Читаем без скачивания Покорители студеных морей (с иллюстрациями) - Константин Бадигин

Нарушив тишину, застучали топоры, задымились большие костры. На берегу выросли два шалаша, покрытые зелеными ветками; забурлила в котле похлебка, распространяя вкусный запах.

Окончив трапезу и поговорив о разном перед сном, дружинники стали укладываться спать, опасливо поглядывая на комаров, тучами носившихся около костра. Издали комариный рой был похож на серое облако. Комары нападали на людей, нещадно жалили, набивались в нос, в рот, в уши, в глаза, они затрудняли дыхание, принося человеку страшные мучения.

— Ишь, проклятущий гнус! — тихо ругался старшой Савелий. — Вот ужо угощу вас!

Он отошел в сторону, наломал охапку хвойных веток и кинул их в огонь. Едкий дым отогнал на время надоедливые комариные полчища.

Лагерь уснул. У шалашей одиноко бродил дозорный. Время от времени он бросал в костер новую охапку веток и глядел, как вспыхивали, корчась на огне, зеленые иглы.

На пути мореходы встретили несколько десятков разных судов, нагруженных беломорской солью, ворванью, сушеной и соленой рыбой и кожами. Чувствовалась близость реки Водлы, где проходил другой важный путь Великого Новгорода — на реку Онегу и Белое море.

Ночи были теперь совсем светлые, почти такие, как на Белом море.

Соскучившись по своему мастерству, Труфан Федорович часто подходил к кормщику — сморщенному старичку с Вытегры, вот уже вторые сутки бессменно стоящему на руле.

— Дай-ка, Иван, правило. Постою за кормщика, справлюсь небось, — шутил он. — А ты отдохни, устал ведь.

— Бери, бери, Труфан Федорович, потешься, а я сосну. — И старик, раскинув тут же, у Амосовых ног, баранью теплую шубу, мгновенно засыпал.

К реке Повенчанке дружинники добрались под вечер.

У самого устья раскинулось небольшое селение, оживающее зимой, когда тысячи санных упряжек двигаются из Новгорода в Сумский посад и возвращаются обратно, груженные беломорской солью. Дружинники обратили внимание на многочисленные амбары, большие заезжие дворы и две-три лавчонки, торгующие самым разнообразным товаром. Сейчас много домов пустовало и селение казалось заброшенным.

На утро Труфан Федорович снова повел свой отряд по древнему пути, проторенному новгородцами. Опытный мореход много раз выручал людей от излишних тягот и опасностей.

На одной из небольших речек, как раз на середине течения, застряв на камнях, суда остановились: либо река сделалась мельче, либо лодки были перегружены. Быстрая струя ударялась в борта, захлестывая внутрь. Новгородцы дружно работали веслами и шестами, пытаясь продвинуть лодки, но все было напрасно.

Предстояла тяжелая работа: нужно было или облегчить суда, бросив часть груза, или переносить на плечах и лодки и груз по узкой, чуть заметной тропинке, вьющейся у берега.

И тут помог Амосов. Поднявшись в рост, старик внимательно осмотрел реку. Впереди, совсем неподалеку, он заметил переузье — место, где берега близко сходились, оставляя неширокое русло, едва достигавшее трех-четырех саженей.

Труфан Федорович оставил на лодках по одному человеку, остальным велел выходить на берег, прихватив с собой судовые паруса. Выбрав две крепкие сосенки, росшие по берегам переузья, дружинники натянули между ними толстый моржовый ремень, а к ремню привязали паруса. Нижние края парусов, спускавшиеся на дно речушки, завалили тяжелыми камнями, дерном и хворостом. Получилась плотина — крупные паруса, перекрывающие друг друга, совсем не пропускали воду. Уровень речки быстро поднимался. Лодки сошли с мели и двинулись вперед. У самой плотины дружинники вытащили их на берег и стали ждать, пока воды прибудет побольше.

— Разбирай плотину, ребята! — крикнул Амосов.

Дружинники выдернули паруса, и вода бурлящим потоком ринулась вниз по реке. Дальше все было очень просто: спустив лодки на воду, отряд быстро двигался вперед вместе с прибылой водой.

— Надоели мне, ребятушки, реки, забодай меня бык, и глаза на них смотреть не хотят! — жаловался старшой Савелий. — И большой реке слава до моря, а эта-то и вовсе дрянь!

До устья реки такую плотину пришлось строить еще один раз. А там быстрое течение вынесло новгородцев на простор Выгозера, лежащего в огромной каменной котловине, окруженной со всех сторон темным дремучим лесом. До противоположного берега расстояние в семьдесят верст дружинники бежали под парусами. Достигнув устья Нижнего Выга, каменистой порожистой реки, отряд расположился на ночевку в заезжем дворе Степана Котова. Впереди предстоял самый опасный участок пути, и Труфан Федорович дал молодцам отдых.

— Набирайтесь сил, ребятушки! Назавтрие путь тяжелый, — предупреждал он дружинников.

Глава XIII. ГОСПОДИН ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД

Всю ночь бушевал стремительный шелоник. Гонимые ветром волны задорно шумели у пристаней Торговой стороны, накатываясь на деревянные борта многочисленных лодей, сойм и карбасов. Покачиваясь, груженые суда задевали друг за друга, тоскливо скрипели, словно жалуясь на непогоду.

Гуляя по улицам города, ветер свирепо обрушивался на кровли домов, то там, то здесь громыхая оторванным тесом.

К утру стало стихать, а когда часы отбили последний ночной час, ветер почти угомонился.

Город только начинал просыпаться. Уличанские сторожа и огневщики, переругиваясь между собой, убрали ночные решетки. На судах зашевелились люди, задымились деревянные трубы поварен…

Но вот распахнулись тяжелые ворота Словенской башни. Из города к берегу Волхова двинулись извозчики и разный торговый люд.

На пристанях сразу сделалось шумно. Заглушая лошадиный топот и стук колес, бранились, отгоняя колымаги, лодейщики; торгуя снулой рыбой, у рыбацких карбасов шумели купцы; к купцам приставали носильщики; скрипели грузовые коромысла, поднимая тяжелые бочки.

Оживилась река. Две большие соймы, груженные красноватым камнем, едва видимые в утреннем тумане, медленно двигались по течению. Камень везли со старых плитоломищ Ильменя. Обгоняя соймы, легко бежали небольшие рыбачьи лодки.

— Э-гей! — закричали с лодок. — Э-гей, открывай, други!

Стражники, возившиеся у речной заставы, в ответ замахали руками; толстые бревна медленно раздвигались, открывая проход для судов.

Вместе с толпой, хлынувшей из города, на пристани появился человек в одежде ремесленника. Он подходил то к одной, то к другой сойме и, что-то спросив у судовщика, шел дальше.

У небольшой соймы со сломанной мачтой, одиноко стоящей в конце вымола,[46] человек остановился, вчитываясь в полустертые буквы, едва видимые на грязных досках обшивки.