Читаем без скачивания Сейчас вылетит птичка! - Курт Воннегут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она кивнула.
— В тихом омуте черти водятся, — загадочно заявила она.
— Это вы обо мне, Эллен?
— О себе.
— Понял, — сказал я озадаченно. — Вы хотите сказать, что невооруженным глазом всю вашу глубину не разглядишь? Я согласен. — Это была правда. Поразительно, как мало можно было увидеть в Эллен — в интеллектуальном смысле — невооруженным глазом.
— Глазом Ларри, — уточнила она.
— Перестаньте, Эллен, вы уже наверняка про него забыли. Самовлюбленный эгоист и ходит в корсете, чтобы живот не вываливался.
Она остановила меня, воздев руки к небу.
— Не надо, лучше скажите мне про открытки и клаксон. Что он про это говорит?
— Открытки? Клаксон? — Я покачал головой. — Ни о том, ни о другом — ни слова.
— Натур, — сказала она. — Отлично, замечательно. Просто отл.
— Извините, но вы меня запу, к тому же у меня ва встр, — сказал я, поднимаясь.
— Что-что?
— Вы меня запутали, Эллен. Я бы постарался вникнуть, но у меня нет на это времени. У меня важная встреча. Удачи, дорогая.
У меня действительно была назначена встреча — со стоматологом. По завершении этого не самого приятного визита я понял, что хребет дня окончательно сломан, и решил навестить Ларри и выяснить, о каких открытках и клаксонах идет речь. Был вторник, четыре часа пополудни, и Ларри, понятное дело, сидел у парикмахера. Я вошел в парикмахерскую и плюхнулся в кресло рядом с ним. Лицо было в мыльной пене, но это безусловно был он, Ларри. Уже многие годы во вторник в четыре часа в этом кресле не сидел никто, кроме него.
— Пострижемся, — сказал я парикмахеру, после чего повернулся к Ларри: — Эллен Спаркс утверждает, что в тихом омуте водятся черти.
— М-мм? — вопросил Ларри сквозь слой пены. — Кто такая Эллен Спаркс?
— Твоя бывшая ученица. Помнишь? — Изображать потерю памяти — это был старый фокус Ларри и, насколько я понимаю, срабатывал он неплохо. — Она выпустилась два месяца назад.
— Всех выпускниц разве упомнишь? — сказал он. — Штучка из Баффало? Бакалейные товары оптом? Помню. Шампунь, пожалуйста, — обратился он к парикмахеру.
— Конечно, господин Уитмен. Естественно, следующим номером — шампунь.
— Она хочет знать про открытки и клаксон.
— Открытки и клаксон, — задумчиво повторил он. — Ни о чем не говорит. — Потом прищелкнул пальцами. — Да, да, конечно. Можешь сказать ей, что она меня абсолютно достала. Каждое утро в моем почтовом ящике лежит ее открытка.
— И что там?
— Скажи ей, что почту приносят, когда я ем яйца в мешочек. Я кладу почту перед собой — ее открытка лежит сверху. Доедаю яйца, хватаю открытку со свойственной мне страстью. Что происходит дальше? Я разрываю ее напополам, потом на четыре части, потом на шестнадцать — и бросаю этот маленький снежный ураган в корзину. Потом перехожу к кофе. Стало быть, о содержимом этих открыток я не имею ни малейшего понятия.
— А клаксон?
— Это еще хуже открыток. — Он засмеялся. — Женщина, которой пренебрегли, настоящее исчадие ада. И вот каждый день в половине третьего, когда я начинаю распеваться, что, как ты думаешь, происходит?
— Она пять минут подряд жмет на клаксон и выводит тебя из себя?
— На такую наглость она не способна. Но каждый день я слышу один короткий, почти неслышный сигнал клаксона, потом переключается передача — и это глупое дитя уезжает.
— Тебе это не мешает?
— Мешает? Я человек чувствительный, тут она права, однако она недооценила мое умение приспосабливаться. Пару дней мешало, а сейчас это тревожит меня не больше, чем шум поезда. Я даже не сразу понял, о чем ты спрашиваешь, о каких таких клаксонах.
— Ее глаза налиты кровью, — предупредил я.
— Ей бы эту кровь — на подпитку мозга, — заметил Ларри. — Кстати, что ты думаешь о моей новой студентке?
— Кристина? Будь она моей дочерью, я бы отправил ее учиться на сварщика. Она из тех, кого учителя в начальной школе раньше называли «слушателями». На уроке пения их задвигали подальше в угол и просили ножкой отбивать ритм, но ротики держать на замке.
— Она настроена на учебу, — решительно возразил Ларри. Ему не нравились намеки на то, что его интерес к студенткам выходит за чисто профессиональные рамки. Поэтому, можно сказать, в порядке самообороны, он агрессивно отстаивал творческие возможности своих подопечных. Например, отпускать колкости по поводу голоса Эллен он стал далеко не сразу — лишь когда созрел для того, чтобы заточить ее в глубокую темницу.
