Читаем без скачивания Чудесная чайная Эрлы (СИ) - Корсарова Варвара

Когда начало темнеть, я посадила Занту на колени и еще раз подробно повторила ей план. Невзирая на боль, использовала голос витамага, чтобы альфина лучше меня поняла. Беседовала с ней, выбирая модусы уверенности, спокойствия и сосредоточенности.

Контакт с животными давался мне хуже контакта с растениями, но Занта любила меня и понимала без слов, и поэтому много усилий не потребовалось.

Однако после использования формул пришлось заварить чай с розмарином, что успешно снимает любую боль – даже душевную. Я также позаботилась о том, чтобы всегда иметь запас охлажденного настоя. Долго смачивала настоем руки, сдерживая желание взять терку и содрать с кожи мерзкие печати запрета, пусть даже ценой страданий.

Но вот за окнами почернело, по улице мерной походкой прошла Лилла. Она обходила свои владения, не давая темноте окончательно поглотить город. Я была рада появлению фонарщицы: мысль о том, что придется брести безлюдными переулками на пустыри, изрядно угнетала.

Ночи в городе, подобном Ферробургу, не бывают спокойными. Под покровом темноты выползают на улицы мелкие грабители, пьяницы ищут приключений, драчуны становятся храбрее, когда прохожие не видят их лиц.

Остается надеяться на собственную осторожность да заботу Лиллы, зажигающей островки света. С полицией же этой ночью встречаться мне хотелось не больше, чем с хулиганами.

Оделась потеплее, накинула плотный плащ с капюшоном, Занту посадила в удобную клетку, клетку поставила в просторную сумку, заперла чайную и вышла в ночной город.

Дул неприятный осенний ветер, порой под ботинками потрескивал лед – лето ненадолго заглянуло в Ферробург днем, но ушло с приходом ночи.

Вскоре я свернула с главной улицы в узкий переулок и двинулась к Мусорной пустоши, где в эту ночь раскинется Полуночный рынок.

Традиция запретной ночной торговли жила в Ферробурге с незапамятных времен – с тех пор, как власти потребовали приобретать лицензию на любые сделки купли и продажи.

Но как быть беднякам, кому нужно время от времени продать серебряный портсигар или лоскутное одеяло, чтобы дотянуть до жалованья? Как быть магам-самоучкам, кому требуются редкие ингредиенты для незаконных опытов? И как быть всем тем, кто живет контрабандой? И уж конечно, торговцы краденым тоже имели свой интерес.

Так и появился Полуночный рынок. Несколько раз в месяц, ночью, в одном из укромных уголков города, возникал стихийный базар. Каждый раз в новом месте, чтобы сбить с толку полицейских.

Никто и никогда не договаривался заранее, в какую из ночей и где именно соберутся продавцы сомнительных товаров. Но слухи каким-то образом обегали город и его окрестности, и горожане знали: хочешь, например, купить дурманящую «свинцовую соль», чтобы добавить в свой трубочный табак, – иди третьей ночью месяца на заброшенные склады, или на свалку за скотобойней, или на дворик у развалин старой школы. И там за умеренную плату ты найдешь, что душе угодно.

Всегда был риск попасть в руки полицейских, но при старом комиссаре облавы совершались редко. Говорили, что старому комиссару за бездействие платил таинственный «Мастер рынка», человек, который следил за порядком на торжище.

Я не раз наведывалась на Полуночный рынок. О месте и времени его проведения узнавала от Лиллы.

Покупала редкие приправы, саженцы, книги. Мне нравилось там бывать. Щекотало душу ощущение таинственности и опасности, завораживали приглушенные огни, разнообразие товаров и лиц – на Полуночный рынок стекались жители других городов и деревень, приезжали торговцы и контрабандисты со всего побережья.

Сегодня я впервые отправилась на Полуночный рынок не покупать, а продавать. А значит, уверенно и окончательно перешла на другую сторону закона.

Кольнула совесть, но, как всегда, проснулась она слишком поздно.

Я вошла в квартал Золотарей и приближалась к Мусорной пустоши. Когда-то здесь жили рабочие, которые собирали и сортировали мусор. Сейчас их работу выполняли Коптилки, поэтому многие ветхие домишки пустовали и грозили рухнуть в любую минуту.

