Читаем без скачивания Сердце Ангела - Вильям Хортсберг

— Что означает эта штука? — Деймос указал на перевернутую пентаграмму.

— Вижу, вы, ребята, вовсе не католики, — сказал я. — Это эмблема ордена Святого Антония. Мой племянник — алтарный служка.

— Смахивает на штуковину, которую носила мадам Круземарк. Тостер выбросил готовый хлебец, в я намазал его маслом.

— Может, она тоже была католичка.

— Ничуть не бывало, — отрезал Стерн. — Скорее, она была язычницей.

Я пожевал хлебец.

— Разве это имеет какое-то значение? По-моему, вы расследовали смерть Пупса Суита.

Стерн мертвым взглядом уставился на меня.

— Это верно, Энджел. Так уж получилось, что "модус операнди" в обоих случаях очень схожий.

— Думаете, они связаны между собой?

— А может, стоит спросить об этом у вас? Кофе начал закипать, и я убавил пламя.

— Что толку? С тем же успехом можете спросить у привратника внизу.

— Не умничайте, Энджел. Ниггер-пианист занимался вуду. Девица Круземарк была предсказательницей и, судя по всему, тоже баловалась черной магией. Оба вырублены в одну и ту же неделю с разницей в один день при очень схожих обстоятельствах — неким неизвестным, или неизвестными.

— Что общего в обстоятельствах их смерти?

— Эта информация касается только полиции.

— Но как я смогу помочь, не зная, чего вы хотите? — Вытащив из шкафчика три кружки, я выстроил их на стойке.

— Вы пытаетесь что-то утаить от нас, Энджел?

— А почему бы и нет? — Я выключил горелку и разлил по кружкам кофе. — Я не работаю на город.

— Послушай, умник: я связался с твоим важным адвокатишкой в центре. Похоже, ты загнал нас в угол. Ты можешь захлопнуться, и мы вынуждены убрать от тебя лапы. Но если только подвернется случай — ты, например, нарушишь правила парковки — я насяду на тебя, как паровой каток. И в этом городе тебе не видать будет даже лицензии на торговлю земляными орехами.

Я попивал кофе, наслаждаясь его ароматом.

— Я всегда уважаю закон, лейтенант.

— Брехня! Парни вроде тебя пляшут над законом на канате. Но когда-нибудь, скоро, ты поскользнешься, и я поймаю тебя в объятия.

— Ваш кофе остывает.

— Хрен с ним, с кофе! — прорычал Стерн.

Глава тридцать пятая

Стекло на фотографии в рамке треснуло; застывшая молния прочертила зигзаг между костяшками сжатых в кулаки пальцев Великого Джона Л. и Джейка Килрэйна. Я снова повесил ее на стену и услышал тихий стук во входную дверь.

— Входи, Этель. Открыто.

Эпифани, все еще в тряпичной косынке, заглянула в комнату.

— Они больше не вернутся?

— Скорее всего вернутся. Но сегодня они нас уже не побеспокоят.

Она внесла в прихожую ведро со шваброй и закрыла дверь. Опершись о нее спиной, девушка захихикала. В ее смехе проскальзывали истеричные нотки, и, обняв ее, я ощутил дрожь тела под тонким хлопчатобумажным платьем.

— Ты была бесподобна, — заверил я.

— Погоди, еще увидишь, как чисто я вымыла туалет.

— Куда ты уходила?

— Пряталась на пожарной лестнице, пока не услышала, как они уходят.

— Ты голодна? Есть кофейник с горячим кофе и яйца в холодильнике.

Мы соорудили завтрак — обычно я их пропускаю — и принесли свои тарелки в гостиную. Эпифани обмакнула поджаренный хлебец в желток.

— Они не нашли чего-нибудь из моих вещей?

— Да они по-настоящему и не искали. Один из них порылся в моем "дипломате" и нашел кое-что, взятое мною из квартиры Круземарк, — но не знал, что это такое. Черт, даже я этого не знаю.

— Можно посмотреть?

— Пожалуйста. — Я встал и протянул ей карточку.

— "MISSA NIGER", — прочитала она. — "Invito te venire ad clandestinum rituni"…

Она держала карточку словно туза пик.

— Это объявление о Черной Мессе.

— Что?

— Черная Месса. Это определенная магическая церемония, поклонение дьяволу. Я не слишком в ней разбираюсь.

— Откуда же ты это знаешь?

— Но здесь так сказано. "MISSA NIGER" — "Черная Месса" на латыни.

— Ты читаешь латынь? Эпифани довольно улыбнулась.

— Что еще можно было выучить за десять лет приходской школы?

— Приходской школы?

— Конечно. Я ходила в "Священное Сердце". Моя мама не доверяла государственной системе обучения. Она верила в дисциплину. "Эти монахини наверняка вобьют здравый смысл в ваши тупые головы", — говорила она.

