Читаем без скачивания Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере - Людмила Новикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя Миллер не являлся гибким политиком, его опыт боевого командования, хорошие связи в союзных военных и дипломатических кругах и административные способности, которые признавали даже его недоброжелатели[378], выдвинули генерала на первый план в архангельской политике. Возвышению генерала в немалой мере способствовала и сама политическая среда внутри Северной области, где не имелось влиятельных политиков всероссийского масштаба и даже, за исключением Чайковского, вообще широко известных политических деятелей. Миллеру помогло и то, что не только архангельские военные, но и местные либералы и даже многие умеренные социалисты сочувствовали идее сильной власти, в особенности в период Гражданской войны. В результате уже с весны 1919 г. Миллер стал самой заметной политической фигурой в Северной области, а с лета получил почти неограниченную власть, сосредоточив в своих руках командование фронтом и управление тылом. Миллер играл ключевую роль в преодолении политических кризисов, действуя при помощи уговоров, а нередко также угроз и репрессий. Через него происходили контакты белых властей с союзным командованием и дипломатами. Именно Миллер гораздо более, чем Чайковский, являлся для современников и историков олицетворением антибольшевистского режима на Севере. То, как и почему военно-административная должность генерал-губернатора превратилась с приездом Миллера в важнейший механизм управления областью, составляет предмет последующего изложения.
Миллер и Северное правительство
15 января 1919 г., спустя два дня после своего появления в Архангельске, Миллер официально сменил Марушевского на посту генерал-губернатора Северной области и вошел в правительство, возглавив в нем отделы – военный, почт, телеграфов, путей сообщения и иностранных дел[379]. Хотя он сосредоточил в своих руках множество полномочий, в первое время генерал предпочитал держаться в тени и никоим образом не противопоставлял себя правительству. Даже на заседаниях кабинета он редко брал на себя инициативу, поддерживая, как правило, мнение большинства. Однако несмотря на то, что Миллер не прилагал видимых усилий к тому, чтобы укрепить свою власть, вскоре руководящая политическая роль перетекла к нему сама собой. Это стало результатом стечения нескольких обстоятельств. Самым важным из них стал отъезд из Архангельска Чайковского, главы Временного правительства.
Чайковский начал планировать свою поездку в Европу еще до появления Миллера в Северной области. Покинуть Архангельск его побуждали несколько причин, хотя трудно сказать, что именно сыграло решающую роль. Уже с конца 1918 г. он получал телеграммы от русских политиков и дипломатических представителей за границей, настойчиво приглашавших его в Париж для участия в работе так называемого Русского политического совещания. Совещание должно было представлять антибольшевистскую Россию на Мирной конференции, созванной после окончания Первой мировой войны, а возможно, также стать праобразом единого российского правительства. По словам В.А. Маклакова, бывшего посла Всероссийского временного правительства 1917 г. во Франции, чтобы иметь влияние в России и за границей, совещание должно было включить в себя «уважаемых представителей всех политических партий, которые могли бы объединиться на патриотической почве»[380]. Революционная репутация Чайковского, его роль в организации антибольшевистского движения и связи в заграничных общественных кругах должны были укрепить демократический облик и авторитет совещания[381].
Чайковский не мог не сочувствовать намерениям созвать совещание, тем более что еще до своего появления на Севере он рассчитывал поучаствовать в создании центральной антибольшевистской власти. Оказавшись в Архангельске почти случайно, он уже в сентябре 1918 г. размышлял о поездке в Самару. Затем планировал поехать в Сибирь, узнав в начале октября 1918 г. о создании на Уфимском государственном совещании Всероссийской директории, в состав которой он был избран заочно и которую Северное правительство вскоре признало в качестве верховной власти[382]. Однако информация о событиях в Поволжье и Сибири доходила на Север искаженной и с большим опозданием, нередко неделями блуждая по телеграфным линиям России, Америки и Европы. Неясность обстановки заставляла Чайковского откладывать свой отъезд до точного выяснения политического положения на востоке страны. В конце концов планы его поездки в Сибирь пришлось окончательно отменить из-за полученных в декабре сведений о перевороте адмирала А.В. Колчака, который 18 ноября отстранил Директорию от власти. Теперь с образованием в Париже представительного Русского политического совещания, казалось, центр российской политической жизни перемещался в Париж, где должна была решиться не только судьба послевоенного мира, но и, возможно, политическое будущее России. Чайковский, всегда считавший, что он может и должен сыграть более существенную роль в восстановлении страны и демократической власти, мог полагать необходимым для себя покинуть обреченный на второстепенную роль Архангельск ради «высокой» политики[383].
