Читаем без скачивания Его волчица. Я тебя приручу (СИ) - Невинная Яна

– Теперь ты с нами, Вера. Я очень рад, что ты нас нашла и рассказала про оборотней, про Костяна. Жалко его. Он так любил жизнь.

– Он еще живой, возможно, станет оборотнем, но не будет постоянно волком.

– Но не человеком, как ты. Тебе повезло. Тебя не укусили.

– Вообще-то и меня укусили, но я не стану оборотнем.

Рука Демьяна замирает.

– Как это?

– Я сама только узнала, что есть сыворотка против гена.

Оказываюсь вдруг лицом к лицу с Демьяном, от волнения облизываю пересохшие губы.

– Какой еще ген? – Он встряхивает меня, хватая за плечи. Куртка сваливается, и снова становится холодно.

– Санитары вкалывали себе ее, чтобы не заразиться, если вдруг укусит оборотень. Мне дала ее Йоланта. Я должна выпить в полнолуние, и тогда не обращусь, а стану опять человеком. Демьян, мне больно!

Он резко поднимается с топчана и цепляет пальцем цепочку с сывороткой.

– Это она?

Киваю в ответ, вся дрожа. Почему он так взбешен?

– И больше у тебя нет?

– Нет. Откуда?

– Что ж, Вера… – Он срывает цепочку и крутит в руках флакончик. – У нас острая нехватка оборотней. Вернее, нет ни одного. И раз уж один попался, то надо благодарить Фортуну.

– Не понимаю…

– Всё очень просто. Есть сыворотка – и ты человек. А нет…

Он бросает флакончик на пол и раздавливает ногой. Мерзкий хруст ошеломляет меня. Он вмиг решил мою судьбу, уничтожил единственную возможность стать человеком, уничтожил меня! Удушающая волна ненависти взрывается во мне гейзером. Ненавижу! Боже, как я ненавижу его!

– Скотина! – кричу я и набрасываюсь на него с кулаками. – Что ты наделал?

– Сядь, волчья шлюха! – Он толкает меня назад, к стене, забирает куртку и собирается уходить, напоследок смеясь мне в лицо: – Что ты переживаешь? Вернешься к своему мохнатому, когда всё закончится. Будете вместе ловить дичь и выть на луну. Не жизнь, а сказка.

Захлопывается дверь, я погружаюсь в темноту, и пучина отчаяния засасывает меня, как самое гиблое болото.

Глава 24. Вера. Обращение

Первое время ошалело смотрю на захлопнутую дверь, даже не пытаясь бежать за Демьяном. Понимаю, что он не смилостивится.

Это понимание рождается во мне сразу же, как только я вспоминаю его жестокие слова, холодный блеск глаз. Он даже не испытывает ко мне ненависти, скорее вообще за человека не принимает.

Моя жизнь для него лишь разменная монета в борьбе за выживание. Моя кровь послужит спасением для жителей этого дома.

Сворачиваюсь клубком на жестком топчане, пытаюсь согреться. Сначала мне жутко холодно, потом охватывает жар, ползая под кожей.

О, я знаю, что происходит со мной. Я сдалась, но волчица продолжает бороться. Луна зовет ее, ей нужно вырваться на свободу и охотиться в лесу.

Ей это необходимо.

Она готова на всё, лишь бы обрести желанное.

Повинуясь волчице, медленно подбираюсь к двери, накрепко запертой жестокой рукой моего тюремщика. Я должна хотя бы попробовать открыть ее. Сколько можно сдаваться просто так, даже не начав бороться?

Ненавижу себя.

Всплеск ненависти похож на кислотный дождь, разъедающий меня изнутри. Но разве я не заслужила эту ненависть? За что любить себя? Вокруг меня все умирают, все мои близкие ушли в небытие. Я ничего не добилась, испытываю одни лишь страдания.

Царапаю дверь, цепляюсь ногтями за выступающие края, толкаю ее плечом, но добиваюсь только стертых в кровь пальцев и синяков на теле.

Дверь остается неприступной. Никуда мне отсюда не выбраться. Тщетно пытаться.

Но ждать Демьяна? Когда придет вколоть мне иглы в вены и выкачает кровь?

Такой бесславный конец меня ожидает? Или я не дождусь этого, исчезнув с лица земли, словно и не рождалась, когда волчица победит меня?

