Читаем без скачивания Тайна имения Велл - Кэтрин Чантер

– Я отказалась от всего ради Розы, – произнесла сестра Амалия.

Говорила она, как всегда, очень тихо, поэтому людям приходилось становиться близко к ней, чтобы расслышать.

– У меня было к чему возвращаться, но я знала, что у меня есть высшая цель в жизни. Даже если бы никто ко мне не присоединился, я все равно прошла бы этот путь до конца.

– Удивительно, если задуматься, – сказала я Марку однажды вечером, когда пыталась объяснить мужу, что же представляют собой сестры. – Она от всего отреклась ради своего призвания. Знаешь, сестра Амалия по-настоящему умная женщина, очень начитанная и при этом твердо убеждена в правоте своих взглядов. Она делает то, о чем большинство из нас только говорит. Она все бросила и приехала в Велл, потому что верит: по-другому просто нельзя.

– Мы тоже живем здесь.

– Брось, Марк! Ты и сам понимаешь, что я имею в виду.

– Я вижу, что она очень сильная женщина, – признал муж, пролистывая каталог семян, – но это еще не означает, что она права.

У каждой из сестер была своя история. Ева бросила свой фешенебельный пентхауз в перестроенном здании бывшего склада и свой процветающий бизнес в области связей с общественностью. Джеки сбежала от своего склонного распускать руки мужчины. Дороти распрощалась со своими любимыми внуками из Канады. Ради сестры Амалии они отреклись от денег, дружеских связей и аккуратно разложенных ножей и вилок в длинных выдвижных ящиках кухонных столов. Они стали сестрами Розы Иерихона из-за веры в сестру Амалию. И я постепенно стала одной из них, первоначально двигаясь к ним навстречу очень медленно, но однажды вечером я поняла, что уже не могу коснуться дна. К тому же возвращаться обратно показалось мне труднее, чем двигаться вперед.

Некоторые эпизоды из богослужения всплывают в моей памяти. В начале нашего знакомства я пришла вечером и застала сестру Амалию отрешенной, погруженной в молитву. Она стояла на коленях перед неказистым деревянным алтарем, сложенным из распиленных бревен, поверх которых была положена небольшая деревянная шкатулка с сухой Розой Иерихона. Голова женщины была запрокинута. Со стороны могло показаться, что это волосы оттягивают ее голову назад. Казалось, что сестре Амалии больно. Длинная ее шея вытянулась. Глаза оставались прикрытыми. Худые загорелые руки повисли по бокам, словно они у нее отнялись. Остальные ждали, одеты они были так же, как она, не в джинсы и футболки, а в простенькие на вид длинные серые хлопчатобумажные сорочки-рясы. Я еще никогда прежде не видела сестер в этой одежде, объединяющей их в простоте и смирении. Мне не предложили переодеться в сорочку. Я почувствовала себя обделенной. Я завидовала их просветлению и обретенному душевному миру. Одну руку я засунула себе в карман. Пальцами другой я играла бусинками своего ожерелья, которое считала излишне крикливым. Я до сих пор от него не избавилась. Нет, ожерелье не крикливое – блеклый хрупкий стеклярус, но всему свое время.

На следующий день я держалась от сестер на некотором расстоянии, играя роль маленькой девочки, которой интересно, побегут ли ее догонять или нет. Сестра Амалия не подошла ко мне, не пригласила, поэтому, сдавшись, я сама присоединилась к кругу молящихся. И снова сестра Амалия молилась сама по себе, а остальные ее терпеливо ожидали. Монахини стояли неподвижно, а вот я никак не могла долго устоять на одном месте, переминалась с ноги на ногу, словно это движение напоминало мне, кто я такая, смахивала спадающие на лицо волосы, почесывала место укуса насекомого на внутреннем сгибе локтя. Наконец сестра Амалия откинулась назад. Каблуки ее коснулись земли. Она замерла, а затем медленно поднялась на ноги. Дух Розы снизошел на нее, и мне захотелось самой испытать то, что испытывает сейчас сестра Амалия. А затем это случилось… У меня перехватило дыхание. Сердце часто-часто, словно крылышки колибри, забилось в груди. Словно чей-то кончик пальца коснулся моего позвоночника. Рядом прошелестел шепот. Как сказала Амалия, это было только начало.

Сестра Амалия обучала меня премудростям богослужения. Она учила меня, как сдерживать дыхание, как избавиться от лишних мыслей, как нараспев произносить слова низким голосом, как ощущать свое тело, как чувствовать землю под ногами, силу в голенях, напряжение в бедрах, которое достигало моего нутра и вызывало пустоту в животе, чувствовать каждый вдох и выдох, напряжение мышц шеи, тянущей голову к небу, а глаза – по направлению к солнцу. Повторяя нараспев слова песнопения, я ощущала растущее во мне чувство облегчения, которое с каждым разом становилось все сильнее и сильнее. Всякий раз, возвращаясь домой, я ощущала себя все свободнее, возможно, даже легкомысленнее. Но ощущение легкости – это еще не все. Так сказала мне сестра Амалия однажды вечером, когда песнопения смолкли. Теперь мы перешли к новому, незнакомому аспекту богослужения.

