Читаем без скачивания На чаше весов (СИ) - Кочетова Наталья

Когда дискомфорт в грудной клетке стал распространяться в левую руку и лопатку, я решила не оттягивать неизбежное и обратиться к врачу. Долго сомневалась стоит ли звонить по номеру, указанному в визитной карточке, что дала мне бывшая жена Вадима, но прикинув, сколько я потрачу времени на поиски действительно хорошего кардиолога, все же решилась. Если женщина доверила этому врачу жизнь своего ребенка, значит и я смогу ему довериться.

Сидя в коридоре клиники в ожидании своей очереди, просматриваю висящие на стенах информационные стеллажи, и то и дело возвращаюсь глазами к табличке на кабинете.

«Кардиолог высшей категории Акайо Като». — Значится крупными черными буквами на белом фоне. Интересно это женское или мужское имя? Японское или китайское?

Пока я гадаю, строя в своем воображении портрет заграничного доктора, из кабинета выходит девушка и с вежливой улыбкой просит меня пройти.

Девушка указывает мне на стул и садится рядом. Я оказываюсь сидящей напротив мужчины восточной внешности, неопределенного возраста, одетого в белый халат. Девушка задает вопросы, собирает анамнез, спрашивая о жалобах, тщательно все записывает, затем переводит все это врачу. Несколько минут я слушаю непонятную иностранную речь, удивляясь и гадая, как так вышло, что ведущий врач профильной клиники совсем не понимает язык страны, в которой работает.

Следующие пол часа меня слушают, берут анализы, делают кардиограмму и УЗИ сердца. Девушка-ассистент записывает под диктовку врача рекомендации, предварительно переводя их на русский язык. Я забираю бумаги и выхожу из кабинета. Направляясь к выходу из клиники, сталкиваюсь с Вероникой.

— Агата. Здравствуй. — Восклицает Вероника, приветливо улыбаясь, будто рада меня видеть. — Что ты здесь делаешь? Была у Като?

— Здравствуйте. Да. — Качаю головой я. — Он… — Машу рукой в сторону кабинета, и с озадаченным видом произношу. — Он иностранец?!

— Ох, да. Совсем не понимает по-русски… Но мы приспособились. — Кивает Вероника. — Он отличный специалист. На вес золота просто. — Вероника склоняется ближе и как бы по секрету мне сообщает. — И по стоимости золота мне обходится.

Я понимающе улыбаюсь.

— Он — японец? — Спрашиваю я, Вероника кивает. — И что он здесь делает? В смысле… здесь в нашей стране. — Хмурюсь непонимающе.

— Это все Вадим. — Машет рукой Вероника, делая большие глаза. — Он привез его сюда ради Кирюши. Не знаю какими правдами-неправдами он убедил его сюда приехать, но Акайо приехал, поставил Кирюшку на ноги, и я постаралась сделать все, чтобы он остался.

Я хмыкаю, но ничего не говорю. Даже не хочу предполагать, каким образом Вадим убедил японского врача приехать на нашу «славную» родину. Зная его методы, это вполне может быть что-то криминальное. Однако его старания для ребенка делают ему честь. Видимо, не такой уж он и плохой отец, как мне показалось.

— Ты выглядишь истощенной. — Оглядывая меня заботливым взглядом, говорит Вероника. — Какой у тебя диагноз?

— ИБС. — Отвечаю я. — Ваш чудо-врач прописал мне новые лекарства, так что, думаю, скоро поправлюсь. — Улыбаюсь я, стараясь выглядеть убедительной, но это, конечно, не правда. Надеюсь мне станет немного лучше от нового лечения, но пока я вынуждена заниматься тем, чем занимаюсь, надежда на полное восстановление почти отсутствует.

— О, я в этом уверена. На Кирюше в свое время наши врачи ставили крест, а Акайо вытащил… — С улыбкой отзывается Вероника. Ее окликают с ресепшена и она, извинившись, прощается со мной.

Мне было бы безумно интересно послушать историю Кирилла, и еще интереснее историю его родителей, — как не пытаюсь, я никак не могу представить Вадима с Вероникой и их семейную идиллию, — но расположенная к общению Вероника уходит, а у нерасположенного к откровениям Вадима нет смысла даже спрашивать.

