Читаем без скачивания Венгерские рассказы - Орест Мальцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я слышу глубокий вздох дамочки в фигаро.
— Иезуш-Мария! Как давно мы ничего этого не видели! — говорит она восторженно.
— Бойцов — русский, — шепчет мне Патаки. — Его зовут Александр. Он русский балетмейстер. Раньше он был не особенно в моде, но теперь..
И Патаки, не договорив, шумно аплодирует.
Номер четвертый — долговязая мадемуазель Дандрэ с двумя воронами. С ее плеч вороны чинно перелетают на стол с сеткой для пинг-понга. Маленькой ракеткой она посылает им целлулоидный мячик, и они по очереди отбивают его своими клювами, как настоящие мастера пинг-понга. Закончив игру, вороны с важным видом стреляют из пистолетика, жонглируют колечками и кувыркаются в такт музыке.
Девушка-грум, преследуемая лучом, проносит номер за номером. Они меняются стремительно.
Каких только чудес нет на сцене!
«Хет эрдэг» — семь рогатых чертей в темнолиловых трико скачут на канате и с трапеции на трапецию, выделывая разные сальто. Тучная, с лицом как студень, певица в ковбойке и короткой юбке аккомпанирует себе на укулелла — четырехструнной негритянской гитаре. Затем выступает плутовато улыбающийся фокусник с колодой карт. Потом — танцовщица с огромным синим опахалом из страусовых перьев, которым она искусно маскирует свои жалкие худые плечики. И вот — бородатый художник-молния в белом халате. С палитры на холст он бросает масляные краски, быстро-быстро с вдохновенным видом растирает их, и спустя четверть минуты уже готов букет цветов в вазе; на другом холсте так же моментально получается что-то такое, что в перевернутом виде оказывается пейзажем; на третьем холсте он набрасывает два горящих в бушующем море судна. Затем рыжая обезьянка забавно ездит на велосипеде и играет по нотам на крохотном пианино, а на прощанье козыряет. После эквилибриста с кольцами два клоуна в балетных пачках отлично разговаривают между собой посредством свиста, остроумно пародируют арию из «Кармен», а под конец, изображая свистом движение поезда, едут… Куда? В Москву!
Но вот появляется лысый толстенький виртуоз с баяном. Мусоргский, Бетховен, а потом неожиданно — «Широка страна моя родная»… Играет и, закатывая глаза, безголосо, словно про себя, поет.
В зале подхватывают песню.
Виртуоза уже нет. На сцене — огромного роста, с тонким носом артист в смокинге, вышедший под номером 15; уже он поклонился и дал знак оркестру, но в зале все еще напевают:
Много там лесов, полей и рек…
Поет и Патаки, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза:
Где на свободе дышит человек…
Артист на сцене, не выдержав, сам тихонько подпевает со снисходительной улыбкой.
Наконец он начинает и свою арию из оперы «Князь Игорь». Дойдя до слов:
О, дайте, дайте мне свободу,Я свой позор сумею искупить…
он принимает позу глашатая и поет особенно выразительно, с полным напряжением голоса.
Зрители потрясены. У дамочки в фигаро спазмы в горле, слезы на глазах. Она чуть не задыхается от восторга. Запрокинувшись, она шепчет Патаки:
— Китунö! Уде?[24]
— Иген, эз мювесэт, — отвечает он ей, сильно моргая. — Да, это искусство! Отражение жизни!
Девушка-грум проносит номер 16. Но выходит черная трость с белым набалдашником. Чувствуется, что это не спроста. Значительным взглядом конферансье обводит партер и балконы, хотя, ослепленный рефлектором, ничего не видит, и объявляет самым торжественным образом:
— В завершение нашей сегодняшней программы, вы увидите танец «Возрожденная Венгрия». Постановка и исполнение артистки Лили Блонд!
Патаки изумлен. Как? Уже есть и новый танец? Лили Блонд? Он что-то не припомнит этой танцовщицы. Очевидно, какая-нибудь — так себе… Но почему ее выпускают с такой помпой, под конец?
— Посмотрим, посмотрим, — скептически барабанит он пальцами по ручке кресла.
Занавес медленно открывается.
В тусклом лиловом свете на фоне темной драпировки стоит на коленях Лили. Руки ее связаны тяжелыми цепями. Это и есть Венгрия. Она в арестантском халате с черными и белыми горизонтальными полосками.
Прелюд Рахманинова.
Танцовщица пытается встать, но как бы под ударами невидимых бичей тело ее изгибается, и она падает ниц.
Мощные аккорды.
«Венгрия» мечется, стараясь порвать цепи, но они слишком крепки. В отчаянии она поникает головой. Встрепенувшись, снова упорно борется. Она не может укрыться от невидимых ударов. Тело ее вздрагивает и кончится от боли. На лице ужас. Силы оставляют ее. Протягивая руки во все стороны, она молит о помощи.
