Читаем без скачивания Дары ненависти - Людмила Астахова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Матерей не выбирают.
«Зато выбирают отцов. От него за пять шагов смердит диллайн».
«Нос заткни, Паленая Шкура», — мысленно рыкнула Джона.
— Я всего лишь прошу выслушать мои соображения относительно твоего участия в делах Шанты, — примирительно молвил юноша, присаживаясь в кресло напротив.
Все матери склонны видеть в своих детях исключительно достоинства и добродетели, Джойана в этом вопросе не считала себя исключением из правил.
«Ах, какой же ты убийственно красивый, — думала она, любуясь длинными ногами, шелковыми ресницами и тонким рисунком чувственных губ молодого человека, по чудесному стечению обстоятельств приходившегося ей сыном. — Сколько сердец будет разбито походя, еще до того момента, когда ты осознаешь свою власть над женщинами. Не сосчитать! А уж потом… Но зачем, ну скажи, зачем ты лезешь в политику, в эту грязь и мерзость, если имеется возможность оставаться в стороне?»
Впрочем, Джона еще не успела забыть себя в столь же юном возрасте. Когда ей казалось, что пока она прозябает в провинции, возится с крикливым младенцем и следит за тем, сколько сахару кладет кухарка в варенье, жизнь, бурная и настоящая, проходит мимо. И, помнится, точно так же пришлось доказывать Бранду, что она ему в Санниве пригодится — и на балу, и в постели, и в интригах.
И как обидно видеть любимого сына, со всей юношеской страстью стремящегося наступить на те же грабли. Видимо, мы все просто неспособны учиться на чужих ошибках. До определенного возраста. И то, чаще всего, столь благое намерение остается всего лишь пожеланием, а не повседневной практикой.
— И что же, по твоему мнению, я делаю не так? — сдалась Джона.
— Прежде всего, мы доподлинно не знаем, что делается на Шанте. И все эти велеречивые заявления о страдающей под ролфийской пятой Родине — не более чем сказки ушлого агента. Который, не исключено, работает не только на тебя или, скажем, графа Эска. Помнишь ведь поговорку насчет нескольких телег для тонкостенных горшков?
— В двурушничестве господина Тиглата я даже не сомневаюсь.
— Ролфийского там только — одинокий гарнизон. Синтаф фактически оставил Шанту на произвол судьбы, пролив и море кишат каперами — нашими, конфедератов, Ролэнси и просто пиратами.
— Абсолютно с тобой согласна. И?
— Прежде чем слать деньги какому-то ловкому авантюристу, ты могла бы выяснить подлинную обстановку на острове. Вдруг ты и твоя помощь только вредит нашим… э… горцам?
Называться шуриа Рамман, к превеликому счастью, не мог. Проклятие его обошло стороной. Слава Великим Духам!
— Я всегда полагала, что черпаю информацию из источников, заслуживающих доверия, — уклончиво процедила несколько уязвленная графиня.
— Эск преследует собственные цели, не забывай.
— Аластар не стал бы меня обманывать, — мягко молвила Джона. — Уж поверь!
Призрак предка-ролфи аж затрясся от беззвучного хохота.
«Курица ты! Диллайн не обманывают, только когда юбки бабам задирают».
«Ты все-таки определись — курица или змея? — посоветовала женщина невозмутимо. — Или, может быть, дева-василиск?»
У Эска свои резоны. Как и у князя Вилдайра, — отмахнулся Рамман, но вдруг перегнулся через стол и, приблизив свое лицо к лицу матери, прошептал: — Ты никогда не думала, почему ролфи до сих пор не прибрали Тэлэйт, то бишь Шанту, к рукам? А ведь они могли бы. Флот Ролэнси по мощи давно сравнялся с синтафским. И что им стоит высадить десант, вырезать под корень последних шуриа и объявить остров своей собственностью?
«Выжечь змеиное гнездо! Выжечь раз и навсегда!» — радостно поддержал идею бесплотный дух.
А Джону насквозь продрало могильным холодом. Мальчишка, уже несколько лет носа не казавший из поместья, задавался теми же вопросами, что и они с Лерденом Гарби. И Рамман глядел в самый корень проблемы. Но если это в нем не говорила кровь отца, то что же?
«А губа у тебя не дура, змеюка! — восхитился догадливый призрак. — Абы перед кем ты не заголялась. Но могла бы и хорошего ролфи подыскать».
— Я думаю, что на твой… остров у всех игроков свои планы. И заслуга господина Тиглата лишь в том, что он умудряется лавировать между ними и никому не попадаться на зуб, — продолжал юноша. — Я бы на твоем месте все же проверил, что он подразумевает под «поддержкой патриотов».
— Не забывай, я веду дела с Тиглатом и ему подобными личностями еще и потому, что ему покровительствуют наши союзники.
Рамман уставился на мать немигающим взглядом:
— Где были твои хваленые союзники, когда казнили Гарби?
И был прав.
— Беда в том, что настоящие правители Синтафа при дележе власти предпочитают меряться магией, а не калибром пушек и численностью линейных кораблей, — не стала скрывать горечи в голосе Джона.
— Синтаф распадается, мама. Называй вещи своими именами наконец-то. Гниет и разлагается.
Откуда, скажите на милость, откуда эти суровые скорбные складки на лбу юного графа?
С одной стороны, приятно знать, что твой мальчик вырос и с ним можно поговорить серьезно об очень серьезных вещах, а с другой — как объяснить ему, такому пылкому и считающему себя самым зорким и проницательным, всю сложность настоящей политической интриги. В целом все действительно выглядит ясно и понятно, но существует столько невидимых взаимосвязей, которые способны уничтожить любое, самое благое начинание. Не бывает абсолютных врагов, как не бывает исключительно правых и полностью виноватых. Взять хотя бы эсмондов. На первый взгляд им ничего не стоит избавиться от какой-то презренной шуриа, неудобной во всех отношениях графини. Наемный убийца или ловкий отравитель справится с женщиной в три счета. Но тив Херевард совсем не дурак и понимает, что за леди Янамари стоят влиятельные люди. Ее можно напугать, передав письмецо через преподобного Удаза, можно даже отправить в изгнание, но эсмонд много раз подумает, прежде чем решится на столь важный шаг. Почти всю прошедшую ночь Джона глаз не сомкнула. Все думала и думала о письме и весомости и подлинном значении слов эсмонда. Для шуриа — подвиг, между прочим. Особенно когда вокруг кровати бродит неупокоенный дух бешеного ролфи. Зрелище эффектное, но сильно отвлекает.
«Знаем мы бабские мысли. Как бы мужику в кошель и в штаны залезть».
«Будь добр, не гавкай».
— Мама?
Джона от неожиданности вздрогнула и поспешила улыбнуться. Когда шуриа впадают в глубокую задумчивость, то со стороны это выглядит крайне пугающе — один только немигающий взгляд, лишенный какого-либо выражения, чего стоит.
— Ты прав почти во всем, кроме собственного желания поваляться во всей этой грязи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});