Читаем без скачивания Юные годы медбрата Паровозова - Алексей Моторов

Борис Львович смущенно матерился, а я помогал оттирать ему пальто газетой “Социалистическая индустрия”, которую содрал со стенда. Посольский милиционер, несущий свою вахту, с большим интересом смотрел в нашу сторону.

Потом все-таки решено было вернуться в клинику, надеть вместо перемазанного пальто белый халат и заодно меня от дерьма отмыть. А то, чего доброго, за ассенизаторов примут.

Вот черт, плохая примета возвращаться, дороги не будет! Правда, вроде я не суеверный. Да и дерьмо, если ничего не путаю, к деньгам. Деньги – это хорошо. Их у меня скоро будет целая куча. Они всю мою унылую жизнь изменят. И я сам наконец изменюсь. Не исключено, что в лучшую сторону.

Ерунда это все, что деньги портят. Не портят, просто дают возможность раскрыться. Да у меня, если хотите знать, уже были большие деньги. Огромные. Я в буквальном смысле спал на мешке с деньгами. И окружающие никаких во мне негативных перемен не заметили. Они, честно говоря, вообще мало чего замечали.

Лирическое отступление № 2. Про то, что деньги лучше хранить в сберегательной кассе

Тетя Юля подкинула свою малолетнюю дочь старикам и отправилась работать в Африку. А вернувшись из своего сказочного Магриба, как и полагалось в то далекое время, с ворохом подарков и центнером жвачки, почему-то забыла взять Асю обратно. Впрочем, всех это устроило. Бабушка и дедушка навсегда заполучили драгоценную внучку, внучка получила детство, отрочество и юность, полные любви и свободы, а тетя Юля, во-первых, личную жизнь, не омраченную заботой о подрастающем поколении, а во-вторых, обожание этого самого поколения. То есть безмерную любовь собственной дочери Анастасии. Ведь давно известно: любовь от разлуки только крепнет.

Хотя какая уж здесь разлука. Это я приврал, разумеется. Тетя Юля часто забирала Асю на выходные и к тому же проводила с ней летние отпуска.

А мне так и вообще стало лучше всех. Я обзавелся постоянным спутником в своих детских играх, а кроме того, надежным и мудрым товарищем. Ася была старше меня на целых полтора года. И в то время казалась куда умнее большинства взрослых. Именно моя двоюродная сестра поведала мне основные тайны устройства бытия, а вовсе не старшее поколение.

Когда мне было пять лет, она сообщила, что детей рожают, а не покупают в магазинах. Я растерялся, но возражать не решился. Когда исполнилось шесть, заявила, что Ленин – плохой человек. Я принял к сведению и ни разу не усомнился. А восьмилетнему объяснила, что такое проститутка, произнеся серьезно и немного снисходительно:

– Проститутка – это женщина, которая торгует своим телом.

Я ровным счетом ничего не понял, но, как всегда, согласился и кивнул.

Первые годы жизни нас держали на даче. Поближе к народу. Потом, когда Ася поступила в музыкальную школу, пришлось возвращаться в Москву. Дедушка, бабушка и Ася стали жить в большой комнате, а я с мамой и отцом – в маленькой. А через год Ася пошла в первый класс.

Вот из-за того, что в ее отсутствие мне стало нечем заняться, я и принялся сам себя развлекать. Поначалу мой досуг был тихим и вполне пристойным. Я читал, причем все подряд. Начиная с “Книги о вкусной и здоровой пище” и кончая монографией, описывающей быт народов Полинезии. Взрослым это нравилось. Потом я увлекся кораблями. Такими, как крейсер “Варяг” и фрегат “Паллада”. И стал лепить их из пластилина в умопомрачительных количествах. Взрослым это нравилось куда меньше. Особенно бабушке.

В то время она учила нас с Асей играть на гитаре. Мои перемазанные пластилином руки намертво прилипали к грифу.

Затем я полюбил огонь. И тот сразу ответил взаимностью. Я бродил по дворам и поджигал все, что попадалось на глаза. От меня разило бедой и дымом пожарищ. Прожженная во всех местах куртка гремела спичечными коробками. Предчувствуя неотвратимое, меня сплавили в детский сад, от греха подальше, справедливо полагая, что скоро я запалю квартиру. Но оказалось, что размеренная коллективная жизнь противопоказана юному Прометею. Я немедленно начал болеть, причем делал это от души, видимо подсознательно не желая возвращаться к казенным творожным запеканкам.

