Читаем без скачивания Не злите добрую колдунью (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна

Или же он попросту прожорлив.

— Кажется, твоя мать что-то подозревала, когда тебя сюда снаряжала, — не преминул съехидничать ведьмак при виде горы, заполнившей кухонный стол.

Пресловутые куриные яйца в корзиночке студенту тоже с собой положили.

— Просто она очень… заботливая, — пробормотал Нильс, с деятельным видом открывая то один, то второй сверток и принюхиваясь к их содержимому. — Сейчас сделаю супчик с грибами.

— Мне вполне могли от чистого сердца подарить мухоморы, — сдержанно заметила я.

— Никогда не ела похлебку из мухоморов? — поинтересовался Фентон.

— Нет.

— Напрасно, — поцокал он языком.

— Питательная? — хмыкнула я.

— Расслабляющая. Тебе точно не помешает, ты все время какая-то напряженная.

— Вот уж с чего бы? — с фальшивым недоумением протянула я.

— Похлебка от мухоморов расслабляет, но какое страшное потом похмелье. Жить не хочется, — со знанием дела поделился бывший студент и, заметив, как я заинтересованно изогнула брови, немедленно открестился: — Я не пробовал. Видел, как однокурсники мучились. Так их было жалко… Глупые, несчастные люди.

— Ага, — насмешливо хмыкнула я.

— Сварю-ка домашней лапшички…

Покраснев, он подхватил пару мешочков, несколько свертков и, прижав продукты к груди, быстро ретировался к очагу.

— Маме только про похлебку не рассказывайте, — донеслась жалобная просьба.

— Не дай бог, — пробормотала я. — Еще прискочит.

Через некоторое время по дому разлился одуряющей запах еды. Перестилая грязную постель, я ловила себя на том, что сглатываю слюну.

— Все готово, — крикнул Нильс. — Учитель, идите.

Фентон уже сидел за накрытым столом. Конечно, если стоящий в центре колдовской котелок с торчащей поварешкой, откупоренную бутылку с мятной настойкой и три ложки можно было назвать благородным словом "сервировка".

— Нормальную кастрюлю не нашел, а тарелок не дала бабулька из шкафа, — нажаловался на призрачную тетушку Нильс и непроизвольным жестом потер расцарапанную щеку. — Огрела дверцей по лицу и заперлась.

— Петунья, дай тарелки, — категорично велела я.

Та звякнула посудой, но не сдалась. С дурацким видом я посмотрела на витражные дверцы. В стекле отражался ведьмак. Развалившись на стуле, с любопытством он наблюдал, как я пытаюсь договориться с собственной нечистью.

Сконфуженно кашлянув, я вернулась к столу, забрала бутылку и снова обратилась к Петунье:

— Забирай бутылку, отдай посуду.

Она сердито распахнула нижнюю полку, едва не ударив меня по ногам. Настойка заняла прежнее место в глубине ящика, и со скрипом приоткрылась верхняя створка. С той стороны, где хранилась посуда попроще. Не то чтобы мы претендовали на трапезу с королевским размахом, но фарфор тетушка зажала.

С независимым видом я вытащила тяжелую пирамиду глубоких тарелок и со звоном опустила их на стол.

— Зачем так много? — удивился Нильс.

— Впрок, — коротко пояснила я и уселась за стол.

Не рассказывать же скудоумным жалостливую историю о кружке, разбитой дочерью лекаря, и мерном стаканчике, из которого мне седмицу пришлось хлебать чай. Зная вредный характер Петуньи, готова с уверенностью заявить, что нормальной посуды мы до зимы из шкафа не выудим. Придется нести из разрушенного ведьмовского логова.

— А нечисть-то у тебя совсем обнаглела, фея, — ухмыльнулся Фентон, ставя перед собой тарелку. — Никак не приструнишь?

— Со своей нечистью я как-нибудь разберусь, лучше выдрессируй умертвие, — проворчала я. — Или надень на него намордник.

— Как ты это себе представляешь?

— Тогда сунь ему в пасть кляп и упакуй в смирительную рубашку, пока оно никого не сожрало.

— Непременно, — покладисто согласился Фентон и со значением добавил: — Когда вернется темная магия.

Мы встретились глазами. Хотелось стукнуть ведьмака ложкой промеж рыжеватых бровей.

