Читаем без скачивания Аарон - Вероника Мелан

А пришлось.

В ту зиму старина Барни — жадный до денег и скользкий типок, который приторговывал наркотиками, — провернул неудачную сделку, попался на краже, сбежал и залег на дно. Сам исчез, а подружке своей оставил записку: "Если я исчезну, позвони по этому номеру, и о тебе позаботятся".

Угу. И оставил его — Канна — номер. Его, потому что Канн тогда был ему должен.

И Райну пришлось временно взять к себе.

— Аарон, мы куда‑то торопимся?

Водитель, потонувший в воспоминаниях, бросил взгляд на спидометр — сто семьдесят километров в час. Он всегда водил быстро, если злился или расстраивался.

А он расстроился.

Почему? Ведь отпустил ее тогда на все четыре стороны, даже думал, что благополучно забыл. Нет, несколько раз порывался отыскать — проверить, все ли у нее в порядке, устроилась ли в жизни, не попала ли в беду? Ведь Рейка — как он ее тогда называл, — всегда во что‑нибудь вляпывалась. И каждый раз сдерживал себя — с ней все хорошо: он снял для нее однокомнатную квартиру, одел, снабдил деньгами и нашел работу.

Рейка. Райна Вильяни.

Дурочка, теплая дурочка. Она боялась его и все равно постоянно совала свой любопытный нос в его кабинет — лезла с разговорами, путалась под ногами, готовила ему еду, пекла торты. И он привык. Осознал это позже, когда она ушла.

Следом не пошел лишь потому, что так и не смог поверить в то, что у них может быть совместное будущее — не был готов к отношениям. И какое будущее может быть у молодой пустоголовой девчонки и волка — одиночки? Никакого.

Он отпустил ее. Только сохранил в сердце образ — теплое воспоминание, — а на виске шрам. Пусть будет, пусть. Ему было хорошо в те времена, душевно.

— Аарон, все нормально?

— Нормально.

Ответил Баалу на автомате, а сам задумался — а почему же так сильно теперь душит тоска? Почему, если отпустил?

И вдруг сейчас, глядя на черное полотно дороги, он впервые смог себе ответить — да потому что все это время Райна была для него, как редкая почтовая марка, — та, с которой он сравнивал все остальные, которые пытался поместить в альбом. Он мерил других женщин по ней — то тепло, которое они приносили в дом, с тем уютом, который был на Восьмом, когда Рейка была рядом. И ни разу ни одна женщина не сумела отогреть стены мест, в которых он жил.

И он продолжал искать. Да, тогда он не был готов к отношениям, но помнил витающий под крышей запах теста и ванили, помнил образ своих разношенных тапок на маленьких женских ступнях, помнил, как кто‑то постоянно пытался пробраться ему в душу и свернуться там клубочком.

Он мерил по той зиме всю свою размеренно шагающую вперед жизнь — так ли ему теперь хорошо? Так же ли душевно? А если нет, значит, нужно сменить Дженну на Иду, Иду на Лизи, Лизи на Бетти, Бетти на Милу…

Но даже Мила не сумела подыскать ключик к вечно запертой дверце. Мила была самостоятельная, уверенная в себе — Милу не надо было защищать. Ей не нужно было звонить по десять раз на дню и спрашивать, все ли в порядке, — он и так знал — все отлично, — о ней не нужно было беспокоиться, не нужно было вытаскивать из передряг. Скорее, это она постоянно пыталась отовсюду его "вытаскивать" — от плохих друзей, от опасной работы, от вредных привычек… Зануда.

Ночь, бесконечное, несущее машину вдаль бетонное шоссе и перемешанная с грустью горечь.

Той самой ценной марки в коллекции больше нет — выцвела, поблекла и оказалась подделкой. Наверное, той Райны тоже никогда не было — он верил в иллюзию, — а была Марго. Совсем другой человек — женщина, встречающая незнакомых мужчин в халате, выкидывающая на ветер миллионы долларов и живущая в пентхаусе. Марго, совершившая преступление и теперь желающая, чтобы ее проводили до озера — помогли отмыть грехи.

Что ж, они проводят.

А он все забудет. На этот раз выкинет ее из головы и из сердца — переживал разочарования раньше, переживет и это.

До самого въезда в Нордейл, Аарон держал скорость под сто восемьдесят. И друзья ни о чем не спрашивали.

*****

Высохли щеки, высохли глаза. Перелилась из бутылки в бокал последняя капля вина; Райна больше не плакала — хватит. Слишком долго — все последние годы — она ощущала себя сорванным с дерева листом, гонимым злым ветром в неизвестном направлении. Не могла ни осесть, ни зацепиться, ни хоть где‑то почувствовать себя нужной или любимой. Купила квартиру, но так и не смогла сделать из нее дом. Одинокая и потерянная, неспособная противостоять коварным поворотам судьбы, все ждала, что когда‑нибудь потепление наступит не снаружи, но в душе.

Не наступило.

Не ворвались в жизнь хорошие события, не зажили на сердце раны, свет в конце тоннеля так и не зажегся.

Чем она жила? Кем? Аароном. Нет, иллюзией об Аароне.

Дни. Месяцы. Годы.

Она теряла время.

Сменила имя — думала, что вместе с этим изменилась и внутри, однако ошиблась — Рейка так и не превратилась в Марго. А жаль.

И пора это изменить. Владея миллионами, имея огромный вес в обществе, умея деньгами распахнуть любую дверь, пора уже стать той самой мисс Полански — уверенной в себе женщиной — жесткой, бескомпромиссной и зло — веселой внутри. Нужно выбросить, наконец, себя прежнюю — дурочку — нытика, — и превратиться в нового человека — женщину — львицу.

Чтобы все по плечу, чтобы горы не страшили. Чтобы больше не судьба, а сама Райна командовала, куда и как стоит поворачиваться жизни.

Итак, с чего стоит начать?

С картин. Конечно же, с них.

Холсты пришлось собирать отовсюду — снимать с мольбертов, переносить от стены, вытаскивать из стопки в углу.

Все. Десять минут, и куча размалеванной бумаги (она потратила часы и дни, вдохновенно "творя") лежала в центре залитой ярким светом комнаты. Помнится, она сама просила электрика, чтобы "поярче", чтобы хорошо видеть в любое время суток. Ничего, может, когда‑нибудь еще возьмется за кисть.

А пока, покачиваясь и глядя на стопку испорченной мазней бумаги (сверху на нее как раз смотрел один из неудачных портретов того, кто сегодня заходил в гости), Райна сжимала в руке зажигалку.

Сжимала ее после того случая впервые. И вновь чувствовала, как пластик жжет пальцы, а нос чует несуществующий запах горящей человеческой плоти.

"Сучка, я убью тебя, сучка…"

Именно так он кричал, объятый пламенем, перед тем, как она, спасаясь, рухнула в черную бездну.

Это случилось через какое‑то время после ночевки в приюте…

Через какое? Провал. Где она скиталась после, сколько? И, самое главное, как оказалась на том разрушенном складе? А, может, то был недостроенный или приготовленный под снос дом?