— Принцесса вуду в "Священном Сердце", — засмеялся я. — Посмотреть бы на фотографии из твоего школьного альбома…

— Когда-нибудь я их тебе покажу. В классе я была президентом.

— Верю-верю. А ты можешь перевести весь текст?

— Запросто, — улыбнулась Эпифани. — Он гласит: "Вы приглашаетесь на тайную церемонию во славу Господина Сатаны и Его власти". Вот и все. И еще дата, двадцать второе марта, и время, девять часов. Адрес: подземкой линии Ист-Сайд — Интерборо до остановки "Восемнадцатая улица".

— А что с заголовком? Эта перевернутая звезда с козлиной головой? Не знаешь, что она означает?

— Звезды — важный символ в любой религии, — из тех, что мне известны. Например, Звезда Вифлеема, Звезда Давида. На талисмане Аговэ Ройо тоже есть звезды.

— Аговэ Ройо?

— Обеа.

— Это приглашение связано с вуду?

— Нет-нет. Это поклонение дьяволу. — Эпифани явно страдала от моего невежества. — Козел — это знак дьявола. Перевернутая звезда означает несчастье. Вероятно, это также и сатанинский символ.

Я схватил ее и заключил в объятия.

— Ты достойна своего веса в золоте, малышка. А в Обеа есть дьявол?

— Множество дьяволов.

Она улыбнулась мне, и я похлопал ее по попке. Чудесная попка.

— Пора подтянуть меня по черной магии. Сейчас мы оденемся и пойдем в библиотеку. Ты можешь помочь мне по хозяйству.

Утро было прекрасное и достаточно теплое, чтобы выйти без пальто. Яркое солнце поблескивало в кусочках слюды, вкрапленных в асфальт. Вообще-то весна вступала в свои права только через день, но такой хорошей погоды мы могли не увидеть до мая. Эпифани в своей клетчатой шерстяной юбке и свитере очень походила на школьницу. Мы ехали по Пятой авеню, когда я спросил у нее, сколько ей лет.

— Шестого января исполнилось семнадцать.

— Господи, да тебе еще нельзя покупать спиртное.

— Неправда. Когда я наряжусь как следует, меня обслуживают без проблем. В "Плазе" у меня ни разу не спрашивали удостоверение личности.

Я поверил ей. В своем лиловом костюме она выглядела пятью годами старше.

— А ты не слишком молода, чтобы управлять магазином? В изумленной улыбке Эпифани проскользнуло презрение.

— Я занимаюсь бухгалтерским учетом с тех пор, как заболела мама, — объяснила она. — Я стою за прилавком только по вечерам. Днем у меня работают двое продавщиц.

— А чем ты занимаешься днем?

— В основном, учусь. Хожу на занятия. Я — на первом курсе в Городском колледже.

— Хорошо. Значит, ты привычна к работе в библиотеке, и я поручаю поиски материала тебе.

Я ожидал в главном читальном зале, пока Эпифани просматривала каталоги. Учащиеся всех возрастов молчаливо сидели за длинными деревянными столами с расставленными на них лампами; своими инвентарными номерами лампы напоминали заключенных на поверке. Потолки в зале были высокими, как на вокзале, а огромные люстры казались перевернутыми свадебными тортами. Благоговейную тишину изредка нарушало чье-нибудь приглушенное покашливание.

Я отыскал свободное место за дальним концом стола. Номер абажура соответствовал номеру овальной латунной таблички, прикрепленной к моему столу: 666. Мне вспомнился сопливый метрдотель в "Трех Шестерках", и я сменил место: "724" внушало мне большее доверие…

— Посмотри, что я нашла. — Эпифани со стуком опустила передо мной стопку пыльных книг. Ряд голов за столом развернулся в нашу сторону. — Кое-что из этого — чепуха, но зато есть "Гримуар [Колдовская книга (франц.)] Папы Гонория", изданный частным лицом в Париже в 1754 году.

— Я не читаю по-французски.

— Это латынь. Я переведу. Это новое издание, и здесь много иллюстраций.

Я потянулся к огромному, размером с кофейный столик, тому и открыл наугад: всю страницу занимал средневековый рисунок — рогатое чудовище с чешуей ящера и когтями вместо ног. Из его ушей и разверстой пасти, усаженной рядами устрашающих клыков, исходило пламя. Под рисунком было написано: "САТАНА, КНЯЗЬ АДА".

Я перелистал еще несколько страниц. Елизаветинская гравюра на дереве изображала женщину в платье с фижмами, стоявшую на коленях перед нагим дьяволом, сложенным как пловец-спасатель. У него были крылья, козлиная голова и когти, как у Неряхи Питера. Женщина обнимала его ноги, а нос ее покоился у него под вздетым хвостом. Она улыбалась.

— Гнусный Поцелуй, — заметила Эпифани, заглядывая мне через плечо. — Таким образом колдунья традиционно присягала в верности дьяволу.