Читаем без скачивания Собачьи истории - Джеймс Хэрриот

Бедный мистер Партридж! Он был на вершине счастья, но судьба уже припасла ему новый мученический венец, куда более неожиданный и странный.

Вначале ни я, ни другие соседи не осознали, что происходит. Мы видели только, что на нашей улице вдруг появилось множество собак, причем незнакомых, с других концов городка: больших псов и маленьких, косматых бродяг и прилизанных аристократов. Все они словно бы бесцельно кружили по улице. Но затем обнаружилось, что их влечет к себе домишко мистера Партриджа.

Однажды я выглянул из нашего окна, и меня как молнией поразило: они же липнут к Перси! Каким-то образом он обрел притягательность суки во время течки. Я бросился вниз к моим справочникам. Да-да! Вот оно! Опухоль из клеток Сертоли иногда придает кобелям сексуальную привлекательность для других кобелей. Но почему сейчас, а не раньше, когда опухоль была больше? Или причина в стильбэстроле? Действительно, в статье об этом препарате указывалось его феминизирующее воздействие, но не до такой же степени!

Но какова бы ни была причина, факт оставался фактом: Перси попал в настоящую осаду, причем стая его поклонников неизменно увеличивалась: к ней примкнули несколько псов с ближних ферм, дог, являвшийся из самого Холтона, и Магнус, маленькая такса из «Гуртовщиков». Очередь возникала буквально с первым лучом зари, а к десяти часам по улице нельзя было проехать из-за кружащих псов. К завсегдатаям присоединялись случайные бродяги, которых охотно принимали в клуб, невзирая на породу или величину, так что число глупых морд, вывалившихся языков и виляющих хвостов все время пополнялось — весь этот пестрый сброд объединялся силой похоти в буйное непристойное товарищество.

Мистер Партридж должен был страдать невыносимо. Порой я замечал, как из своего окна он гневно сверкает очками на эту ораву, но обычно он держал себя в руках, спокойно трудился у мольберта, словно игнорируя разношерстную публику на улице, жаждущую посягнуть на его сокровище.

Власть над собой он терял очень редко. Я был свидетелем одного такого случая, когда он вылетел из двери с воплями, размахивая палкой. Куда девался его изысканный лоск! И орал он на них, как взбешенный йоркширский фермер:

— Вот я вас, ублюдки поганые! Пшли отсюда!

Он мог бы и поберечь силы: стая разбежалась, но уже через несколько минут все вернулось на круги своя.

Я от души сочувствовал маленькому художнику, но помочь ему ничем не мог. Для меня важнее всего было, что опухоль уменьшается, но должен признаться, что следил я за развитием событий не без недостойного любопытства.

Прогулки Перси были чреваты большим риском. Мистер Партридж выходил из дома, только вооружившись палкой, а Перси вел на коротком поводке. Но все эти предосторожности не спасали его от накатывающейся волны собак. Обезумевшие от страсти псы наперебой старались взгромоздиться на беднягу Перси, и художник тщетно кричал на них и молотил палкой по косматым спинам. Так эта двусмысленная процессия и следовала через рыночную площадь, к большому удовольствию всех, кто там находился.

В обеденное время большинство собак устраивало перерыв, а в сумерках все отправлялись спать — все, кроме одного темно-коричневого спаниеля нечистых кровей, который фанатично не покидал своего поста. По-моему, он две недели практически обходился без пищи — во всяком случае, он превратился в ходячий скелет и, вероятно, протянул бы ноги, если бы Хелен не подкармливала его кусочками мяса, когда он, дрожа, жался в холодном вечернем мраке у заветной двери. Я знаю, что он оставался там всю ночь — порой в самые глухие часы меня будил пронзительный визг, и я догадывался, что мистеру Партриджу удалось попасть в него из окна каким-нибудь метательным снарядом. Но и это не помогало: он продолжал упрямо нести свою вахту.

Не знаю, как долго сумел бы мистер Партридж продержаться, если бы такое положение вещей длилось без конца. У меня есть основания думать, что он помешался бы. Но, к счастью, кошмар явно начинал идти на убыль. Стая мало-помалу редела, по мере того как состояние Перси улучшалось, и в один прекрасный день даже темно-коричневый спаниель убрался восвояси, не слишком охотно оставив привычный пост ради своего неведомого дома.

В тот день я в последний раз водворил Перси на стол и с большой радостью пропустил между пальцами кожу мошонки.

— Там больше ничего нет, мистер Партридж. Даже легкого утолщения. Абсолютно ничего.

Маленький художник кивнул.

