Читаем без скачивания Собачьи истории - Джеймс Хэрриот

Он открыл ящик, и я беглым взглядом оглядел запасы, которые не посрамили бы и табачную лавку, бесчисленные жестянки табака, трубки, ершики, шильца, тряпочки.

— Ну-ка попробуйте, — сказал он. — А потом судите, прав я или не прав.

Я взглянул на жестянку, которую он вложил мне в руку.

— Но я не могу ее взять. Тут же четыре унции!

— Вздор, юноша! Засуньте в карман и никаких разговоров! — Внезапно он оставил небрежный тон и заговорил энергично. — Конечно, вы предпочтете подождать, пока старушка Дина не очнется, так почему бы нам пока не пропустить по кружечке пивка? Я член очень уютного клуба тут совсем рядом через дорогу.

— Что же, с удовольствием!

Походка его для столь массивного человека была на редкость упругой и быстрой, так что я с трудом поспевал за ним, когда мы вышли из приемной и направились к зданию по ту сторону улицы.

Клуб дышал чисто мужским комфортом. Несколько его членов, люди по виду весьма преуспевающие, встретили Беннета радостными возгласами, а человек за стойкой — дружеским приветствием.

— Две пинты, Фред, — рассеянно распорядился Беннет, и перед нами с молниеносной быстротой возникли полные до краев два огромных бокала. Мой коллега разом опрокинул свой в рот, словно бы не глотая, а потом посмотрел на меня.

— Повторим, Джим?

Но я успел только смочить губы и теперь принялся, захлебываясь, судорожно проглатывать горький эль.

— С удовольствием, но только теперь мой черед угощать!

— Как бы не так, юноша! — Он поглядел на меня строго, но снисходительно. — Платить тут разрешается только членам. Повторите, Фред.

Передо мной теперь стояли два бокала, и ценой геркулесовых усилий я осушил начатый до дна. Переводя дух, робко оглядел второй и обнаружил, что бокал Беннета уже на три четверти опустел. И тут же у меня на глазах он без малейшего усилия допил его до дна.

— Копуша вы, Джим! — Он благодушно улыбнулся. — Фред, налейте-ка нам еще.

С некоторой тревогой я посмотрел, как бармен взялся за рукоятку насоса, и решительно приступил ко второй пинте. Как ни удивительно, я благополучно влил ее в глотку и, отдуваясь, взялся за третью, а Беннет сказал весело:

— Ну и еще одну на дорожку, Джим. Фред, будьте так любезны…

Глупо, конечно, но мне не хотелось спасовать в самом начале нашего знакомства. С глухим отчаянием я поднес к губам третью пинту и мелкими глоточками кое-как выпил ее, а потом почти повис на стойке. Желудок мой грозил вот-вот лопнуть, лоб увлажнился. Уголком глаза я заметил, что мой коллега идет к двери, — вернее, увидел его ноги, твердо ступающие по ковру.

— Нам пора, Джим, — сказал он. — Допивайте же!

Поразительно, чего только не способен вытерпеть человеческий организм, когда дело доходит до дела. Я готов был побиться об заклад, что выпить эту четвертую пинту смогу только после часовой передышки, желательно в горизонтальной позиции, но ботинок Беннета нетерпеливо постукивал по ковру, и я принялся отхлебывать пиво небольшими порциями, с изумлением обнаруживая, что, поплескавшись у задних зубов, оно все-таки проскальзывает в глотку. Если не ошибаюсь, испанская инквизиция весьма уважала пытку водой, и, ощущая, как нарастает давление у меня в животе, я начал понимать, почему.

Когда я, наконец, кое-как поставил бокал на стойку и побрел к двери, Беннет уже давно держал ее распахнутой. На улице он закинул мне руку на плечо.

— Старушка навряд ли успела прочухаться, — сказал он. — А потому заглянем ко мне домой и перекусим. Что-то есть хочется.

Утопая в мягком сиденье «бентли», поддерживая ладонями вздутый живот, я следил за мелькающими по сторонам яркими витринами, но вскоре их сменил мрак полей. Затем мы остановились перед красивым домом из серого камня в типичном йоркширском селении, и Беннет потащил меня внутрь, где подтолкнул к кожаному креслу и сказал:

— Чувствуйте себя как дома, юноша. Зои нет, но я что-нибудь соображу. — Он на мгновение исчез в направлении кухни и тотчас появился с большой миской в руках, которую поставил на столик возле меня. — А знаете, Джим, — провозгласил он, потирая руки, — нет после пивка ничего лучше пары-другой маринованных луковок.

Я пугливо покосился на миску. Все вокруг этого человека казалось больше натуральной величины — даже луковицы, каждая величиной с теннисный мяч, коричневато-белые, глянцевитые…

— Э… Спасибо, мистер Бен… Гранвилл. — Я взял одну двумя пальцами и уставился на этот внушительный овощ безнадежным взглядом. Ну куда мне ее?

Гранвилл протянул руку к миске, сунул в рот луковицу, пожевал, проглотил и сразу захрустел второй.