Тогда меня оставили дома, предварительно попрятав все спички. Наивные люди! Спичек всегда было полно у деда Яши в письменном столе. Да и кроме них там было много всего интересного. Например, настоящая кобура от настоящего пистолета. Погоны с большой звездой. Коробка с орденами и медалями. Медицинский пинцет. Логарифмическая линейка. И прочее, по мелочи. Я сам не заметил, как променял свою увлекательную пироманию на созерцание этих сокровищ. Обычно я залезал в стол, когда бабушка после обеда ложилась спать. На эти два часа она не просто погружалась в сон, а как бы переносилась в совсем другое место за сто километров от дома. Разбудить ее днем было делом абсолютно нереальным. Поэтому мне удавалось преспокойно рыться в ящиках в паре шагов от ее кровати, нисколько не боясь быть застигнутым на месте преступления. Время от времени я подходил к шкафу и любовался собой в большое зеркало, по очереди прикладывая к груди дедушкины награды, полученные за ратный подвиг и мирный труд.

Видимо, дед Яша обнаружил кое-какие признаки моих визитов. Не говоря никому ни слова, он – неслыханное дело для нашей семьи – просто стал запирать стол на ключ. Не весь, а только центральный ящик. Самый большой и самый интересный. Выяснить, что он прячет ключ под стопкой белья в шкафу, было пустяковым делом.

И вот однажды во время очередной ревизии я заметил, что уголок пожелтевшей газеты, которой было выстелено дно ящика, немного отогнулся. И там лежит нечто интересное, розово-фиолетовое. Отвернув газету, я обнаружил, что это деньги. Точнее, пачка денег, правда, каких-то странных. Деньги, которые были в ходу, я знал хорошо. Самая большая была бумажка в сто рублей. Мне одну такую показывал дядя Вова, папин брат. А на тех, что из дедушкиного стола, на каждой значилось “Пятьсот рублей”. Трактора нарисованы, заводы. Ага, вот и цифры: 1948. Сорок восьмой год. Все понятно. Старые деньги. На них уже ничего не купишь. Даже пистоны в “Детском мире”. Старые деньги я один раз видел, мама откуда-то приносила. Только на тех было написано “Сто рублей” и нарисована царица Екатерина Вторая. Бесполезные картинки. Интересно, зачем они деду Яше?

А пачка-то какая толстая! Тяжелая, веревочкой перевязанная. Я аккуратно положил ее на зеленое сукно столешницы, снова приподнял газету и буквально залез туда с головой. Ничего себе! Все дно огромного ящика было выложено этими пачками. В три слоя. Как это я раньше не заметил? Вот ведь дедушка странный какой, зачем ему столько старых денег? Нужно Асе рассказать. Да чего уж там рассказать. Нужно Асе показать. Вместе посмеемся. А потом я все на место верну.

Не тратя времени даром, я быстро переложил все пачки в огромный бумажный мешок из многослойной коричневой бумаги, который взрослые называли почтовым. Он валялся сложенным в закутке коридора под старыми вещами. Мешок получился почти полным, едва ли не тяжелее меня. Мне составило немало труда волоком перетащить его в нашу комнату, потом я аккуратно расправил на дне ящика газету, запер стол, а ключ положил на место в шкаф, в стопку простыней и наволочек. Спящая бабушка даже не шелохнулась.

Тут и Ася из школы вернулась. Я с гордым видом показал ей стоящий посреди комнаты мешок. Ася, приподнявшись на цыпочки и рассмотрев содержимое, восхищенно покачала головой. К моей большой радости, она тоже от души повеселилась над сбрендившим дедушкой. Действительно как маленький, собрал такую кучу дурацких бумажек и доволен.

Ася, как обычно, сразу все здорово организовала.

– Будем играть в магазин! Чур, я продавец!

И только мы вывалили все пачки из мешка и приступили, как на пороге возникла бабушка. Проснулась. Мы сразу притихли. И хотя баба Люда никогда не применяла по отношению к нам экзекуций, я понял, что, возможно, именно сейчас нам достанется. Особенно мне.

– Так, почему вы роетесь в каком-то мусоре? – строго произнесла бабушка, глядя на гору денег. – Тебе, Ася, только цыпок на руках не хватало!

Она всегда переживала за ее руки. Еще бы, для гитариста – это главное.

– И что у вас за бумажки? – как всегда немного раздраженная после сна, брезгливо нахмурившись, спросила баба Люда. – Откуда они вообще взялись?

Ну все! Пропал! Правда, еще оставалась надежда, что бабушка тоже посмеется над чудаком дедушкой.

– Это же старые деньги, – вдруг весело и спокойно произнесла Ася, – их Алеше его другая бабушка отдала!

– С ума сойти, какая щедрость! – пробормотала баба Люда, выходя в коридор. – Не нашла ничего лучше, чем детям всякую дрянь подсовывать! Ася, быстро иди обедать, тебе уже заниматься пора!

Заниматься – значит на гитаре играть.

Пронесло! Вот не зря я Асю всегда мудрой считал, как быстро ей удалось сообразить, что нужно сказать. Теперь даже необязательно деньги обратно в стол запихивать. Бабушка их видела, не запретила – значит, разрешила. А дедушке они не нужны.