Читаем без скачивания Волк среди теней - Дэвид Геммел

Шэнноу ничего не ответил, и Села увидел, что он все еще держит в руке пистолет, целясь в раненого. И тут юноша понял почему. Справа от мужчины на траве лежал его шлем, увенчанный козлиными рогами исчадий Ада.

Внезапно раненый зашатался и упал. Села спрыгнул с лошади и подбежал к нему. Из его бедра кровь теперь хлестала. Выхватив нож, Села срезал штанину, и открылась рваная рана длиной почти в локоть.

— Надо остановить кровь! — крикнул он Шэнноу, но Иерусалимец не спешился. — Дай мне иголку и нитки! — потребовал Села.

Шэнноу заморгал, потом сунул руку в седельную сумку и протянул ему кожаный мешочек.

Почти час Села провозился с ранами и в заключение сшил и пришил на место лохмотья щеки. Тем временем Шэнноу спешился и расседлал лошадей. Он продолжал молчать, сложил очаг из камней, выдрал траву вокруг и разжег костер. Села пощупал пульс раненого. Он был слабым, но ровным.

Закутав раненого в одеяла, он сел рядом с Шэнноу у огня.

— Почему? — спросил Шэнноу.

— Что — почему?

— Почему ты его спас?

— Не понимаю, — сказал Села. — Его спас ты, убив льва.

— В ту минуту я не знал, кто он был… кто он такой.

— Он человек, — заявил Села.

— Он твой враг, малый. Может, даже это он убил Куропет или пригвоздил Каритаса к дереву.

— Когда он очнется, я его спрошу.

— И как поступишь?

— Если он правда был среди тех, кто напал на наш поселок, я выхожу его, а когда он окрепнет, мы вступим в бой.

— Ты городишь вздор, малый.

— Может быть, но Каритас всегда учил нас слушаться своих чувств, особенно сострадания. Я хочу убивать исчадий, я же сказал так в тот день, когда мы нашли моих убитыми. Но ведь это совсем другое: это храбрец, который дрался со львом, не имея ничего, кроме ножа. Кто знает,, он мог бы взять верх сам, не вмешайся ты.

— Не понимаю, — Шэнноу покачал головой. — Ты же в поселке убивал исчадий, хотя они спали. В чем разница?

— Я поступил так, чтобы спасти моих. И потерпел неудачу. Я не жалею, что убил тех, но этого я убить не могу — пока.

— Так отойди, и я выстрелю ему в ухо.

— Нет! — решительно сказал мальчик. — Его жизнь теперь принадлежит мне, как моя — тебе.

— Хорошо, — ответил Шэнноу. — Не стану больше спорить. Возможно, ночью он умрет. Ты хотя бы забрал его пистолет?

— Нет, не забрал, — раздался незнакомый голос, и Села, обернувшись, увидел, что раненый приподнялся на локте и навел пистолет на Шэнноу. Иерусалимец поднял голову, его глаза блеснули в свете костра, и Села понял, что он готов выхватить свое оружие.

— Нет! — закричал он и встал между ними. — Положи пистолет, — сказал он исчадию.

Их взгляды встретились, и раненый сумел искривить губы в улыбке.

— Он прав, малый. Ты дурак, — произнес он медленно, спустил затвор с боевого взвода и снова лег.

Села рывком обернулся к Шэнноу, но Иерусалимец уже отошел от костра и опустился на камень с Библией в руках. Села, который обычно не тревожил его в такие минуты, все‑таки осторожно подошел к нему. Шэнноу поднял голову, мягко улыбнулся и начал читать в серебристом свете луны. Сначала Села плохо его понимал, потому что многие слова были ему незнакомы, но потом разобрался, о чем речь. Выходило, что какого‑то человека ограбили и бросили замертво, а мимо проходили люди, но не предлагали ему помощи. Наконец один человек подошел к нему и отнес в безопасное место. Этот последний человек, объяснил Шэнноу, был из племени, которое все ненавидели и боялись.

— Так о чем же все это? — спросил Села.

— По‑моему, о том, что во всех людях есть что‑то хорошее. Хотя ты придал притче новый поворот, так как спас ты самаритянина. Надеюсь, тебе не придется пожалеть об этом.

— А что это за книга?

— Это история народа, давно исчезнувшего, и Она — Слово Божие на все века.

— И она дарит тебе мир, Шэнноу?

— Нет, Она меня терзает.

— Она дает тебе силы?

— Нет, Она делает меня слабее.

— Так для чего ты ее читаешь?

— Потому что без Нее остается только бессмысленное существование в страданиях и скорби, завершающееся смертью. К чему бы мы стремились?

— К тому, чтобы быть счастливыми, Шэнноу. Растить детей, знать радость.

— В моей жизни было мало радости, Села. Но скоро настанет день, когда я снова ее вкушу.

— Благодаря твоему Богу?

— Нет… благодаря моей женщине.

Бетик лежал, ощущая натяжение швов и слабость — от потери крови, подумал он. Ему было непонятно, почему мальчик хотел его спасти, и почему мужчина согласился. Но, как бы то ни было, он остался жив, и пока надо довольствоваться этим. От львиного рева его конь шарахнулся, и он успел сделать только один выстрел, когда зверь был уже в прыжке. Пуля только оцарапала льву бок, и тут же он вылетел из седла. Он не помнил, как вытащил нож, однако с кристальной ясностью помнил, как вдруг на серо‑стальном мерине появился мужчина с безжалостными глазами. Он даже четко заметил, что наведенный на льва пистолет был адским.

И теперь, лежа под звездным куполом, Бетик без всякого труда нашел ответ: мужчина был одним из тех, кто несколько недель назад напал на Пирователей Кабрика, убив более восьмидесяти молодых воинов за одну ночь… А потому его согласие оставить Бетика в живых выглядело еще более странным.

Пока он размышлял над этим, к нему подошел мальчик, Села.

— Как твои раны?

— Ты хорошо их обработал. Они заживут.

— Я поставил вариться мясо. Отвар поспособствует обновлению твоей крови.

— Почему? Почему ты заботишься обо мне?

Села пожал плечами, предпочитая обойтись без объяснений.

— Я не участвовал в нападении на твое селение, — сказал Бетик. — Хотя это было только делом случая.

— В таком случае, исчадие, скажи мне, зачем им понадобилось истребить мое племя?

— Наши жрецы сумели бы ответить на этот вопрос лучше меня. Мы — избранники. Нам повелено населить земли, убивая каждого мужчину, каждую женщину, каждого ребенка, которые нам встретятся. Жрецы говорят, что так мы обережем чистоту нашей веры.

— Как может младенец угрожать вашей вере?

— Не знаю. Нет, правда. Я не убил ни одного младенца, ни одного ребенка, хотя и видел, как их убивали. Спроси наших жрецов, если повстречаешься с ними.

— Такая жестокость выше моего понимания, — сказал Села.

— Мое имя Бетик. А твое?

— Села.

— А твоего друга?

— Он Шэнноу, Громобой.

— Шэнноу… Я слышал это имя.

— Он велик душой и могучий воин. И убил многих ваших.

— А теперь охотятся на него.

— Ты?

— Нет, — сказал Бетик. — Но Владыка Аваддон объявил его нечистым, а это значит, что его должно сжечь. Зелоты уже в пути, а им дарованы особые силы. Они его найдут.