Читаем без скачивания Аврора - Жюльетта Бенцони

Герцогиня достала платок, высморкалась, кое-как уняла слезы и продолжила еще горше прежнего:

— Еще как возможно! Мой супруг даже возвел эту пустыню в ранг герцогства! Напрасно вы решили, что она отправится туда пленницей: как бы не так — правительницей! Там у нее будут слуги, охрана из сорока солдат. Сейчас в замке спешно готовятся к ее прибытию. Никаких застенков, сырой соломы, кандалов, а только ковры, мебель и наряды, соответствующие ее новому положению! Это было бы смешно, если бы не было так грустно... Бедная моя малышка! Если ее не убьет тоска, Альден все равно станет ей могилой... Дайте мне выпить чего-нибудь покрепче, Беркхоф!

Безутешная мать сильно побледнела и с закрытыми глазами безвольно откинулась в кресле. Баронесса поспешно налила ей водки и поднесла рюмку к ее губам.— Знаю, как вы страдаете, Ваше высочество! Такого никто не вынесет...

— Ничего, это всего лишь нервы. Сейчас я приду в себя.

Она сделала осторожный глоток, потом опрокинула всю рюмку залпом и выпрямилась.

— Мне пора, — сказал она.

Она по-прежнему дрожала от пережитого, в лице не было ни кровинки. Об Авроре она не вспоминала. Та подошла к ней, видя, что герцогиня готова уйти.

— Ваше высочество, вы, наверное, забыли, что вызвали меня из Гамбурга? Полагаю, у вас были основания сделать это.

— Действительно, забыла! Простите, графиня! Я столько пережила, что впору было совсем лишиться памяти. — Она снова села. — Признаться, важность исчезновения некоей персоны меркнет в сравнении с обрушившейся на нас драмой... Итак, при обыске в покоях моей дочери — Ее светлости наследной принцессы-курфюртины Ганновера! — отчеканила она с внезапной яростью, — было сделано заключение о пропаже части драгоценностей, бывших на ней при венчании, то есть самых дорогих для нее. Недосчитались и бриллиантового колье — подарка мужа в честь рождения их первенца. Предполагается, что она отдала их вашему брату, раз собиралась с ним бежать. Я хотела попросить вас вернуть их мне, чтобы я могла отдать их дочери или по крайней мере использовать для спасения ее из этого... безвыходного положения.

— Если бы они у меня были!.. Позвольте напомнить Вашему высочеству, что мой брат пропал. Возможно, он погиб, но при настолько загадочных обстоятельствах, что никто не в силах объяснить, где и как это произошло. На вопрос Вашего высочества могли бы ответить только убийца или похититель. — Тон девушки был невероятно печален. — Нельзя ли мне узнать, каким образом Вашему высочеству стало известно об исчезнувших драгоценностях? Из полного безмолвия, установившегося с первого июля между дворами Целле и Ганновера, я заключила, что Софию Доротею держат взаперти!

Было заметно, что герцогиня колеблется. Она повернулась к своей фрейлине, словно ища у нее подсказки, но та не шелохнулась. Тогда она решилась ответить сама:

— Я подслушала разговор между моим супругом и нашим канцлером Бернсторфом. Из него я уяснила, что последний уже давно поддерживает дружеские отношения с графом и графиней Платен. Видимо, курфюрст Эрнст Август позволил этой женщине обыскать покои своей снохи.

Фрейлейн фон Кенигсмарк не сдержала возмущения:

— Подручные известной блудницы получают разрешение запустить свои грязные лапы в вещи наследной принцессы? И герцог Целльский этому потворствует? Разве это не прогневало Ваше высочество?

— Повторяю: этот разговор не предназначался для моих ушей. Что до моего супруга, то он впал в гнев, только узнав об исчезновении этих драгоценностей.

— А вместе с ними и других, возможно, еще более ценных, принадлежащих моей семье, в том числе большого рубина «Наксос», дара венецианского дожа Франческо Морозини, получившего верховную власть как раз тогда, когда он командовал венецианским войсками на Пелопоннесе. Этот прекрасный камень перешел во владение нашего дяди Отто-Вильгельма, прозванного Конисмарко, как награда за бесценные услуги, оказанные в той кампании, и за пролитую им кровь. Эта несравненная драгоценность была частью оттоманских сокровищ, однако Морозини любил как брата этого человека, чья доблесть не уступала его собственной. Чуть позже он своей августейшей рукой закрыл глаза нашему дяде, презрев страшную опасность чумной заразы, погубившей Отто-Вильгельма под Модоном. Дож взял под свою опеку дядино имущество и велел передать его моему брату Филиппу.

Этот рассказ, наполненный гордостью, немного разрядил обстановку в зале, где словно бы запахло морем, послышались грохот боя между пурпурными и золотыми галерами, пушечная пальба и хлопанье парусов...

Потом воцарилась тишина, нарушаемая только прерывистым дыханием Элеоноры Целльской.

— Откуда вы знаете, что это сокровище пропало вместе с драгоценностями моей дочери? — спросила она шепотом.

Аврора извлекла на свет письмо Филиппа.

— Об этом сказано вот здесь. Но хочу предупредить, чтобы вы, Ваше высочество, не питали преждевременных надежд: банкир Ластроп клянется на Библии своих предков, что получил только это послание. Сам бесценный груз так к нему и не попал.

Герцогиня жадно впилась глазами в текст, потом воскликнула:

— Четыреста тысяч талеров? Но это же безумие! Вряд ли в нашей казне наберется даже половина этой суммы, а ведь болтали, будто граф Филипп разорен...

— Возможно, он хотел, чтобы в это поверили. Как мне представляется, наследство, за которым он ездил в Венецию, и впрямь было огромным...

— И вы не имеете никакого представления о том, что с ним стало?

— Нет, но очень хочу это представление составить. Получив от господина Асфельда письмо Вашего высочества, я приняла решение, что отправлюсь в мужском платье в Ганновер.

— Вы сошли с ума! — бросила баронесса Беркхоф. — Если вас узнают, то вы рискуете...

— ...присоединиться к брату — в тюрьме или на том свете? Дорогая баронесса, этого-то я больше всего и жажду! Я без малейшего колебания приняла бы эту участь. Только сначала мне надо узнать, что произошло с секретарем моего брата, Михаэлем Гильдебрандтом. Он привез мне все его личные вещи, но о вышеназванном бесценном грузе не упомянул ни словечка.

— Возможно, он ничего о нем не знал? Обыкновенно секретари пишут письма, и только. Говорите, это написано рукой самого графа Филиппа? Вы допускаете, что граф ему не доверял? Если так, то секретарь — первый, на кого падает подозрение.

— Я думала и об этом, — призналась девушка. — Тем более что он не отвечал на мой зов, все мои письма остались без ответа. Потому я и рвусь в Ганновер, невзирая на любые опасности! Мне необходимо выяснить правду.

— Это я способна понять, — заявила герцогиня уже гораздо спокойнее. — И даже помогу вам. Оказаться в этом городе одной, пусть и прикинувшись мужчиной, — чистейшее сумасшествие. Вам необходим спутник, а также убежище, пускай всего на день.