Читаем без скачивания Революция Гайдара - Петр Авен

А. К.: А в чем суть претензии? Он что, мешал сильно?

А. Ш.: В реальности, я думаю, он им вообще не мешал, но тэковское лобби было самым сильным, и они хотели своего человека.

А. К.: Свой-то свой, но свой чтобы что? Чтобы снижал пошлины?

А. Ш.: С которым можно было разговаривать и объясняться по-свойски, а этот Лопухин… Наше правительство было группой технократов тире академических ученых. И в этой связи, когда аргумент, с одной стороны, производственный, а с другой — общетеоретический, это раздражает, естественно, нефтяных генералов. И я думаю, Лопухин бесил их своими манерами.

Вообще, было несколько человек, которые раздражали. Лопухин раздражал, Авен раздражал, я раздражал. Лопухин раздражал менторской манерой. Он же с самого начала продемонстрировал им, что он большой знаток всего этого нефтяного дела, энергетики…

А. К.: Он такой типичный отличник, «ботан»…

А. Ш.: Он отличник, плюс он пришел из элитной московской семьи. У него папа директор института ГКНТ, занимавшегося промышленным шпионажем. Он со всеми академиками с детства знаком. Дядя Ленина регулярно бальзамирует, заведующий лабораторией по сохранению тела. И вот гениальный мальчик из хорошей семьи пришел работать министром и всех стал поучать. Я так понимаю, что у генералов появилось желание его убрать не из-за того, что они не согласны были с ним, а из-за манеры общения.

Про Петю могу сказать. Петя всегда говорил очень быстро. Борис Николаевич не всегда улавливал, не всегда догонял. И когда Петя меня спрашивал: «Что-то Борис Николаевич меня не любит». Я ему отвечал: «Да он с тобой просто в разной амплитуде. Он тебя действительно не догоняет просто». Меня он не любил, потому что у меня были толстые стекла очков. Тогда они были еще толстые в силу отсталых технологий. Ему из-за этого тоже непонятно было, чего у меня на уме… То есть много психологизмов было.

П. А.: Я понимаю, о чем ты. Я с ним в поездки ездил. Все пили, а я в то время пил мало. Ему было некомфортно бухать в моей компании. Он больше любил Гайдара брать в поездки. Очень понятно. Мне ребят из банка кого-то хочется за стол посадить, а кого-то не хочется. Возраст имеет значение, имеют значение общие ценности, отношение к выпивке…

А. Ш.: То же самое с Лопухиным. Но сдача Лопухина, я считаю, еще не была поворотным пунктом. Как ни смешно, но поворотным пунктом было понижение буковки у Гены Бурбулиса — он был «Госсекретарь» с большой буквы, а стал «госсекретарь» с маленькой. Это случилось перед Лопухиным, по срокам — в мае.

А. К.: Кто это придумал?

А. Ш.: Хасбулатов. Его посыл был такой: нет такой конституционной должности «Госсекретарь», и предложил писать его с маленькой буквы. Это был уже сигнал, что Ельцин пошел явно на уступку. Ну, раз ты придумал своему верному соратнику должность «Госсекретарь», так не давай его в обиду. Лучше б он ее вообще ликвидировал, а оставил бы Гене просто пост первого вице-премьера. И дальше пошло-поехало по нарастающей, в этом плане май был показательным. Правда, были и балансирующие шаги в июне. Гайдар стал исполняющим обязанности премьера.

Надо сказать, что во многом и назначение в марте, перед съездом, Гайдара первым вице-премьером (то есть вторым первым) было неким отступлением от изначальных принципов. Ведь из-за этого Бурбулис перестал быть единственным первым вице-премьером и своего рода «смотрящим» за правительством. То есть сначала была идея компактного правительства: первый вице-премьер и два обычных. Потом появились новые «вице» — Полторанин, Шахрай, Шумейко, Махарадзе68, Хижа. Набежало народу очень много. Шумейко стал тоже первым вице-премьером. Во многом наша структура умерла, и нас стали просто на глазах разбавлять.

А. К.: А как Гена реагировал на то, что перестал быть единственным первым вице?

А. Ш.: На мой взгляд, спокойно. Он очень командный человек. Слепил из человека что-то значительное, если у него получается полететь выше, значит, это и его успех. Такая моральная конструкция…

Как только Гайдар стал и. о. премьера, он во многом поменялся. Он перестал быть «экономическим царем», он стал политиком. У него появилась цель, на мой взгляд, вполне оправданная: если реформатор может стать премьером, почему бы не стать? Здесь уже возможны уступки, размены, коалиции и т. д. Кстати, появление Геращенко на посту председателя Центрального банка — полностью инициатива Егора.

А. К.: Я не знал, что это Гайдар придумал. Я считал, что он не мешал этому назначению, а ты говоришь, что это была его инициатива!

