Читаем без скачивания Нерусская Русь. Тысячелетнее Иго - Андрей Буровский

Сидел… или лежал? Иван VI на престоле недолго, с октября 1740 по ноябрь 1741 года, и был свергнут в возрасте года и трех месяцев.

Судя по всему, Бурхгард Миних с самого начала хотел избавиться от самой одиозной личности в этом немецком засилье, Бирона, – уже затем, чтобы не разделять его судьбу. Ведь Бирона боялись даже родители императора: ходил слух, что Эрнст Иоганн Бирон хочет отправить их обратно в Германию, оставив себе ребенка, Ивана VI. Да и ведет он себя глупо…

В гвардии его уже не просто не любят, а считают узурпатором и открыто говорят, что пора бы его сместить, а регентшей сделать мать императора, Анну Леопольдовну.

Действительно, какая может быть опора у Бирона? Высшие чиновники – и русские и немцы – к нему равнодушны, а то и враждебны. Армия ему не подчиняется. Гвардейские полки его ненавидят, в том числе и созданный при Анне Ивановне Измайловский гвардейский полк. Дворянство, как и гвардия, считает его лично виновным во всем, содеянном при «бироновщине». Никто не хочет признавать его регентом, не хочет ждать целых 16–17 лет, пока вырастет маленький Иван VI.

Будь «немецкая партия» реальностью, а не вымыслом, он мог бы опираться на немцев. Но мало того, что такая опора невозможна – почти никто из высокопоставленных немцев Бирона своим лидером не считает и за ним не идет. Так еще и возглавляет заговор немец Миних!

Миних же действует с немецкой педантичностью и вместе с тем с византийским коварством. Целый вечер сидели и пили пиво три немца: Бирон, Левенвольд и Миних. Бог знает, сколько опустошили они кружек и слопали айсбайна, но известно: Бирон в этот вечер был беспокоен и задумчив. Вдруг Левенвольд спросил фельдмаршала:

– А что, граф, во время ваших походов вы никогда не предпринимали ничего важного ночью?

Миних вздрогнул, решив, что Левенвольд каким-то образом проник в его тайные мысли. Но он был бы слишком плохим царедворцом, если бы показал свое смущение:

– Не помню, чтобы я предпринимал что-нибудь чрезвычайное ночью, но мое правило – пользоваться всяким благоприятным случаем.

Вскоре после этого добрые друзья попрощались до следующего утра, и около одиннадцати часов фельдмаршал уехал, но спать уже не ложился. В два часа ночи он велел позвать своего адъютанта подполковника Манштейна, и оба они поехали в Зимний дворец. Там Миних пошел прямо в покои герцогов Брауншвейгских и велел доложить им о себе. Переговорив с глазу на глаз с герцогиней, он велел Манштейну позвать к герцогине всех караульных гвардейских офицеров. Полунемка на троне обратилась к гвардейцам с целой речью, обвиняя регента в пренебрежении и грубости:

– Мне нельзя, мне стыдно долее сносить все эти обиды. Я решилась его арестовать и поручила это дело фельдмаршалу Миниху; надеюсь, что храбрые офицеры будут повиноваться своему генералу и помогать его ревности.

Говорить ли, что гвардия спала и видела такой поворот событий?! Офицеры клялись в верности, герцогиня расцеловала офицеров… Солдаты, которым Миних тут же объяснил, что происходит, сразу же заорали ура, – да так орали, что пришлось на них прикрикнуть – не дай бог, кто-то поймет, что происходит, и предупредит Бирона!

Миних поступил как истинный полководец: он оставил охранять Зимний дворец и династию только сорок солдат, а сам отправился к Летнему дворцу, где жил Бирон, с восьмьюдесятью солдатами. Ведь принц Евгений Савойский, Во Бан и другие великие полководцы всегда оставляли в резерве треть войска, а наступали двумя третями.

Вся охрана дворца тут же примкнула к заговорщикам; Миних велел Манштейну взять двадцать человек и арестовать Бирона, а если будет такая необходимость – убить.

Истинный фарс! Манштейн чуть не заблудился в Летнем дворце, планировки которого совершенно не знал, и трудно сказать, чем все могло кончиться… Но в конце концов этот представитель «русской партии» отыскал спальню с пышной кроватью, где мирно храпели герцог Курляндский и Земгальский с герцогиней Курляндской и Земгальской. Они проснулись, только когда Манштейн откинул полог кровати и начал объяснять, зачем пришел.

– Караул! – закричали оба.