— Через десять лет Кристина сможет спеть про Мэри и овечку.
— Погоди, она еще тебя удивит.
— Сомневаюсь, а вот Эллен может удивить, — ответил я. Как-то мне не понравился облик Эллен, она словно намеревалась выпустить в жизнь какие-то пугающие, неудержимые силы. Впрочем, пока дальше дурацких открыток и клаксона дело не шло.
— Какая Эллен? — пробурчал Ларри из-под горячего полотенца.
У парикмахера зазвонил телефон. Парикмахер дернулся к трубке, но второго звонка не последовало. Он пожал плечами.
— Странно. В последнее время всякий раз, когда здесь сидит господин Уитмен, телефон проделывает такую штуку.
Телефон на моем прикроватном столике зазвонил.
— Это Ларри Уитмен!
— Сгинь и рассыпься, Ларри Уитмен!
Стрелки часов показывали два ночи.
— Вели этой девице прекратить, слышишь?
— Хорошо, с радостью, не сомневайся, — прогудел я спросонья. — Кто и что?
— Бакалея оптом, кто же еще? Штучка из Баффало. Слышишь меня? Пусть прекратит немедленно. Свет, черт бы драл этот свет!
Я уже начал класть трубку на рычаг, тайно надеясь, что смогу повредить Ларри барабанную перепонку — как вдруг проснулся и понял, что в восторге от услышанного. Неужели Эллен наконец применила свое секретное оружие? Вечером у Ларри был сольный концерт — и что, она выкинула какой-то номер при всем зрительном зале?
— Она ослепила тебя фонариком?
— Хуже! Когда в зале погасли огни, она осветила свое круглое лицо дурацким крохотным фонариком — знаешь, такие болтаются на цепочках для ключей, пока батарейка не выдохнется. И вот она сидела и ухмылялась из темноты, как размороженная смерть.
— И что, так и светила весь вечер? Странно, что ее не вышвырнули из зала.
— Светила, пока не поняла, что я ее заметил, а потом отключилась. А еще потом начала кашлять. О-о, этот кашель!
— Кто-нибудь кашляет всегда.
— Кашляет, да не так. Только я брал дыхание, чтобы начать следующий номер, тут она со своим кхе-кхе-кхе. Три раза, как по часам.
— Ладно, если увижу ее, обязательно скажу, чтоб прекратила, — согласился я. Новость о том, что Эллен развернула кампанию против Ларри, не оставила меня равнодушным, но рассчитывать на серьезный долгосрочный результат не приходилось. — Ладно, ты старый вояка, тебя такими штучками не собьешь, — успокоил я его без особого лукавства.
— Она хочет вывести меня из равновесия. Хочет, чтобы я потерял покой перед концертом в ратуше, — заявил он с горечью. Выступление в ратуше было для Ларри важнейшим событием года — кстати, его выступления там проходили с неизменным успехом. На этот счет сомнений нет — Ларри певец высочайшего класса. И вот Эллен запустила свою кампанию «фонарик-кашель» за два месяца до знаменательного события.
Через две недели после душераздирающего звонка Ларри я снова совпал с Эллен во время обеда. От нее, как и раньше, заметно веяло недружелюбием, она обращалась со мной так, будто я — ценный шпион, но доверять мне нельзя, и вообще я достоин презрения. У меня снова возникло тревожное ощущение некоей скрытой силы, словно должно произойти нечто грандиозное. На щеках ее гулял румянец, в движениях была какая-то загадка. После сдержанного обмена любезностям она спросила: говорил ли что-то Ларри насчет света?
— Говорил, и очень много, — заверил я, — после вашего первого выступления. Он был вне себя от ярости.
— А сейчас? — спросила она с живым интересом.
— Для вас, Эллен, новости плохие, для Ларри — хорошие. После третьего концерта он привык и прекрасным образом обрел спокойствие. Так что результат, боюсь, равен нулю. Может быть, хватит? Вы изрядно потрепали ему нервы, ведь так? Месть, вот все, на что вы можете рассчитывать — и вы ему уже отомстили. — Она совершила одну принципиальную ошибку, на которую мне указывать не хотелось. Дело в том, что все ее раздражители носили регулярный характер, были предсказуемыми, в итоге Ларри легко внес их в расписание своей жизни и просто от них отмахнулся.
Плохие новости она восприняла, не моргнув глазом. Скажи я, что ее кампания принесла оглушительный успех, и Ларри вот-вот сдастся — реакция была бы такой же.
— Месть — это детские игрушки, — сказала она.
— Ну, Эллен, вы должны обещать мне одно…
— Пожалуйста, — согласилась она. — Чем я хуже Ларри? Ведь обещать можно что угодно, абсолютно все, так?