Помимо этого, к отъезду из Северной области его могли подтолкнуть и более глубокие личные мотивы. Несмотря на то что Чайковский сознательно встал во главе правительства в разгар Гражданской войны и согласился на введение на Севере военно-полевых судов и восстановление смертной казни, он, видимо, так до конца и не смог преодолеть противоречие между признанием необходимости насилия и почитанием человеческой личности. Характерно, что начальник штаба белых северных войск полковник В.А. Жилинский считал ключевым для решения Чайковского покинуть область следующий эпизод. 11 декабря 1918 г. Чайковский с глубоким волнением следил за подавлением мятежа недавно мобилизованных солдат 1-го Архангелогородского полка, каждые 10–15 минут справляясь о ходе событий в штабе командующего войсками. Когда же он узнал, что восставшие сдались, но Марушевский решил «довести дело до конца», а именно предать зачинщиков выступления военно-полевому суду и впоследствии расстрелу, он был подавлен. После долгого раздумья он как бы вынужденно согласился: «Да, надо довести дело до конца». Жилинский полагал, что Чайковский убедился «в этот день, что работа ему не по плечу»[384]. Необходимость нести в качестве главы правительства непосредственную ответственность за репрессии против обыкновенных людей оказалась, видимо, слишком тяжела для старого революционера, всю жизнь боровшегося против насилия со стороны власти.
Что бы ни сыграло главную роль в решении Чайковского покинуть область, но в начале 1919 г. жребий был брошен. Его отъезд в Париж был намечен на 23 января. Тем временем Чайковский принял меры с целью не допустить ослабления Северного правительства в период временного, как тогда предполагалось, отсутствия его главы. Чтобы не произошло чрезмерного усиления военной власти, полномочия Миллера как генерал-губернатора были ограничены решениями кабинета. Более того, его компетенция оказалась даже сужена по сравнению с предшественниками Миллера на этом посту. Так, командование русскими войсками области пока сохранил за собой Марушевский, а Отдел внутренних дел был еще в декабре 1918 г. передан энесу, члену Союза возрождения В.И. Игнатьеву[385].
Чтобы сохранить равновесие политических сил в правительстве, в январе 1919 г. в дополнение к Игнатьеву в кабинет в качестве управляющего делами вошел еще один социалист, местный уроженец меньшевик К.Г. Маймистов. Кроме того, Чайковский сохранил за собой номинальное председательство в правительстве, назначив себе временным заместителем левого кадета П.Ю. Зубова. Политика кабинета также должна была остаться неизменной, в связи с чем не было сделано никаких правительственных заявлений по случаю произошедших перестановок[386]. Однако несмотря на то что высшая власть на Севере оставалась подчеркнуто коллегиальной и гражданской, отъезд Чайковского не мог не повлиять на расстановку сил в руководстве краем.
Середина января 1919 г. стала ключевой вехой в политической истории Северной области. При всех усилиях ни один из представителей Союза возрождения или провинциальных общественных деятелей не мог заменить во главе правительства Чайковского, являвшегося в Архангельске единственной знаковой политической фигурой всероссийского масштаба. Поразительным образом белые кабинеты, стремившиеся сплотить в борьбе против большевиков всю российскую общественность, остро страдали от отсутствия авторитетных политиков. Большинство имперских министров были опорочены своими связями с непопулярным царским режимом и после падения самодержавия ушли в политическую отставку. Тем временем многие лидеры общественности «эпохи Февраля» были дискредитированы неудачной политикой Временного правительства. В годы Гражданской войны вакантную политическую нишу заполнили революционные руководители второго ранга и провинциальные политики, еще не успевшие в полной мере испытать свои политические силы или дискредитировать себя в глазах населения и общественных элит.