Глава 26

Следующие дни я посвящаю восстановлению здоровья, на столько, на сколько могу, регулярно пью новые лекарства, бегаю по утрам и много гуляю. Столица заметно опустела за последние две недели: меньше прохожих, меньше машин, часть магазинов закрыта, часть и вовсе пустует. Несмотря на положительные прогнозы и убедительные заверения ученых в том, что Калидус подлежит лечению, люди продолжают покидать страну в поисках защиты, лучшей жизни, и более дешевых ресурсов. Те, кто может себе это позволить, уезжает как можно дальше. Те, кто не может, продолжает выживать. Кто-то ворует, кто-то зарабатывает, кто-то делится с соседями, кто-то отбирает последнее даже у близких. И без того расколотая страна, раскалывается еще сильнее, на сотни мелких частиц.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мы не можем объединиться против общего врага, мы сами становимся врагами друг для друга. Возможно все дело не во властях, не в государстве и не в системе, возможно все дело в нас самих. В каждом из нас.

На днях страну буквально взорвало от новой волны потрясений. Неизвестная организация народных мстителей, называющих себя незатейливо «Организация», взяла на себя ответственность за порядок в стране, и принялась творить самосуд. В тюрьмах произошла серия убийств, замаскированных под самоубийства, из своих домов ночью при неизвестных обстоятельствах пропало двое высокопоставленных политиков. По интернету второй день курсирует наполненное злостью и презрением письмо, в котором загадочная «Организация» обещает отомстить виновным за все наши беды, и открыть людям глаза на правду.

На нас свалилось разом куча бед. Мне все это виделось, как проявление некого высшего наказания за разобщенность и неспособность оставаться людьми в некомфортных обстоятельствах. Возможно, мы все это заслужили. Возможно мы должны винить в происходящем только себя…

Расследование дела «Организации» вешают на Вадима, дело Матвеева отходит на второй план, и я начинаю переживать. Два дня я как на иголках, Вадим не звонит и не вызывает меня, и я гадаю выполнит ли он свое обещание, или же все-таки привлечет меня к новому делу.

Когда сегодня вечером звонит телефон, я чуть ли не подпрыгиваю на месте, и, боясь взглянуть на экран, медленно подхожу к столу. Однако звонит не Вадим, вопреки моим ожиданиям, а Тимур.

Бодрым довольным голосом Тимур сообщает мне о том, что вернулся и готов принять меня сегодня в восемь.

Преисполненная вновь вспыхнувшей надеждой я в уговоренное время прихожу НИИ, Тимур встречает меня в кабинете и неожиданно заключает в объятья.

— Привет. Я скучал. — С широкой улыбкой говорит Тимур.

Я, опешив от его напора, даже забываю поздороваться, и пока соображаю, что сказать, Тимур уже подталкивает меня в святая святых института — просторную комнату, выделенную специально для нового сверхмощного томографа, обещавшего спасти жизни всего человечества.

Едва мы входим в комнату, глаза Тимура загораются восторгом. Он смотрит на аппарат, как на животворящую икону и бережно проводит рукой по металлическому колпаку.

— Здесь творится история. — С трепетом и не сходящей с лица улыбкой, тихо произносит Тимур.

— Мм… — Мычу я, не зная, что сказать.

Тимур бросает на меня взгляд и, понимая, что я не разделяю его восхищения, выходит в смежную комнату за стеклом.

Вбивает мои данные, задает зону исследования, и по громкой связи просит меня лечь на пластину под колпаком.

Я ложусь и несколько минут лежу без движения, пока пластина возит мое тело взад-вперед.

— Так. — Слышу приглушенный голос Тимура. — Сейчас нам необходимо эмоциональное заражение. Я войду в комнату.

Слышу какой-то писк, с шумом открывшуюся дверь, шаги.

— Сосредоточься. — Просит Тимур и берет меня за руку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я послушно прислушиваюсь. Чувствую интерес, нетерпение, и некоторый азарт, о чем сразу же сообщаю Тимуру. Его рука выскальзывает, Тимур уходит, но через минуту его глухой голос недовольно говорит:

— Нет. Стимул слишком слабый. — Снова слышу писк, клацанье кнопок, и через минуту гудок. — Вера, зайти в шестой.

Слышу, как дверь снова открывается.