Читаем без скачивания Изнаночные швы времени - Иван Слепцов

18.24… Над стенами Переславля поднимаются клубы дыма. В городе начался пожар. А в тылу боевой линии русского войска появились монголы. До полутора тысяч. Ворота под Никольской башней открыты. Судя по всему, ордынская конница вышла оттуда. Да, точно оттуда. Как раз появился второй отряд. Всего теперь там более двух тысяч всадников. Кто-то открыл им ворота, видимо.

Монголов обстреливают из опорных пунктов засеки. Князь Болеслав разворачивает своих дружинников фронтом на север. Готовятся атаковать. Нет, не смогли организоваться. Переславские ополченцы рванули с позиции и смешали конницу юрьев-польского князя.

Да, именно рванули. Ратники переславского городового полка, увидев дым пожаров над своим городом, как по команде развернулись и бросились к городским воротам. В военном смысле слова это называется бегством, но в мемограмму Феликса это слово не попало. Он не цокнул языком и не покачал укоризненно головой – ему был хорошо понятен порыв этих людей.

В 1252 году они стали солдатами. Их волю еще не сломили двести лет настойчиво культивируемого страха перед степью, и они хорошо понимали свой интерес не платить Орде дань. Этот интерес и вывел их на поле боя вместе с дружинниками Андрея Ярославича владимирского, хотя их собственный князь Александр Невский и слал им гневные послания, требуя этого не делать.

Они были готовы сражаться, но тут что-то страшное случилось с их родным городом. И никакая сила не смогла бы удержать этих мужчин на месте в тот момент, когда за стенами Переславля, где в домах жены и дети, вспыхнуло пламя.

Действительно, это было бегство, бегство неуправляемое. Переславцы побежали в сторону неприятеля.

Монголам досталось солоно. Случилось примерно то же, что и в Липицкой битве, когда княжеская конница оказалась под яростным ударом новгородских и ростовских ополченцев. Но тогда князья во главе с Юрием Всеволодовичем, бесславно погибшим позже, в 1238 году, на Сити, сумели спастись бегством, а ордынцам бежать было некуда: они были стиснуты между засекой и городским валом. Поэтому гибли они десятками и сотнями. Впрочем, как и переславцы.

Строй русского войска разорвался, и монголов за Трубежем теперь было не удержать.

18.38… Через северный брод переходит ордынская кавалерия. Князь Андрей со своим двором пытается атаковать, но поздно – всадники сшибаются в тот момент, когда монголы построились в боевой порядок на левом берегу Трубежа. Тяжелые потери с обеих сторон.

Владимирский городовой полк после неудачи великокняжеской дружины начал быстро откатываться в лес на южной кромке поля. Это уже паника. Старшая дружина еле успела уйти с пути бегущих. Ага, разворачивается фронтом к северу. Наверное, собирается поддержать двор князя Андрея. Но нет… Эти старые… Эти старые говнюки поворачивают на кучковскую дорогу. Черт! Исчезли в лесу. Черт!!!

Фанфары. Два раза длинно и три коротко. Нет, минуточку… Сотрите меня! Похоже, это подготовленный маневр.

Все и вправду шло, как планировалось, – в пессимистичном варианте плана. После того как монголы показались на холмах на правобережье Трубежа, на скоротечном военном совете князья и воеводы решили придерживаться исходной задумки, несмотря на слишком большое превосходство Неврюя. То есть встретить его вне городских стен, как можно дольше удерживать за рекой, стараясь нанести врагу максимальный урон. Если же эта тактика не увенчается успехом, то переславцам по сигналу следовало отступать в город, владимирцам – в лес на южном краю поля, а коннице – на дорогу на юго-запад. Дорога на юго-запад вела к старому поселению, которое, несмотря на данное ему новое имя – Москва, все еще предпочитали называть в память о прежних владельцах – Кучков87.

– Все не так плохо, – Феликс ткнул Шурика в плечо. – Продолжай давай!

18.54… Двор великого князя пытается оторваться от противника. Дружинники маневрируют, стараются выйти из боевого соприкосновения с ордынцами, но их все время охватывают с флангов из-за превосходства в численности.

Вижу Олега. Он на опушке. Кажется, собирается вернуться. Фил, но у него же четыре десятка солдат. Это же уже чистое самоубийство!

– Нет, не успеет он, – буркнул Феликс. – Там другие самоубийцы, к счастью, есть. Поближе. Трубку на одиннадцать.