— Да, это чудо, верно? Я вам чрезвычайно благодарен за все, что вы сделали. Я так беспокоился!

— Легко могу себе представить! Для вас это было очень тяжелое время. Но я радуюсь не меньше вас — ничто не дает такого удовлетворения, как удачный эксперимент.

Однако годы и годы после этого, гладя, как мистер Партридж со всем своим прежним достоинством ведет на поводке Перси, вновь красивого и гордого, я раздумывал над этой странной интермедией.

Действительно ли стильбэстрол заставил рассосаться опухоль или это произошло само собой? А сексуальный кошмар — был ли он следствием лечения? Или состояния опухоли? Или и того и другого?

Ответа я не знаю, но конечный результат был самым счастливым. Опухоль больше не мучила Перси и мистера Партриджа… как и оголтелые псы.

По поводу этого пораженного раком яичка ко мне обращались ветеринары и врачи изо всех уголков мира в надежде, что я сумею помочь в других подобных случаях. С грустью приходится сказать, что стильбэстрол далеко не всегда помогает, но я рад, что он помог Перси, хотя бы и ценой уподобления суке в течке. Однако, вспоминая о псах, заполонивших улицу перед дверью мистера Партриджа, я вдруг осознаю, как редко мы сейчас видим в нашем городке что-либо подобное. Много лет назад такие влюбленные сборища были обычными, но теперь они практически ушли в прошлое. Причина, конечно, отчасти заключается в кастрации сук, которая теперь ведется в широких масштабах, и всяческих инъекциях и таблетках, прекращающих течку. Многие люди предпочитают сук кобелям, но раньше на выбор влияла именно эта физиологическая особенность, с которой теперь, к счастью, можно не считаться.

15. Гранвилл Беннет

Несомненно, работа для Гранвилла Беннета. Мне правилось оперировать мелких животных, и я мало-помалу набил в этом руку, однако этот случай меня напугал. Двенадцатилетняя сука спаниель с запущенным гнойным метритом: гной капает на стол, температура сорок, одышка, дрожь, а в прижатом к ее груди стетоскопе слышатся классические шумы сердечной недостаточности. Только больного сердца тут не хватало!

— Много пьет? — спросил я.

Старушка миссис Баркер испуганно закручивала веревочные ручки своей сумки.

— Очень. Так от миски с водой и не отходит. А есть — ничего не ест. Вот уже четвертый день ни кусочка не проглотила.

— Право, не знаю, что вам и сказать. — Я сунул стетоскоп в карман. — Вам следовало бы давно ее сюда привести. Она ведь больна никак не меньше месяца!

— Да не больна она была. Так, недомогала немножко. А я думала, пока она ест, то и беспокоиться нечего.

Я помолчал. Мне очень не хотелось расстраивать старушку, но скрывать от нее правду было нельзя.

— Боюсь, положение довольно серьезно, миссис Баркер. Процесс развивался долго. Видите ли, у нее в матке идет гнойное воспаление. Очень тяжелое. И вылечить ее может только операция.

— Ну, так вы сделаете, что нужно? — Губы миссис Баркер дрожали.

Я обошел стол и положил руку ей на плечо.

— Я бы с удовольствием, но тут есть трудности. Ей ведь двенадцать лет, и общее состояние у нее тяжелое. Риск очень велик. Я предпочел бы отвезти ее в ветеринарную клинику в Хартингтоне, чтобы оперировал ее мистер Беннет.

— Ну и хорошо! — Старушка радостно закивала. — И все равно, сколько бы это ни стоило.

— Об этом не беспокойтесь. — Я проводил ее по коридору до входной двери. — А она пусть остается у меня. Не тревожьтесь, я за ней присмотрю. Да, кстати, как ее зовут?

— Дина, — пробормотала миссис Баркер, оглядываясь и щурясь в полумрак коридора.

Я простился с ней и пошел к телефону. Тридцать лет назад деревенские ветеринары в подобных экстренных случаях предпочитали обращаться к специалистам по мелким животным. Теперь, когда наша практика в этом смысле заметно расширилась, положение изменилось. Нынче у нас в Дарроуби есть и сотрудники, и необходимое оборудование для всяческих операций на мелких животных, но тогда дело обстояло по-иному. Меня не раз предупреждали, что рано или поздно любому целителю крупных животных приходится взывать о помощи к Гранвиллу Беннету. И вот пришел мой черед.

— Алло, мистер Беннет?

— Он самый. — Голос басистый, дружеский, щедрый.

— Говорит Хэрриот. Партнер Фарнона. Из Дарроуби.

— Как же, как же! Наслышан о вас, малыш. И весьма.