– Узрите! Посмотрите на эту женщину, которую благословил Господь.

Сестра Амалия смотрела даже не на меня, а как бы сквозь меня. Все сестры пали на колени, а затем распростерлись ниц, касаясь руками земли перед собой.

– Узрите! Посмотрите на эту женщину, которую благословил Господь. Посмотрите на эту женщину, которая станет пятой. – Амалия взяла шкатулку с алтаря и приподняла крышку. – Узрите Розу Иерихона!

Я ощутила, как великое напряжение охватывает все мое естество. У меня перехватило дыхание. Я закачалась, словно молоденькое деревцо под всесокрушающим ураганом их веры, и упала на землю. Когда я наконец поднялась, то меня шатало от слабости. Сестра Амалия меня поддержала. Я ощутила в душе умиротворение. Впервые за прошедший год я поняла, что смогу остаться жить в Велле.

Сестра Амалия постоянно повышала ставки. Когда мы читали вместе, то разговаривали с ней, отвечали на ее вопросы и вслух размышляли над ее толкованиями. Когда сестры Амалии с нами не было, мы то и дело ее обсуждали. Все мы были согласны с тем, что она очень «жизнеутверждающая» женщина. Если же я оказывалась с сестрой Амалией наедине, мы вместе гуляли и разговаривали, в то время как сестры готовили ужин или подметали в автофургонах. В такие моменты она становилась просто неотразимой.

– Как вы себе представляете свое будущее с Марком? – однажды спросила она.

Мы шли по колее, оставленной трактором. Стебельки озимой пшеницы, пробиваясь из земли, щекотали босые ступни наших ног.

– Вы похожи на это растение, Рут. – Сестра Амалия нагнулась и сорвала один из молоденьких стебельков. – Люди такие же слабые и предрасположены к болезням, как эта пшеница.

Я ее не понимала.

– Вы его боитесь? – спросила она.

– Нет, конечно же нет! Сейчас Марк находится в состоянии постоянного стресса, это правда. Он немного раздражительный, но с какой стати мне его бояться?

Сестра Амалия молчанием выразила свое недоверие, а затем продолжила:

– Марк уедет отсюда со временем. Он должен уехать. Я волнуюсь о том, что же останется после него. Он заберет все, что захочет, и почти ничего после себя не оставит.

Женщина переломила стебелек пополам. Тот выпал из ее рук.

– Вы ошибаетесь, – возразила я. – Это я хочу уехать, а Марк, наоборот, желает здесь остаться.

Даже произнося это, я понимала, что немного кривлю душой.

Тропинка между полями сужалась. Мы продолжали идти: Амалия – впереди, я – сзади. Мы дошли до лесного ручья, протекающего по границе владений Велла. Даже он в последнее время обмелел, а местами высох. Все из-за того, что уже неделю, возможно, немного дольше, над Веллом не выпадали дожди. Я, признаться, принялась даже подумывать о том, не добралась ли засуха наконец и до нас. Думала ли я об этом с затаенной надеждой? Быть может. Сейчас трудно точно вспомнить, что я чувствовала тогда. Как бы там ни было, а кустарник на берегу ручья поражал буйством зелени, во мху виднелись цветы душистой фиалки и кукушкиного цвета, а ветви кустов шиповника переплетались с ветвями боярышника. Амалия вела себя так, словно все это принадлежало ей, словно она все здесь хорошо успела узнать.

– Вот ястреб летит! – воскликнула женщина, указывая куда-то в небо.

– Это не ястреб, – поправила я ее, возвращая права на мой мир. – Это козодой, птица еще более редкая. Марк когда-то показал мне козодоя. Мы потом следили за его полетом. Издалека он похож на ястреба, но обратите внимание, как он летит: взмахивает крыльями и парит, взмахивает крыльями и парит… Уже улетел.

– От козодоя жди беды, – заявила Амалия. – Согласно поверьям, он проникает в дома людей и крадет у них самое дорогое. У коз пропадает молоко, поэтому этих птиц и называют козодоями. А еще, – палец женщины теперь указывал на ограду позади ивы, – этот крапивник.

– Я без труда узнаю крапивника, когда вижу, – ответила я.

– Ну а что вы видите, смотря на крапивника? – спросила она, но, не дождавшись моего ответа, продолжила: – Люди говорят, что именно эта птица выдала своим пением святого Стефана[22]. Именно поэтому люди забивают камнями всякого крапивника, которого встретят на своем пути двадцать шестого декабря.