Фонарей в этом квартале почти не было, приходилось чуть ли не на ощупь пробираться через лабиринт темных узких улочек и проулков, становившихся все уже.

Ржавые колодезные насосы тоскливо поскрипывали сами по себе, под ногами хлюпали нечистоты. В каменных стенах домов чернели проемы, из-за острых крыш поднималась желтая луна.

Мне было здорово не по себе. Занта, почувствовав мое состояние, весело муркнула из сумки – «не бойся, хозяйка, я с тобой, вдвоем не пропадем!»

Квартал постепенно наполнялся людьми. Неясные тени двигались вдоль заборов, выныривали из переулков, спешили вперед с тюками на плечах.

И вот, миновав обвалившиеся каменные ворота, я попала на Мусорную пустошь, где этой ночью сошлись продавцы и покупатели того, что закон запрещал выставлять на прилавки.

Среди низких полуразрушенных сараев, ржавых мусорных ящиков, двигались сотни людей. Торговцы разложили товары на самодельных прилавках – ими служили доски да пара кирпичей. Вполголоса рядились, смеялись, ругались. Трещали факелы, тускло горели фонари, алели угли жаровен. И над всем этим в черном небе висела луна, подсвечивая рваные тучи нездоровым желтым светом.

Ноздри заполняли едкая горечь дыма, острый аромат пряностей, кисловатый запах пива.

Густой туман придавал картине оттенок нереальности. Погрузиться в это измерение города было соблазнительно и страшно. Порой тут заключались сделки такого мутного свойства, что лучше о них не знать – целее будешь.

Но не это ли нужное место для поиска того, кто может продать вам зачарованный магией саженец, способный обратить человека в дерево?

Прежде чем приступить ко второму делу, с каким явилась на Полуночный рынок, следовало покончить с первым. Я прижала сумку с Зантой к груди и двинулась вглубь толпы.

Сложно было не останавливаться у самодельных прилавков, чтобы исследовать выложенные на них товары.

У края торжища бедняки сидели, понурившись, подле своих немудреных сокровищ, в надежде найти на них покупателя и разжиться парой эленов до жалованья. Вязаные вещи, гнутые жестяные тарелки, прохудившиеся ботинки и покрытые сколами цветочные горшки были выставлены на крышках вкопанных в землю мусорных баков и пропитывались исходящими от них миазмами.

На расстеленной ветоши рабочие раскладывали вещи, украдкой вынесенные за проходные заводов: мотки проволоки, слитки олова, инструменты.

Стеклодув бережно вынимал из соломы сосуды удивительных форм – кувшины с закрученными в спираль носиками, чашки с ручками у донышек, кривые блюдца. Все, несомненно, забракованные десятником на заводе, но не отправленные на свалку.

Удобные места ближе к центру заняли торговцы краденым, контрабандисты и бродячие коробейники.

Вот тут-то глаза разбегались, вот тут-то захватывало дух!

Я непреклонно прошла мимо прилавка торговца засахаренными цветами. Позволила себе бросить лишь один взгляд на прилавок заезжего часовщика, где громоздились круглые, квадратные, восьмиугольные, водяные, огневые, воздушные часы. Свет фонарей разбивался в их стеклах на тысячи огоньков, а тиканье и звон заглушали рокот толпы.

Минуя прилавок с ароматическими свечами, я задержала дыхание, поскольку продавец зажигал фитили, чтобы привлечь покупателей.

Свечи изготавливали в Афаре, и капитаны привозили их контрабандой, спрятав глубоко в трюмах. Дым свечей пах сладко и тревожно и вызывал у вдыхающего острый голод, неутолимую жажду, исступленную страсть или безрассудную ярость.

Вот уже один из зевак, втянув полные легкие ядовитого дыма, с безумными глазами кинулся на поиски либо прилавка со съестным, либо веселой девицы, которая явилась на рынок, чтобы найти спутника на ночь.

Время от времени я замечала в толпе знакомых. Гейла и Сона бродили по рядам с корзинами, полными пирожков, сочно переругивались и смеялись.

Возле книжного прилавка переминался с ноги на ногу Чест и нудно торговался за фолиант со слежавшимися порыжевшими страницами, столь старый, что он напоминал кирпич.