Не лишенный чувства юмора Манштейн сказал, что привел с собой много карульных. До сих пор неизвестно, действительно ли Бирон собирался спрятаться под кровать, или это только показалось Манштейну. Дело в том, что Манштейн совершенно случайно оказался с той стороны кровати, где спала супруга временщика; Бирон спал с другой стороны кровати. Теперь он соскочил на пол и как будто собирался залезть под кровать. Манштейн, как горный орел, облетел вокруг кровати и схватил Бирона, одновременно крича солдатам, чтоб помогали. Солдаты кинулись на Бирона, тот стал лупить кулаками направо и налево, издавая какие-то дикие уханья, отвратительно ругаясь сразу по-русски и по-немецки. Солдаты сильно побили его; потом вопли Бирона им надоели, солдаты заткнули рот Бирону носовым платком, завернули в одеяло и снесли в караульню. Там гуманные воины накинули поверх ночной рубашки солдатскую шинель, чтобы пленник не замерз, и повезли его в Зимний дворец. Ненавистного временщика еще изрядно поколотили по дороге, чему Миних нисколько не препятствовал.

В это время герцогиня кинулась прочь, – так и бежала в одной рубашке в ноябре по улице, стремясь выбраться поскорее за ворота дворца. Солдаты поймали ее и спросили у Манштейна, что с ней делать. Тот велел отвезти во дворец, но солдатам стало лень с ней возиться; они просто пихнули бабу задом в сугроб. Так она и барахталась в сугробе, почти голая, когда ее вызволил из снежного плена некий капитан гвардии, велел одеть и все-таки отвез во дворец. Ее тоже отправили в крепость. Тем временем Манштейн арестовал Густава Бирона, брата временщика, а другой адъютант Миниха, капитан Кенигфельс, арестовал Бестужева.

На этом, собственно, переворот и закончился. Фамилии участников я специально привел, и судите теперь сами, с какой стороны тут была немецкая партия, а с какой – русская.

Дальше продолжались разнообразные интриги, как говорят уже в наше время, «подковерная борьба», в ходе которой поднимались то одни, то другие.

Возможно, Миних и сумел бы исполнить свой план – избавившись от Бирона, объявить регентшей Анну Леопольдовну и дождаться совершеннолетия Ивана Антоновича… Возможно, такой политический расклад и сохранился бы надолго, если бы не пришла в движение та новая сила, которую и боялись, и уважали, и презирали, и возвеличивали, – гвардия!

Потому что если удержаться на престоле не было суждено ни Ивану VI, ни его матери, то исключительно из-за действия силы, которую Анна Ивановна давила всеми силами своего репрессивного аппарата, – русского дворянства и его организованного, вооруженного отряда – гвардии.

Видимо, это и была «русская партия».

«Русская партия»

С точки зрения и Бирона, и Анны Ивановны, строптивость была качеством всего русского дворянства. Они ведь имели какие-то свои мнения обо всем на свете, были странны и подозрительны… Все свое короткое регентство Бирон спал и видел, как бы ему отделаться от гвардии. Нет бы ему с ней подружиться! Бирон даже подумывал о переводе гвардейских полков на окраины страны; это откровенное желание разогнать гвардию в самой большой степени побудило гвардейцев так легко пойти за Минихом против Бирона.

Гвардия должна была повиноваться правительству, и она будет повиноваться, что называется, до последнего. Гвардия не умеет торговаться о своих правах, о том, чтобы ей дали даже положенное по закону… Она просто не знает, как это делается. Но гвардия и правда была партией русского дворянства… Включая тех его представителей, которые происходили от немцев, шотландцев и французов. И тех, кто говорил по-немецки лучше, чем по-русски.

Гвардия была верхушкой и организованным отрядом дворянства, его самой умной и образованной частью. Гвардия имела своего лидера: им стала царевна Елизавета. 18 декабря 1740 года ей исполнился 31 год, этой круглолицей, красивой, доброй женщине.

Напомню, что если и не в 1725-м, то уж наверняка в 1730 году Елизавета вполне могла ожидать предложения престола. И что вообще было не очень понятно, кто имеет на престол больше прав – Елизавета Петровна, дочь, или Петр Алексеевич – мужчина, но внук, на поколение дальше от Петра?

Противники Елизаветы указывали на ее «незаконность» – ведь Петр I и Екатерина обвенчались в 1712 году, а Елизавета родилась в 1709-м. Слово «ублюдок» применялось к ней неоднократно, в том числе и Долгорукими, и Михаилом Дмитриевичем Голицыным. Но я уже приводил много примеров, доказывающих – наши предки вовсе не придавали законности происхождения такого уж колоссального значения… когда хотели. Допускаю, что старинной аристократии хотелось бы иметь царя или царицу, законных во всех отношениях, происхождение которых совершенно «чисто» и которых нечем попрекнуть. Но все же если и вытаскивался старый жупел «ублюдка», то по большей части из политических соображений.