А. Ш.: Это его выбор был. Было явно, что Верховный Совет сделает ставку на Геращенко. Ельцин был против. Я присутствовал как минимум на двух мероприятиях, где эта тема обсуждалась. Внуково, отлет Ельцина куда-то. Он в «веселом» настроении. Ему Гайдар дает проект письма о внесении кандидатуры Геращенко на пост председателя Центрального банка. Борис Николаевич: «Вы что, с ума сошли, что ли? У меня на него два тома компромата, а вы его хотите на ЦБ двинуть?» Потом встреча вице-премьеров, вице-спикеров Верховного Совета, Гайдара и Хасбулатова с президентом, по-моему, в Ново-Огареве. Сидим. Гайдару как-то неудобно снова Геращенко вносить. Он к Хиже, который в тот момент только был назначен. «Георгий Степанович, ну, как договаривались?» — я слышу, как Гайдар просит Хижу. Георгий Степанович говорит: «Борис Николаевич, вот мы тут в правительстве еще раз долго обсуждали и предлагаем вам подумать по поводу назначения Геращенко». Борис Николаевич: «Мы этот вопрос обсудили». А поскольку это в присутствии Хасбулатова, вице-спикеров, то момент был удачный. Все они загалдели: «А что, нормальный вариант, правительство хорошее предложение сделало». Гайдар сидел, как говорится, в стороне, но дирижировал этим он. Ему нужно было заручиться поддержкой депутатского руководства. Он начал готовиться к съезду, который утверждает премьера[8]…

Выборы премьера

А. К.: Поэтому нужно было разменивать пост председателя ЦБ и премьера?

А. Ш.: Я думаю, Егор исходил из этого. Но он не был тогда еще политиком. Он думал, что он сделает услугу, которая будет оценена. Но когда этот съезд случился, депутаты уже переварили эту услугу. Они уже о ней забыли. Борис Николаевич тоже готовился к этому съезду, где должны были утверждать премьера. Гену убрали из правительства, и Борис Николаевич играл уже свою игру…

А. К.: Борис Николаевич играл игру против Гайдара?

А. Ш.: Нет, но он играл уже другую игру. Ему нужно было любой ценой утвердить своего премьера. Когда мы обсуждали эту тему внутри команды, мы решили, что есть два варианта. Первый: сдать команду и Егора двинуть в премьеры, а потом уже решать, что дальше. Массовая сдача в обмен на пост премьера. И второй вариант: нанять технического премьера, а команду не сдавать. Егор сам выбрал второй вариант. Егору сказали: «Егор, выбирай любого кандидата». Мы съездили в Тольятти, посмотрели на Каданникова69. Я съездил в Париж, с Рыжовым70 поговорил, который послом во Франции был. Говорю: «Юрий Алексеевич, вы нам сейчас нужны. Нужен премьер, который будет политическим щитом, пусть даже он ничего не понимает в экономике. Извините меня за грубость, но это вы». — «Не, ребят, мне и тут хорошо, в Париже». — «Ну, зря»…

А. К.: В итоге Егор решил, что Каданников?

П. А.: Он лукавил.

А. Ш.: Лукавил.

П. А.: Он, конечно, хотел остаться сам.

А. Ш.: Мне Каданников самому не нравился. Ну зачем «красного директора»? Пусть даже не очень «красного»… Мне идея с Рыжовым больше нравилась, чтобы была политическая фигура…

А. К.: Не нужен был прагматик, нужен был политик, демократ, либерал. А Каданников, конечно, прагматик.

А. Ш.: В ноябре различными фракциями уже стали выдвигаться кандидаты. Выяснилось, что среди кандидатов Гайдар, Черномырдин, Шумейко, Скоков, Каданников. Гайдар собрал вице-премьеров, которые были выдвинуты, то есть Шумейко и Черномырдина. Съезд уже шел. И говорит: «Ребята, если меня не утверждают, — рассказываю со слов Черномырдина, — то вы должны снять свои кандидатуры. Мы ж команда». На что Черномырдин (с его же слов) возразил: «Ну, если мы одна команда и один из нас может стать премьером, что ж нам отказываться тогда? Надо, наоборот, делать ставку на того, у кого больше голосов в первом туре, объединять голоса».

Егору идея не понравилась, тем более что Степаныч действительно был более проходной кандидат. Каданников в этом случае для Егора был лучше, потому что его предполагалось нанять (правда, как потом выяснилось, ему никто не сказал, что он нанимается командой реформаторов, он это понял, стоя на трибуне). В итоге схема Егора была жесткой. Борис Николаевич должен понять, что единственный «его» кандидат — это Гайдар. Если не Гайдар, то к едреной матери весь Верховный Совет и съезд нужно разогнать. Хотя у меня лично (да я уверен, не только у меня в нашей команде) особого желания начать эту конфронтацию не было, поскольку можно было реализовать другой сценарий. Но тогда начался следующий этап этой истории. Когда Гайдара не утвердили, Б. Н. готов уже был распустить съезд. Депутаты чуть ли не всем миром встречались и с патриархом, и с Зорькиным71 и прочее.