Читаем без скачивания Фиалковое зелье - Валерия Вербинина

«И вообще, я люблю мою Антуанетту, и это для меня самое главное». Владимир кое-как сложил все полученные листки и запер их в ящик стола, после чего опустил ключ в карман.

А ваше дело, Сергей Алексеевич, подождет. Все равно вам уже ни холодно, ни жарко. Значительное лицо… Особая причина… Выведенное кровью французское слово под ковром… Какой же вы чудак!

И через четверть часа Гиацинтов покинул особняк, в котором размещалось российское посольство, и отправился в город – к ненаглядной Антуанетте.

Глава 19

Увы, ее не оказалось дома; там находились только немая девушка, которую Антуанетта то ли из жалости, то ли из какой-то прихоти держала у себя в услужении, да старая тетушка Евлалия. Владимир знал, что тетушка опекала Антуанетту – круглую сироту – с раннего детства и, когда у девушки открылась чахотка, сопровождала ее на Мадейру, где та надеялась вылечиться от своего недуга. Благодатный климат целебного острова оказал свое действие, и через несколько лет Антуанетта вернулась обратно в Вену. Она с увлечением описывала, как на Мадейре тетушка была занята только тем, чтобы отваживать от нее многочисленных женихов, но, несмотря на все ее усилия, к Антуанетте ухитрились посвататься два доктора, английский офицер и трое местных жителей, причем последние то и дело пели под ее балконом серенады, чем очень досаждали остальным больным, а однажды чуть не подрались за наилучшее место для пения.

– Но вы не думайте, что больные не любят пения, – добавила плутовка, и ее незабудковые глаза заискрились, – для этих дам как нож острый было то, что все серенады пели исключительно для меня, а в их честь никто не пропел и куплета! И главное, я бы поняла, если бы дамы были свободны, но – они все были замужем!

– А мужчины, которые поправляли на Мадейре здоровье, были не против серенад? – спросил молодой человек, млея от того, что находится так близко от предмета своей страсти.

– Конечно, нет! – отвечала Антуанетта.

– А… – Владимир собрался с духом, – Мадейра – это испанский остров?

– Португальский, – поправила его Антуанетта. – И все жители пьют мадеру, но все-таки меньше, чем англичане, потому что англичане, которые туда приплывают, выпивают ее больше, чем островитяне. А еще там круглый год тепло, только иногда случаются сильные ливни. И во время карнавала там весело – все-таки какое-то развлечение, потому что все время находиться на острове несладко, не такой уж он большой, и смотреть там особо нечего. Зато там изумительно цветет миндаль – ах, какая красота! Знаете, я иногда на Мадейре жалела, что я не художница. И почему художники всегда рисуют всякий вздор – некрасивые улицы наших городов или портреты заказчиков, на которых без содрогания даже глядеть невозможно? Я не имею в виду всех, конечно, но…

Владимир заверил Антуанетту, что совершенно разделяет ее мнение и что вообще современные мастера живописи ленивы, нелюбопытны и тяжелы на подъем. Нет сомнений, что сегодня Гиацинтов с удовольствием продолжил бы этот поучительный разговор, однако его надежды не оправдались. Вместо очаровательной Антуанетты с незабудковыми глазами к нему вышла ее тетушка Евлалия. Она была старая, согбенная, и из-под ее пожелтевшего кружевного чепца во все стороны торчали седые пряди. Все лицо тетушки покрывали морщины, а из-под мутноватых стекол пенсне посверкивали колючие и, скажем прямо, не слишком доброжелательные глаза. Шагала она, опираясь на массивную трость, и видно было, что каждый шаг стоил ей нешуточных усилий. Тетушка протянула Гиацинтову свою пятнистую лапку в дурно связанной черной митенке, и Владимир не без внутреннего трепета приложился к ней.

– Вы к Антуанетте, господин Август… Август… Простите, совсем забыла, как вас зовут!

Не без раздражения Гиацинтов напомнил, что он не Август, а Владимир, и, нахохлившись, стал глядеть сентябрем.

– Ах, ну да, ну да, – закивала старушка. Голос у нее был препротивный – скрипучий и ломкий. – Август – это такой высокий… нет, невысокий… ах, вечно я все путаю! Если вы ищете мою племянницу, то она отправилась за покупками.

– И вы отпускаете ее одну? – спросил уязвленный Владимир.

– Молодой человек, – с достоинством ответила старушка, – я слишком стара, чтобы всюду ее сопровождать. К тому же я вполне полагаюсь на ее благоразумие и знаю, что она ни за что на свете не захочет меня огорчить. Так что, если хотите послушать доброго совета, ступайте домой. Я передам ей, что вы заходили, не беспокойтесь.