— Ешьте, господа чародеи, — вклинился Нильс в возникший спор и начал бодро разливать по тарелкам густой горячий суп. — Вы, профессиональные маги, такие раздражительные, когда голодные.

Еда за общим столом и едва ли не из одного котелка, в котором иногда варилась зелья от на редкость отвратительных болезней, нас всех как будто примирила. После обеда наступило затишье, и дом Петуньи словно облегченно выдохнул, что сумел устоять в первый день совместного проживания идейных врагов, а значит, есть надежда не развалиться в последующие.

Нильс осторожно спросил, кому мыть посуду и убирать со стола.

— Кто готовил, тот и моет, — объявила я, следя за тем, как Фентон выходит из дома.

— Разве не наоборот? — заикнулся школяр.

— Не в этом доме.

И теперь он, закатав рукава, с азартом тер посуду и не забывал щедро добавлять магии "для чистого скрипа" тарелок. Из каменной раковины поднималась высокая мыльная шапка, ошметки пены таяли у школяра на плече.

Я сидела за столом и пыталась выискать на страницах пробужденного черного гримуара подсказку, как заставить силу вернуться и больше не ускользать. Предки Варлоки не отвечали на вопросы, пафосно рассказывали о величии темного клана с тотемным зверем драконом.

Они ведать не ведали, что клан распался, и драконы, признававшие только темную магию и слепо ей подчиняющиеся, выродились. Самый последний доживал свой век в зверинце магических тварей в столице соседнего королевства.

В детстве бабка Розалинда возила меня поглазеть на этого дракона. Рядом с крылатыми гигантами у светлых исчезала магия — такая вот странная аномалия. Мы шли серьезно подготовленные: обвешанные специальными амулетами, а дракон оказался сплошным разочарованием. Старый, неповоротливый и потерявший умение плеваться огнем. Он мирно дремал в вольере, свернувшись на солнышке, как кот, и даже не выпускал из широких ноздрей пар. Последнее меня особенно разочаровало.

"Когда рождаются золотые драконы, перед ними замирает даже магия", — продолжали хвастаться Варлоки, вернее, какой-то из их сонма колдунов с похвально разборчивым почерком.

Вздохнув, я откинулась на спинку стула и из раскрытого окна начала наблюдать за ведьмаком. В приступе трудового энтузиазма не замечая, что на улице уже смеркается, он убирал огород. Табуретопес ходил за ним хвостиком, потом утомился и прилег под кустик, трогательно сложив лапки-ножки.

— Чем там занимается верховный? — Нильс пристроил на стол стопку учебников, видимо, привезенных с собой из дома, и, вытянув шею, с любопытством выглянул в окно.

— Лечит нервишки, — хмыкнула я.

— В каком смысле?

— Физический труд лечит нервы даже ведьмакам. Попробуй как-нибудь, действенный способ, — по-дружески посоветовала я. — Ты, смотрю, решил удариться в учение?

— Хочу почитать об умертвиях, — смущенно пробормотал студент. — Как на них ставить печати… Или пока еще рано?

— Научиться упокоевать умертвия никогда не рано, — поддержала я ученический порыв. — Читай побольше. Глядишь, в итоге станешь приличным специалистом по защите от темных чар.

— Я не настолько честолюбив, просто не хочу, чтобы меня сожрали, — присаживаясь к столу, признался Нильс.

— Тоже чудесная мотивация, — похвалила я.

С умным видом он открыл учебник, полистал, поводил карандашом по строчкам и не выдержал:

— Признайтесь, учитель, ведь тех двух правил нет в книгах? Откуда вы их взяли?

— Из практического опыта. — Я кивнула на стопку толстеньких томиков, некоторые из которых выглядели преступно новыми: — Учись, школяр.

Между тем, Фентон бросил последнюю ветку в выросшую возле грядок кучу, отряхнул руки и подошел к окну.

— Принесешь полотенце?

Отказывать человеку, вкалывавшему в моем огороде по собственному желанию, было грешно. Он скрылся за углом дома, видимо, надумав устроить купание в бочке, а я поднялась из-за стола, вытащила из корзины на полке кухонное полотенце и вышла на улицу.

Серая завеса, нависающая над Круэлом, незаметно рассасывалась. На горизонте алым росчерком прочертилась зарница, окрасившая взбитые в пену густые облака рыжим золотом. В прохладном воздухе разносился настойчивый стрекот сверчков.