Читаем без скачивания Фантастика 2025-61 - Дмитрий Александрович Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Одежда! Она села на одежду! – прошептал Долбушин.
У дверей Гая на корточках сидели три арбалетчика. Заметив Арно, они торопливо вскочили. На лицах было скрытое раздражение, что вот, проклятый секретарь вечно подкрадывается, как кот! Глава форта спохватился, что так и не придумал, что скажет Гаю, и начал замедляться, давая себе время подумать, но было уже поздно. Один из арбалетчиков предупредительно постучал и, услышав глухое «Войдите!», распахнул дверь перед Долбушиным.
Гай, одетый в застиранную, давно потерявшую всякий цвет пижаму, сидел на краю стола и грыз ногти. Перед ним стояли те самые шахматы, в которых Долбушин сутулился черным конем. Все фигуры когда-то были камнями, хранившими самые интересные из перехваченных ведьмарями закладок. Гай любил держать их в руках, думал о чем-то, вспоминал. Партии, которые он разыгрывал сам с собой, едва ли могли заинтересовать шахматиста. Правил, по сути, не существовало. Порой Гай проникался такой любовью к какой-нибудь невзрачной пешке из бурого железняка, что поочередно скармливал ей все неприятельские фигуры. В другой же раз пешка сразу улетала с доски, потому что симпатии Гая оказывались на стороне мраморного ферзя или малахитового слона. Сейчас на доске появилась еще одна фигура – тридцать третья, занимавшая весь центр и определенно пребывавшая у Гая в фаворитах. Пористый кусок песчаника с большой стрекозой внутри. Долбушин старался не смотреть на живую закладку и вообще не поднимать глаз. Сам Гай, может, ничего и не почует, но вот его опекун, с которым они давно сплавились в одно целое… Опасно обманывать существо, знающее все тайны болота.
– В чем дело, Арно? – спросил Гай, поворачивая к нему лицо. – Ты плохо выглядишь! Ты весь мокрый, и тебя шатает!
– У нас в сторожке… труп, – сказал Долбушин, произнося то, о чем он предпочел бы умолчать.
– И кто его счастливый обладатель?
– Мы.
Лицо Гая пошло мимической рябью. Сквозь юношу проступил дряхлый старец.
– А прежний владелец?
– Альберт Долбушин.
Глава форта все же не удержался и вскинул глаза. Интересно, как встретит Гай известие о его смерти. Он был разочарован. Грустно понимать, что для кого-то ты так мало значишь. Рот Гая дрогнул, брови сдвинулись, но не более.
– Грустно, Арно! Ты ничего не путаешь?
– Это он.
– Досадно. Альберт утомлял меня своей самостоятельностью, но я не был ему врагом. А так да здравствует эволюция! Умнейшие убивают сильнейших, но побеждают всегда подлейшие. При таком раскладе я никогда не понимал, откуда берутся добрейшие… Кто его убил?
– Никто. Он сам пришел и умер. На глазах у двух охранников.
Гай вскочил.
– Странно! Идем взглянем на него! Труп, надеюсь, не обыскивали?
– Нет.
– А зонт?
– Зонта не было.
Долбушин посторонился, пропуская Гая. Он надеялся, что сумеет незаметно спустить в карман закладку. Когда Гай, не оглядываясь, прошел мимо него, Долбушин боком метнулся к столу, схватил закладку и… ему показалось, что она зазвонила. Он вздрогнул, отдернул от закладки пальцы и… понял, что звонит телефон. Старый, массивный, громкого нрава аппарат, к которому Гай привык и не желал его менять, подпрыгивал на краю стола. Номер этого телефона был у Долбушина, Белдо, Тилля и еще нескольких приближенных. Причем звонили они в исключительных случаях. Гай не переносил пустого общения за исключением того, инициатором которого являлся сам.
– Что случилось, Арно? Кто там еще? Не снимай, я сам!
Гай неохотно вернулся и поднял трубку. Слов было не различить, но по осколкам голоса Долбушин узнал Белдо. Старичок спешил, захлебывался.
– Не мельтешите, Дионисий! Где? В каком месте? – оборвал его Гай.
Шустрый старичок ответил шустрой очередью слипающихся слов.
– Когда?
Снова мешанина слов, из которой напрягавший слух Долбушин понял, что Младочка в обмороке.
– К эльбам Младу!.. Посылайте туда своих розовых волшебников! А мне плевать, что спят! Будите пинками!
Трубка полетела на рычаги.
– Арно! Ты слышал? Шныры разбили четверку, которую Тилль послал, чтобы расквитаться с тем парнем, Родионом! По мне, так он вообще не стоил возни! Не хотеть быть с нами – это еще не преступление, однако у Ингвара были с ним старые счеты. Он нам много крови попортил.
Долбушин всплеснул ручками, как это всегда делал Арно.
– Да сколько их было, этих шныров?
– Неважно. В разбитой четверке был маг Белдо. Он успел связаться с Дионисием и сообщил, что у него обломок закладки с крыльями стрекозы.
– ЧТО? Где он его взял?
– Белдо не знает. Он считает, что скорее всего среди шныров был парень, которого недоумки Тилля упустили под Копытово, и в бою закладка перешла к магу.
– И где закладка сейчас? – спросил Долбушин, невольно оглядываясь на шахматную доску.
Лицо Гая одной частью раздулось, а другой опало.
– Никто не знает. У мага был браслет-телепорт. Шныры его прижали, и он решился на прыжок.
– И?..
– Неудачно! К Дионисию прибыли только кости его ног. Да еще челюсть, застрявшая в подоконнике.
– А закладка?
– Закладка исчезла! Едем, Арно! Если закладку не выбросило к Белдо, она до сих пор в парке!
– А если рассеялась?
– Закладки не рассеиваются. Песчаник мог растрескаться, но не крылья! У живой закладки – никогда! Отколоть от нее часть можно было только на двушке.
– Но зачем маг телепортировал? Он же не мог не знать, что с закладками не…
– Его сбило с толку, что шныр до этого телепортировал с ней и остался жив. Не всякий трюк можно повторить дважды! Едем, Арно!.. Хотя нет, останься! Присмотри за телом Альберта! Что-то тут не чисто!
Гай уже летел по коридору. Позади него павлиньим хвостом мелись отставшие арбалетчики. Глава форта схватил с доски закладку и выскочил следом. Он едва держался на ногах, но надеялся, что сумеет добраться до электрокара и до ворот. За телом Долбушина он присмотрит. В этом Гай может не сомневаться.
Лишь бы муха не села или гиела не ткнула его носом…
Глава 30
Папина дочка
Настоящий поступок – есть действие, не осмысливающее себя как поступок.
Из дневника невернувшегося шныра
Даня пнул ведро. Перевернул его и сел. В пегасне он был один. Сюда он пришел, чтобы укрыться от всех. Про крылья стрекозы он так никому и не сказал. Не набрался храбрости. И теперь считал себя виноватым во всех бедствиях человечества, начавшихся, как известно, с изобретения колеса. Ему