— Чертовски вкусно! Моя женушка — великая кулинарка. Даже лук маринует не в пример прочим.

Дожевывая, он отошел к серванту, чем-то позвякивая, и в моей руке очутилась тяжелая хрустальная стопка, на три четверти заполненная неразбавленным виски. Сказать я ничего не мог, потому что как раз рискнул и затолкал в рот луковицу. Тут мне в ноздри ударили спиртные пары, я поперхнулся и, с трудом пригубив виски, уставился на Гранвилла слезящимися глазами. А он уже придвигал ко мне миску и, когда я покачал головой, поглядел на нее с мягким огорчением.

— Странно, что они вам не нравятся! Я всегда считал, что Зоя маринует лук как никто.

— Да нет же, Гранвилл! Очень вкусно. Просто я еще не доел ту.

Но он ничего не сказал и устремил на миску взгляд, полный кроткой грусти. Я понял, что выхода нет. И взял вторую луковицу.

Чрезвычайно довольный, Гранвилл снова унесся на кухню. Теперь он притащил поднос, на котором покоился огромный кусок ростбифа в окружении хлеба, масла и горчицы.

— По-моему, Джим, бутербродик с ростбифом будет в самый раз, — приговаривал он, водя ножом по оселку. Но вдруг заметил, что виски в моей стопке убыло только наполовину, и скомандовал с некоторым раздражением: — Да пейте же, пейте! Чего вы ждете?

Благостным взором проследив, как я допиваю стопку, он тут же снова ее наполнил. — Так-то лучше. Возьмите-ка еще луковку.

Я вытянул ноги и откинулся на спинку, пытаясь угомонить разбушевавшуюся стихию внутри себя. Мой желудок превратился в озеро раскаленной лавы. Она вздымалась и бурлила у края кратера, встречая каждый кусочек луковицы, каждый глоточек виски угрожающим всплеском. Я посмотрел на Гранвилла, и мне стало дурно: он деловито кромсал ростбиф на дюймовые ломти, шлепал на каждый ложку горчицы и вкладывал его между ломтями хлеба. Груда росла, и он довольно напевал, иногда бросая в рот еще луковицу.

— Ну вот, юноша, уминайте на здоровье! — Он придвинул ко мне тарелку с целой пирамидой своих внушительных творений и с блаженным вздохом опустился в кресло напротив, придвигая к себе свою тарелку. Откусив чуть не половину сандвича, он продолжал с набитым ртом: — Знаете, Джим, люблю вот так перекусить немножко. Зоя, если уходит, всегда оставляет для меня что-нибудь. — Вторая половина последовала за первой. — И вот что: не мне, конечно, говорить, но ведь чертовски вкусные получились, а?

— О да! — Расправив плечи, я откусил, проглотил и затаил дыхание, пока еще одно совершенно лишнее инородное тело погружалось в кипящую лаву.

Хлопнула входная дверь.

— А вот и Зоя! — сказал Гранвилл и привстал, но тут в комнату вперевалку вошел непотребно жирный стаффордширский бультерьер и без приглашения вспрыгнул к нему на колени. — Фебунчик, детка, иди к папочке! Мамуля вас гулятеньки водила?

За бультерьером вбежал йоркшир-терьер, и Гранвилл с неменьшим восторгом возопил:

— Виктория, ух ты, Виктория!

Виктория явно принадлежала к породе улыбчивых собак. Оспаривать место на хозяйских коленях она не стала, а удовлетворилась тем, что села рядом, каждые несколько секунд радостно скаля зубы.

Мукам вопреки я улыбнулся. Развеялся еще один миф — будто специалисты по мелким животным сами собак не терпят. Беннет исходил нежностью. Уж одно то, как он назвал Фебу «Фебунчик», выдавало его с головой.

Я услышал легкие шаги, приближающиеся к двери, и повернул голову. Я знал, кого я сейчас увижу — типичную преданную жену, отличную хозяйку, не слишком следящую за собой, но умеющую создать мужу уют. У таких динамичных мужчин чаще всего бывают именно такие жены — услужливые рабыни, вполне довольные своим жребием. И я не сомневался, что увижу перед собой невзрачную маленькую хаусфрау. И чуть не уронил колоссальный сандвич. Зоя Беннет оказалась редкой красавицей, а к тому же вся светилась теплой жизнерадостностью. Вряд ли нашелся бы мужчина, который не поспешил бы посмотреть на нее еще раз: волна мягких каштановых волос, зеленовато-серые ласковые глаза, твидовый костюм, элегантно облегающий стройную, тоненькую — а где надо и округлую — фигурку. Но главное — какой-то внутренний ясный свет. Мне внезапно стало стыдно, что я хуже, чем мог бы быть, — или, во всяком случае, выгляжу намного хуже. Внезапно я осознал, что мои башмаки нечищены, что моя старая куртка и вельветовые брюки тут более чем неуместны. Я ведь не тратил время на переодевание и повез Дину в чем был, а моя рабочая одежда сильно отличалась от той, которую носил Гранвилл, но не мог же я ездить по фермам в таком костюме, как он!