Там, куда должен был посмотреть Шурик, разворачивались в линию фронтом на юго-восток переславские бояре с Жидиславом и тверичи. Когда русское войско смешалось после появления ордынцев в тылу, они в очередной раз меняли лошадей и потому оказались в самом центре поля, вдалеке от опасности. Но уйти на кучковскую дорогу не успели или не захотели, и в результате теперь…

19.12… Эх, как сшиблись… Сколько продержатся вот только не понятно.

Продержались они не более четверти часа: на них навалились, наверное, чуть ли не все монголы, переправившиеся на левый берег Трубежа. Так получилось, что стяг Андрея Ярославича в этот момент упал, и ордынцы, наседавшие на великокняжеский двор, потеряли ориентир и стали смыкать кольцо вокруг его брата, под знаменем которого, похожего по цвету, по-прежнему сражались тверичи.

Знаменосец тверского князя, смутивший Олега на месте сбора войск у слияния Клязьмы и Колокши, и так высокий, теперь еще и приподнялся на стременах, на две головы возвышаясь над сражавшимися дружинниками. Он отпустил поводья, одной рукой держал древко, а другой беспрестанно крестил сражавшихся товарищей. Вокруг него осталось с дюжину воинов, вот уже погибла половина из них, вот…

19.21… Упал стяг тверского князя… Жидислав только-только был на коне, а теперь тоже его не вижу… По-моему, вообще никого больше не осталось. А двор князя Андрея успел уйти на кучковскую дорогу.

Фил, смотри, там деревья валить начали!

Это тоже было частью плана. Князь Андрей велел подрубить деревья на пути отхода конницы, при них поставили верных людей, которые ни при каких обстоятельствах не сбежали бы, а командовать нарядили Пимшу, хоть он и протестовал всячески. И не ошиблись: свое «вали!» он прокричал не раньше и не позже, а ровно в тот момент, когда следовало. Стволы пошатнулись, когда первым монгольским всадникам до опушки оставалось около двадцати метров, а упали точно им на голову. Дюжины три степняков погибли, а шесть или семь тысяч в беспорядке сгрудились перед перекрытой дорогой.

– Мне бы сейчас, как Боброку88, полк, и история бы повернулась, – проговорил Феликс, собираясь слезать на землю. – А ты знаешь, Саша, что самое плохое в нашей ситуации? Нет? Если наши деньги в Переславле, то Олегу туда придется лезть. А нам надо думать, как его вытащить, если что.

XIII

Треск падающих деревьев, которые спасли русскую конницу от преследования, Олег услышал возле сосны-поединщика. Он порывался броситься на помощь переславцам, которые вели бой у Никольской башни, хотелось и учинить следствие: кто же впустил монголов в город, и проверить, что с казной, накануне ночью в строжайшем секрете перевезенной в хлебные склады в юго-западной части города. Но Урдин его удержал, и Олег довольствовался тем, что увидел завершение битвы с самого лучшего наблюдательно поста, за исключением, конечно, осины, на которой сидели Феликс и Шурик. Потом, после возвращения, это дорогого будет стоить.

С невысокого холма, на котором стояла сосна, он видел и место, где монголы добивали раненых товарищей Жидислава, и то, как остатки переславского городового полка, пробившиеся к городским воротам, но так и не дождавшиеся, что их откроют, отходят в засеку. Виден был и сам город.

Переславль горел не везде, да и не то чтобы сильно. Стены над валами были нетронутыми, густой дым поднимался только над северной частью города. Этот пожар сначала можно было принять за обычный, что случаются от глупости или из-за неосторожности. Можно было представить себе, что за стенами переславцы, как муравьи, носятся с кадками между Трубежем и горящими домами, сопят, выбиваются из сил, падают, встают, ругают княжьего наместника за то, что весь камень для строительства во Владимир отправили, плачут о сгоревших крестах на деревянных церквях.

Но ничего такого, конечно же, в городе не было. Женщины и дети бегали между изб, шарахаясь от монголов, которые отошли в город после боя у Никольских ворот.

– Симбиоз… – вырвалось у Олега. Он вспомнил извечные споры со стариками из ЦПХ, которые с пеной у рта доказывали, что не нужно слишком горевать из-за трагедий русских городов, уничтоженных монголами, что это всего лишь своего рода историческая прививка, а дальше будет альянс с Великой степью, гармония, идиллия, путь к великорусскому этносу.