Чувствуя, что он в этом доме лишний, Гиацинтов откланялся и удалился, однако на тротуаре столкнулся с Балабухой, который тоже надеялся застать красавицу дома. Артиллерист поглядел на друга и насупился, но Владимир лишь махнул ему рукой и быстрым шагом двинулся дальше.

– Номер второй идет, – доложила «немая» служанка, которая в окно видела все происходящее. – А значит, где-то на подходе и номер третий.

Тетушка Евлалия кашлянула, распрямилась, враз сделавшись выше ростом, сняла пенсне и сверкнула незабудковыми очами.

– С меня хватит, – капризно объявила она своим обычным голосом. – Не открывай дверь, я уйду через черный ход. Я и так опаздываю!

– Не забудьте стереть морщины! – крикнула «немая» ей вслед. – Однажды вы чуть о них не забыли!

– Машенька, – отозвалась тетушка Евлалия, она же, в более привычном своем виде, красавица Антуанетта, – ты же обещала, что будешь немой как рыба!

– Хорошо, молчу, – вздохнула служанка и в самом деле не проронила ни слова до тех пор, пока ее госпожа, сняв парик, приведя себя в порядок и переодевшись, не покинула дом.

Тем временем Владимир размышлял о том, сколько времени Антуанетта может потратить на покупки, иначе говоря – когда она вернется домой. По его расчетам выходило, что она вполне могла уложиться в полчаса. С другой стороны, если она отправилась, к примеру, за шляпками, полчаса могли растянуться до двух-трех часов, а если собиралась к тому же завернуть в веерную лавку, расположенную на другом конце города, три часа легко могли превратиться в пять. В это мгновение, признаемся, молодой офицер остро невзлюбил все веера и шляпки на свете.

Он решил подождать для приличия пару часов и вернуться, а до того погулять по городу. Ведь до сих пор он даже не успел толком разглядеть красавицу Вену.

Владимир побродил по набережной, но с Дуная тянул сильный ветер, и Гиацинтову быстро наскучило возле реки. Он покинул неуютную набережную и пошел куда глаза глядят.

Широкие улицы, барочные особняки времен Марии-Терезии, франты в цилиндрах, дамы, словно сошедшие со страниц модных журналов – каких-нибудь «Wiener Moden» и «La Mode». В Петербурге, куда ни кинь взор, натыкаешься на хмурые, неулыбчивые, отмеченные печатью заботы лица, даже если их обладатели ездят в каретах и одеты по последней моде. А тут и взрослые, и дети, и даже лошади – все выглядели спокойными, довольными и благодушными. Даже время от времени попадающиеся на улицах калеки и нищие и те улыбались.

– Господин, ради бога…

Это был одноногий старик с каким-то блеклым орденом на лацкане, вероятно, военный инвалид. У Владимира было отзывчивое сердце, и он никогда не упускал случая помочь ближнему. На добрые дела он смотрел не как на вложение капитала совести – отдал медяк, и тебе спишется гора грехов, – и уж, во всяком случае, не как на обременительную повинность; он просто не понимал, как можно равнодушно пройти мимо чужой беды или чужого горя. Перед ним стоял человек, опираясь на костыль, и с робкой надеждой протягивал ладонь за подаянием. Владимир сунул руку в карман, достал из него новехонький золотой и протянул монету старику. Инвалид неловко поклонился, пораженный щедростью случайного прохожего.

– О, спасибо, господин… Да хранит вас Бог!

Владимир хотел ответить «Не за что», но тут краем глаза заметил в толпе знакомый силуэт. Мышь зашебуршила под ложечкой, защекотала его изнутри своими усиками… Впереди шла Антуанетта. Но Владимир сразу же увидел, что она была не одна.

Ревность отточенными тигриными когтями с размаху полоснула его по сердцу. Он побледнел, и на висках его выступил пот. Рядом с Антуанеттой шагал какой-то господин, и она о чем-то толковала с ним, сжимая в руке кружевной зонтик от солнца… С каждым шагом она и ее спутник удалялись от Владимира.

Быстро приняв решение, он перешел на другую сторону улицы и двинулся в том же направлении, то и дело поглядывая на девушку и таинственного незнакомца. Смутно Владимир чувствовал, что где-то он уже встречал этого человека, но гордый юноша не хотел показаться смешным и обнаружить свое присутствие. Именно поэтому он и перешел на противоположный тротуар.

Гиацинтов ускорил шаг. Теперь он почти поравнялся с интересующей его парой, но между ними лежала проезжая часть улицы, по которой медленно двигалась какая-то позолоченная колымага. Наконец она проехала, и молодой офицер был с лихвой вознагражден. Он увидел лицо человека, который шагал рядом с Антуанеттой. Более того, Владимир его узнал.