Сильные, мажорные аккорды.
С левой стороны сцены возникает пурпурный свет. Встает солнце. Тонкий луч падает на цепи, и они с лязгом рассыпаются…
«Венгрия» вскакивает. Тюремный халат спадает с ее плеч, и она оказывается в национальной одежде — в бело-розовой юбке на корсаже, с широкими складками, и в блузке в три цвета с газовыми буфами до локтей; на юбке аппликации цветов с серебряными жгутами, а на груди большое красное сердце. На голове артистки — высокая диадема, обвитая пшеничными колосьями, маками и ромашками.
Тихая и плавная рапсодия Листа, нарастая, переходит в страстный чардаш Монти. Танец, вначале кокетливо-меланхолический, постепенно оживляется, и наконец он полон огня и опьянения. Точеные ножки Лили в белых замшевых сапожках на высоких каблуках быстро отбивают такт.
Прожекторы окрашивают ее то в зеленый, то в белый, то в красный национальные цвета…
Черная драпировка фона взвивается, открывая венгерский ландшафт: безоблачное голубое небо, цветущая степь, рельеф гор и шпиль церкви, высокие акации, домик под черепичной кровлей с цаплей на трубе, колодезный журавель, стадо рогатых быков, пастух в мохнатой бурке…
Где-то вдали мелодично звенят колокольчики и играет свирель.
Высоко подняв руку, выпрямившись и задорно улыбаясь, во весь свой рост стоит «Возрожденная Венгрия»!
Дамочка в фигаро и Патаки невольно встают, как это делают почти все в зале, и, стоя, аплодируют. Поднимается такой шум, что кажется — театр рухнет.
Но уже через минуту Патаки, опомнившись, садится и с напускной невозмутимостью говорит мне, барабаня пальцами по креслу:
— Странно, когда это Лили Блонд успела подготовить такой танец. Неужели сидя в бункере?.. Да, теперь я ее припоминаю. Мы с ней, кажется, встречались. Она довольно талантливая актриса. Если хотите, я вас могу с нею познакомить. Да хоть сейчас! Пойдемте к ней!..
За кулисами в артистической уборной Патаки представляет мне Лили Блонд так, как будто и в самом деле с нею хорошо знаком. Рыжеволосая, круглолицая, с ясными голубыми глазами, уже не столь яркая, как на сцене, Лили откровенно счастлива. Ее вызывали на «бис» пять раз. Она больше не может… Она очень устала и очень довольна своим успехом…
— Мювесесюнк уй утакат кереш (Наше искусство ищет новые пути), — говорит она возбужденно, часто переводя дыхание. — До сих пор у нас в театре показывали только то, что внешне красиво и вызывает острые ощущения. Главное, чтобы острота была — перец! Никаких мыслей! Никаких идей! Лишь щекотание нервов и грубой чувственности… Это вы и сами, наверное, заметили по старым номерам нашей программы. Потом здесь был немецкий солдатский театр. Ужас что такое!
Все это прошло. За последний месяц я многое передумала. Мне хотелось чем-нибудь помочь своему народу в это трудное время… Но что я могла? Я умею только танцовать. Я стала думать, как бы внести в свои танцы что-то новое, яркое, а главное — правдивое, в чем была бы покорена чувственность и преобладал бы дух, мысль. Думая так, я танцовала… И вот получилось то, что вы видели. Сначала я боялась: как-то меня встретит зритель? А теперь рада. Я вижу, что меня правильно поняли.
Она закуривает и угощает меня сигаретой, пахнущей тонкими духами.
— Сейчас я работаю над другим танцем. Думаю назвать его «Халал а фашизмушра» — «Смерть фашизма». Вот как я его представляю себе. Я в черном шелковом хитоне с зелеными блестками. Черный цвет — цвет реакции, мрака. Зеленый — цвет нилашей. Музыка — отрывок из весенней песни Синдина. Фашизм, веря в свою победу, весел, полон холодной наглости и спеси. Он ходит с высоко поднятой головой. Не ходит, а шествует. Вот так…
Рассказывая, Лили танцует.
— Тут музыка меняется. Начинаются первые неудачи фашизма. Он спотыкается, идет с трудом, лукавит. Так… Но все же в нем есть сила. Для этого места я еще не подобрала музыки. Обещали мне достать… Фашизм мрачно, безжалостно борется. Он мечется, он озлоблен и не хочет встать на колени. Но его со всех сторон бьют все сильнее и сильнее. Во время танца одежда на мне все больше и больше рвется. Это легко сделать. И, наконец, висят одни лохмотья. Фашизм делает последнюю отчаянную попытку встряхнуться. Тут нужно найти мрачную музыку… И вот он падает, жалкий и трусливый, но с ненавистью в глазах. Еще удар, и он гибнет.