого, естественно, не зависели.

В старые времена Россия намывала на сибирских приисках примерно 30 тонн золота в год. Старые прииски, благодаря многолетней эксплуатации, были почти полностью вымыты, а годы лихолетья привели эти прииски в состояние полного запустения. Да и старый старатель с винтовкой в одной руке и с киркой — в другой, меняющий золотой песок на патроны и шкурки соболей, свободный и сильный — совершенно не вписывался в структуру нового государства. Новые времена рождали и новые методы.

Еще в начале века геологоразведка обнаружила большие пласты золота в долине реки Колыма, впадающей в Ледовитый океан на крайнем северо-востоке Якутии. Пустынный край вечной мерзлоты, где реки 285 дней в году были скованы льдом, а первобытное местное население — немногочисленное и кочевое — занималось, главным образом, рыболовством, поскольку даже олени не могли выжить в тамошних условиях, не привлек внимания ни русского правительства, ни частных лиц. Эксплуатация недр в таких условиях считалась нерентабельной и просто невозможной. Но большевики именно для того и появились на исторической сцене, чтобы «сказку сделать былью».

Летом 1932 года 12000 заключенных, бывших зажиточных крестьян с Украины, Дона и центральных областей России, были высажены в Магадане под конвоем 2500 солдат ГПУ при двухстах овчарках. Целью «экспедиции» было немедленное начало эксплуатации золотых россыпей, обнаруженных на Колыме.

Неизвестно, кто задумал и планировал эту операцию, но заключенные были доставлены в одних рубахах, конвой — в гимнастерках, и только овчарки имели шубы, но это и их не спасло. Грянувшие в сентябре морозы погубили всех.

Вымерли все до единого человека, включая охрану и сторожевых собак. Летом 1933 года в Магадан было доставлено 32 тысячи заключенных, экипированных немного лучше. Зимой удалось выжить одному из пятидесяти. Летом 1934 года прибыло еще 48 тысяч человек. Зимой 1934–1935 годов снова вымерли все заключенные, но уцелела охрана. Летом 1935 года доставлено было 38 тысяч человек. В этом и заключалась основа экономики социализма. Бессчетный расход людей, которые, как считалось, оправдывали свою гибель двухмесячным рабским каторжным трудом, был главным двигателем сталинской экономики и всего, как мы уже говорили, государственного прогресса.

Золотые прииски работали и давали продукцию. Из Москвы был спущен жесткий план по добыче, невыполнение которого беспощадно каралось. Все руководство системы колымских лагерей держало головы на кону. Уже в 1934 году добыча золота достигла уровня 1913 года. В 1936 году этот уровень был превышен вдвое. К началу войны добыча золота достигала 250 тонн. За это время только на колымских рудниках погибло более 600 тысяч человек. Особенно страшными были четыре предвоенных года, когда на прииски стало массами поступать население крупных городов. Их жизнь на приисках редко продолжалась более пяти недель.