Она уже этого хочет, шевелится под кожей, ярится, готовится…

Снова опускаюсь на ледяной топчан. Как же здесь холодно. Сердце колотится все чаще, у меня тахикардия. Наверное, сто тридцать на восемьдесят, а сердце больше ста двадцати ударов в минуту.

Могу определить без тонометра по пульсации вены на шее под моими пальцами. Становится сложнее дышать, даже глубокие вздохи и выдохи не помогают обрести спокойствие. Волчица неминуемо, неконтролируемо рвется из меня наружу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она взвинчивает накал ярости до предела, понуждая меня неспокойно метаться по мрачному погребу. Бесполезно просить ее уняться. Я отвергла своего внутреннего зверя, как только представилась такая возможность.

Готова была принять лекарство и убить ее.

И этого она мне не простит. Теперь никакой пощады.

Мое первое обращение пройдет в страшных муках. Я помню, что случилось с Костей, и мысленно прощаюсь со своим человеческим обликом навсегда…

Чувствую, как довольно урчит волчица внутри меня, злорадно предвкушая мою боль. Умоляю ее мысленно понять меня, пожалеть, ведь нам существовать вместе много лет.

Но она непреклонна и в ответ ломает мне несколько ребер. Хруст собственных костей парализует меня до ужаса.

Знаю, что это только начало.

Подгибаются ноги – следующие несколько костей сломаны. Падаю вниз, но облегчения это не приносит. Боль скручивает меня. Ощущаю, как зверь растягивает меня изнутри. Хуже чувства я не испытывала, боль непереносимая.

Ненавижу Беловых за то, что оказалась здесь! Ненавижу альфу за то, что укусил! Ненавижу профессора за то, что начал всё это! И Демьяна...

Как же я его ненавижу за эту боль, за решение, что он принял! Мысли путаются, боль отупляет...

Уже не понимаю, есть ли во мне живое место... Ненавижу... Всех... Себя... Слабачка, жалкая никчемная слабачка...

Глава 25. Демьян. Последствия

Бросаюсь наверх по шаткой лестнице, превозмогая желание вернуться обратно к Вере и исправить содеянное. Больше всего хочется забрать назад грязные оскорбления, которые нашептала жгучая ревность. Но дело сделано, я принял решение и теперь буду отвечать за последствия. А как иначе? Даже если вожак устроил катастрофу, он обязан ее устранить.

Всё ради стаи. Я не мог поступить иначе. Или мог? Или это просто удобная ложь, которая хоть немного успокоит взбунтовавшуюся совесть? Не знаю, справлюсь ли с чувством вины, найду ли оправдание своему поступку…

Ероша колючий ежик волос ладонью, хожу взад-вперед, надеясь, что никто не придет сюда, а Вера не начнет кричать или плакать. Не перенесу ее слез, не выдержу этого зрелища, зная, что стал всему причиной. Но внизу тихо как в могиле.

Я взял и переписал личный сценарий Веры, поставил точку в человеческой жизни, уничтожил ее. Обхватив голову руками, издаю жуткий стон.

Казалось, в голове происходит схватка мифических существ: дьявола и ангела. Один уговаривает, что я поступил верно, обезвредив врага, обеспечив общину сосудом с кровью, лишив Веру, пришедшую с непонятными намерениями, любых преимуществ.

Я не верил в ее историю, вернее, не до конца. Слишком смело для моей тихой сиделки. Слишком невероятно.

Ангел же говорил, что она чистое создание, неспособное на ложь. Ангел бился в агонии, олицетворяя гибель остатков милосердия во мне.

Вот так и становятся тиранами.

Поступки, как этот, ведут впоследствии к другим, еще более страшным. И постепенно стирается та грань, которая отделяет хорошего человека от плохого. Но нельзя показать никому, что считаю свои действия ошибкой. Нужно быть столпом уверенного, непоколебимого всезнания, чтобы остальные черпали в этой уверенности силы жить дальше и надеяться на спасение.

А я сейчас так ничтожен и слаб, как сухая травинка на ветру. Того и гляди унесет неизвестно куда. Но надо… надо взять себя в руки и подумать, как быть дальше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вера... Какая же она непостижимая, загадочная, удивительная, сшибающая с ног. Чувствую и вижу только ее, как будто она стоит перед глазами и никакого мира вокруг не существует.

Она путает все карты, убивает наповал своими зелеными кошачьими глазами, невинной улыбкой и телом распутницы. Всё в ней сочетается идеально, и я не знаю, за что и кем так наказан. Почему она одновременно стала и врагом, и самой желанной женщиной на свете?