Читаем без скачивания Зюльт - Станислав Белковский

КОЧУБЕЙ. Оставь. Я посмотрю, что там происходит.

X

Кочубей.

КОЧУБЕЙ. Май вери дир Пол. Айм вери сорри… Правда, можно, наверное, по-русски. Вы же понимаете русский. Это ваш родной язык, как вы мне сказали. Я постараюсь не занять много вашего времени. Тем больше что пишу одним пальцем. Потому пишу медленно. Мне очень неприятно. Нет, мне действительно очень неудобно, что наша встреча так закончилась. Я вовсе не хотел прерывать интервью. Просто скопилось эмоциональное напряжение. Усталость сказалась, как принято в таких случаях говорить. Я готов продолжить с вами общение. И завизировать интервью, которое вы мне пришлете. Я только хотел рассказать вам одну историю, которая, как мне кажется, заслуживает внимания. Добавить историю к тому, что было уже рассказано. В начале осени девяносто второго года, когда я работал премьер-министром, была рабочая поездка в Хабаровский край. За полярный круг. Хотя сам Хабаровск не за полярным кругом, и большая часть края не за полярным, там есть северный кусок, который за полярным кругом. И там – в этом северном куске – стоит фабрика по извлечению золота. И целый поселок вокруг фабрики. Сейчас уже не помню, как все это называется. Что-то типа – поселок Изумрудный. Но я могу ошибаться. Я закажу справку в своем институте, если хотите. Мы прилетели туда. С губернатором хабаровским, с министрами, все как полагается. И был обед. В здании столовой. Обычная изба, только из очень прочного, кажется, дерева. Стол прямоугольный. Сидят все – губернатор, министры, я во главе стола. Наливают какую-то жидкость, похожую на борщ. Борщ – это такой украинский суп, вы могли слышать. А у женщины, которая наливает, зубы все золотые. Как один. Ну, понятно, фабрика добывает золото, вот и зубы все золотые. И у директора фабрики, который с нами за столом сидит, тоже – все золотые. Я этого директора спросил – почему зубы-то золотые? Чего фарфоровые коронки не сделаете? Золотые уже много лет как не модно. Он только смеется, отшучивается. И я тогда у женщины этой спросил то же самое. У той самой женщины. Официанта. Она могла бы называться официантом. Если б не была такой тучной. Грудь, ноги, бихайнд – все невероятных размеров. Хотя добродушная такая, женщина. Доброжелательная. Она, наверное, повар была. Повар, а не официант. Повара все тучные. С большой грудью. Я прямо у нее и спрашивают: а почему зубы-то все золотые? Почему не фарфоровые? Так же сейчас уже не носят. Тридцать лет как не носят. Вот отец мой, как переехал в Москву из Узбекистана, сразу зубы золотые переделал себе на фарфоровые. А женщина-повар мне и отвечает. Она родом из Краснодарского края. Из станицы Ясиноватая. Это я точно запомнил. Приехала на севера – я тогда такое слово впервые узнал, севера, это значит «север» во множественном числе, the Norths – в шестьдесят седьмом году. Чтобы заработать денег. На этих северах, во множественном числе, платили, оказывается, больше. Даже больше, чем в газете «Правда». Потому что там, на северах, – каторга, между нами говоря, настоящая. Три четверти года – тьма, полярная ночь. Выехать на Большую землю – они это так называют, Большая земля, грейтленд – практически невозможно. Ни ресторанов, ни клубов, ни кино. Только черное небо триста дней в году. Представляете себе? Вы, должно быть, смотрели фильм The Matrix, вот там тоже есть территория, похожая на севера. Но там – под землей. А у нас – на земле. Сверху. И, значит, эта поварица, или официантша, я не знаю, как точно правильно, накопила двадцать семь тысяч рублей. Я запомнил – не тридцать, не двадцать, а точно двадцать семь тысяч рублей.

Чтобы через четверть века вернутся на грейтленд, то есть в свой Краснодарский край. В восьмидесятые годы на двадцать семь тысяч рублей можно было квартиру купить в Краснодаре. Большую, хорошую. Как с папой у нас на Патриарших. Только там, в Краснодаре. Я, кстати, в Краснодаре никогда не был. Вы были? Отец мой ездил, а мне не пришлось. А в станице Ясиноватой, наверное, на 27 000 рублей можно было большой дом купить. Почти такой, как мой, – в Больших Сумерках, откуда я вам сейчас рассказываю эту историю. Не такой удобный, конечно, советский, совковый дом, но все равно. А в начале девяносто второго года эти 27 000 рублей превратились в триста долларов, даже меньше. И хотя страна была тогда бедная, за триста долларов ничего невозможно было уже купить. Только ящик леденцов. Типа «Марс» или «Сникерс». Или это не леденцы? Шоколадки? Да, скорее всего, шоколадки. И тогда, сказала мне поварица, когда мы поняли, что денег наших уже не осталось, мы решили остаться здесь, где полярная ночь, навсегда. Вот.

Пауза.

