Читаем без скачивания Гладкое личико (сборник) - Виктория Токарева

На другой день, в четверг, Вероника и Аня приехали в назначенное время. Егоров был занят, но их встретил печальный Марутян. Он забрал Аню, а Веронику попросил подождать в приемной у Симы.

– Она без вас будет спокойнее, – объяснил Марутян.

Аня как-то сразу доверилась Марутяну и ушла вместе с ним не без удовольствия.

Вероника осталась ждать. Потекли главные минуты, определяющие дальнейший ход жизни. Все остальное на этом фоне не имело никакого значения. Через полчаса определится: сейчас, сегодня, завтра, через неделю и навсегда.

Сима налила ей кофе – признак особого расположения. Она делила всех посетителей на тех, кому кофе, тех, кому чай, и кому ничего. Ничего – тем, кто думал, что за свои деньги могут купить не только Егорова, но и всю клинику вместе с Симой.

Сима рылась в своих бумагах, печатала на машинке, отвечала на звонки и делала это тихо. Тихо отвечала, тихо перекладывала листки. У нее было поразительное понимание второго человека. Это, наверное, и есть интеллигентность: чувствовать другого, как себя самого.

Через двадцать минут Марутян привел Аню. Она шла на своих ногах – живая и здоровая и нормального цвета. Однако недовольная. Вокруг ее глаз были красные пятна, значит, всплакнула. Платье было надето задом наперед, застежкой впереди. Вероника подхватила дочь, прижала к себе, чтобы из ее тела мощными струями перетекала любовь в это маленькое беззащитное тельце. Потом поставила Аню на стул и стала поправлять на ней платье. Перевернула застежкой на спину, застегнула все пуговички, сначала на спине, потом на манжетах. Эти привычные домашние действия успокоили Аню. Она чувствовала себя в безопасности. А Сима смотрела на них и качала головой.

– Сюда лучше не попадать, – приговаривала Сима. – Лучше не попадать.

Вошел Егоров. Марутян протянул ему мокрые рентгеновские снимки. С них капала вода.

Егоров и Марутян пошли в кабинет. Вероника растерянно посмотрела на Симу. Сима махнула ей рукой в сторону кабинета. Вероника и Аня вошли следом. На них не обращали внимания.

Егоров поставил рентгеновские снимки на светящийся экран. Стал смотреть с пристрастием. Марутян стоял рядом. Они переговаривались. Вероника прижала к себе Аню. Ждала. Каждый нерв был взвинчен до предела. Так, наверное, пережидали партизаны в погребе, когда наверху ходили немцы, и непонятно: пронесет или убьют.

Вошел Кабан. Увидел Веронику и счел нужным развлечь ее разговорами. Он сыпал словами, чуть не анекдотами. Хотелось сказать «да заткнитесь», даже ударить. Но Вероника молчала, физически мучаясь от его голоса.

Егоров выключил экран.

– Затемнение в лоханках, – сказал он. – Процесс на почки не распространился. Пиелит.

– Это хорошо или плохо? – не поняла Вероника.

– Это лучше, чем пиелонефрит, – объяснил Марутян.

– Я бы антибиотиков не давал. Заваривайте травы: медвежье ушко, петрушку. Клюквенный морс. Побольше питья.

– А врожденный порок? – растерянно спросила Вероника.

– Его нет, – ответил Егоров.

– Это не такое уж частое явление, – подробнее объяснил Марутян. – Врожденные пороки по статистике бывают у двенадцати процентов. Вы попали в восемьдесят восемь процентов нормы.

Вероника молчала. У нее было потрясенное лицо.

– Но ведь в восемьдесят восемь процентов попасть легче, чем в двенадцать, – растолковывал Кабан. Видимо, он принял растерянность Вероники за ее бестолковость.

Вошла Галина Павловна. Они с Егоровым заговорили о своем. Вероника поняла, что она лишняя. Взяла Аню за руку, и они пошли из кабинета.

– До свидания, – попрощалась Вероника.

– До свидания. – Егоров поднял на нее спокойные льдистые глаза.

Из кабинета вышли в приемную.

– Скажи тете: спасибо, – посоветовала Вероника.

– Спасибо, тетя, – послушно отозвалась Аня.

– Пожалуйста, моя деточка! – Симины глаза увлажнились. – Какая чудесная девочка. Как пирог с вишнями!

Аня сконфуженно улыбнулась, склонив голову к плечу. Она любила, когда ее хвалят.

Егоров подошел к окну. Смотрел, как Вероника и девочка идут по больничному двору. Девочка была похожа на мать, и ему показалось, что Вероника идет рядом со своим детством. Егоров подумал: обернется или нет? Не обернулась. Вышла за ворота. Последний раз промелькнула сквозь решетки ее легкая голова.

В кабинете было душно. Панельные блоки не дышали. Егоров отомкнул тугие шпингалеты, раскрыл окно. Внизу, из-за дерева, возникла пара сванов. Похоже, они караулили Егорова, чтобы попасться ему на глаза. Они выступили из-за дерева и застыли в неподвижности, как бы являя собой композицию: благодарность. Их руки были прижаты к груди, глаза умиленно растаращены, губы шевелились, как во время молитвы. А может быть, они действительно на него молились.

Вероника зашла в автоматную будку, нашарила в кармане монету, позвонила Алеше на работу. Он ждал ее звонка. Алешин голос радостно взметнулся. Вероника дала трубку Ане. Она сказала свои «да» и «нет». В будке пахло мочой.

Вышли на улицу. День стоял ясный, умиротворенный, обеспечивал сейчас, сегодня и всегда. Все страхи закончились клюквой и петрушкой. Практически ничем. Вероника должна была испытывать не просто радость – счастье до эйфории. Но счастья не прослушивалось. Была усталость. И пустота. Хотелось сесть и не двигаться, как зайцу. Но Аня шла рядом, вложив в ее руку свои цапучие пальчики. Значит, надо было идти. И она шла.

Дома их встретила Нюра с котенком на плече. Котенок был крошечным, величиной с варежку.

– С работы привезли, – объяснила Нюра.

Вероника догадалась, что главный передал обещанное через курьера.

Нюра поставила котенка перед Аней. Он поднял хвост и зашипел. Аня испугалась, и ее личико стало напряженным. Они стояли друг перед другом: маленькая девочка и маленькая кошка – и боялись друг друга.

– Во тьманник! – незло осудила Нюра котенка. «Тьманник» – значило носитель тьмы.

– Какой же он тьманник, – заступилась Вероника. – Он маленький.

Вероника подняла котенка с пола, посадила его себе на плечо. Прижалась щекой к его щеке. Он тут же замурлыкал в самое ухо – так громко, будто затрещал, как мотоцикл. Может быть, он пел свой кошачий гимн солнцу.

Рассказы

Гладкое личико

У Елены Кудрявцевой образовался любовник на четырнадцать лет моложе. Ей – сорок пять, ему – тридцать один. Она решила сделать подтяжку.

Любовник, – его звали Сергей, – говорил: «Не надо никакой подтяжки, и так все хорошо».

И в самом деле, было все хорошо. Елена выглядела на десять лет моложе своих лет, была изначально красива, похожа на балерину. Время, конечно, поставило свои метки – тут и там. Наметился второй подбородок, помялось в углах глаз – немножко, совсем чуть-чуть… Если бы не молодой любовник, сошло и так. Но…