Вспышка.

Вы знаете, мне стало как-то очень неприятно. Так неприятно, как будто я раскусил перец. Да и не одну перчинку, а целую батарею черного перца. Просто плохо стало, практически. Я встал из-за стола. И решил уйти из столовой. Быстро пошел к выходу. К двери. Она была деревянной. Странно ведь, что за полярным кругом – деревянные двери. Охрана кинулась за мной. Я хотел открыть дверь, но не смог. Я надавил на дверь всей массой своего тела – и ничего. Дверь не открывалась. Я потребовал, я приказал, чтобы дверь немедленно открыли. Но ничего не происходило. Я пришел в бешенство. В ярость. Я думал, что они не хотят открывать. Что они хотят заставить меня доесть этот чудовищный борщ. Точнее, конское пойло, по ошибке названное борщом. Я кричал. Я ругался. Как премьер-министр – ругался на простых смертных. Но ничего все равно не менялось, и дверь открыть я не мог. И тогда выяснилось невообразимое. Оказывается, дверь снаружи завалило снегом. Так бывает за полярным кругом – вдруг случается снег, и заваливает все двери. И я, премьер-министр великой страны, не мог выйти из этой столовой, потому что за дверью был сплошной снег. Очень забавно, не правда ли? Потом они звонили по телефону, и вызывали людей с лопатами, и те срочно убирали снег. Сколько времени тогда прошло, пока убрали снег, я точно уже не помню. У меня подсела память, как говорит сейчас молодежь. Но дверь все-таки открылась. Сразу подали вертолет, и меня увезли в резиденцию губернатора. Я сразу выпил свой любимый правдинский коктейль – 100 грамм водки на пятнадцать капель валокордина. И заснул. И только утром мы улетели в Москву. Вот такая была история. Если она вдруг вас заинтересует, я буду рад, что не побеспокоил вас напрасно. А если не заинтересует… В общем, распоряжайтесь ей, как считаете нужным.

Удар часов.

Спасибо вам огромное, Пол. Бест ригардз. Вери трули йорс.

Пауза.

Простите, мой английский уже не таков, каким был в молодости.

XI

Толь, Гоцлибердан.

ТОЛЬ. Ты видел эту дрянь в «Вашпосте»?

ГОЦЛИБЕРДАН. Не видел. Гораздо хуже. Слышал, блядь. Сдуру забыл выключить телефон на ночь. И сегодня – с восьми утра. Как из пулемета, ебаный в рот. Человек пятьсот позвонило: а что с нашим, еб твою мать, Тамерланычем?

ТОЛЬ. Особенно трогательная история про бабу с золотыми зубами. Он вообще там был?

ГОЦЛИБЕРДАН. Был, конечно. Я с ним ездил как помощник. Только это называлось не Изумрудный, а поселок Недосягаемый. Хабаровского края. Имени трижды Героя Социалистического Труда фельдмаршала Пантелича. И плохо Тамерланычу сделалось еще по дороге. Из Хабаровска. В вертолете укачало. Туда ж на машине не доберешься. Только вертолет. Вечная, блядь, мерзлота. А все остальное было – и баба, и зубы, и борщ. Как щас помню.

ТОЛЬ. Да, тут без попа не обошлось. Они общаются?

ГОЦЛИБЕРДАН. Еще как. В субботу едет к нему после утренней мессы. Об чем-то советоваться. Но мы приготовили сюрприз. Приятный такой сюрпризик.

ТОЛЬ. Что там?

ГОЦЛИБЕРДАН. Письмо. Справка. Митрополит Фома, постоянный член Священного Синода, куратор православных учебных заведений. Вот, русским по белому: иерей Гавриил Сирин, в миру Федот Тумусович Сирин, в духовной академии проявлял себя с эксцентрической стороны. Излишне интересовался еретическими учениями. Замечен в частом произвольном толковании Священного Писания и Священного Предания. Предупреждался священноначалием Церкви об излишне агрессивной манере проповеднической работы с мирянами. Точка зрения иерея Сирина часто входит в противоречие с позицией соборного разума Церкви. Ту хум ит мей консерн. Печать и подпись, все как полагается.

ТОЛЬ. Неплохая бумажка. Как думаешь передать?

ГОЦЛИБЕРДАН. Это копия. Подлинник доставят с курьером из Патриархии. В их фирменном конверте. Церковь, блядь, веников не вяжет.

ТОЛЬ. Сколько стоило?

ГОЦЛИБЕРДАН. Ни хуя. То есть даром. Этот митрополит – любовник Яшки, нашего охранника, лезгина. Помнишь Яшку?

ТОЛЬ. Что?

ГОЦЛИБЕРДАН. Ну, любовник его, что тут непонятного. Яшка Фому в жопу ебет.

ТОЛЬ. Фу, какая гадость!..

ГОЦЛИБЕРДАН. Яшка сказал: если дадите митрополиту десяточку, он такую же хуйню у Патриарха подпишет. Митрополиту деньги нужны. Зарплата маленькая.