Читаем без скачивания Мой любимый враг (СИ) - Шолохова Елена

На другой день я подошла к классной и спросила, отчего-то вдруг волнуясь:

– А можно сдать на поездку? Ещё не поздно?

– Ты передумала? – обрадовалась Александра Михайловна. – Вот молодец! Правильно…

И она взялась расписывать, как в лагере будет чудесно, какая там нас ждет насыщенная программа, как в целом замечательно съездить куда-то с родным классом, ведь скоро выпускной… Как будто меня всё это хоть сколько-то волновало. Нет, нисколько. Я хотела до замирания сердца только одного – поехать туда именно с Рощиным.

За эти несколько дней мы невероятно сблизились. Настолько, что я вечером по нему тосковала и с нетерпением ждала утра. А Дима без всякого стеснения брал меня за руку и на улице, и даже в школе.

С ним рядом я чувствовала себя… нет, не просто счастливой. Счастье – это как-то банально и избито в сравнении с тем острым, одуряющим чувством, что я испытывала. Когда он обволакивал взглядом, когда улыбался, когда касался меня, когда говорил что-то хорошее, у меня сердце то выпрыгивало, то переставало биться, честное слово. И, конечно, мне безумно, просто нестерпимо хотелось провести с ним целые выходные.

Я как-то даже не подумала, что он может не поехать. Что у него могут быть свои какие-то причины отказаться от лагеря. Наши ведь всегда рвались на подобные выезды.

Мы гуляли с ним по парку неподалеку от моего дома. Не самое красивое место, но зато здесь уединенно и дворники не торопились убирать опавшую листву. И казалось, будто идешь по мягкому пестрому ковру. А запах пряной свежести кружил и без того задурманенную голову.

– Наши завтра едут в какой-то лагерь, – мимоходом бросил он.

Я остановилась.

– А ты разве не едешь?

– Нет. Я всё такое… не люблю. Да и на выходные обещал уже матери съездить с ней по делам…

Наверное, разочарование так явно проступило у меня в лице, что Дима не договорил. Посмотрел на меня вопросительно.

– Что-то не так?

– Да я думала, что ты тоже поедешь. Наши же классы едут вместе. Я надеялась… ну, хотела, чтобы мы с тобой…

Расстроенная, я запуталась в словах и замолкла.

– Извини, – посмотрел он на меня с искренним сожалением. – Ну, давай в следующие выходные что-нибудь придумаем?

Я кивнула, мол, да, конечно, но, что уж, обидно стало до слез. Лучше бы я тоже не сдавала деньги, потому что ехать теперь сразу расхотелось.

Дима пытался меня развеселить, и я делала вид, что у него получается, но, наверное, не слишком правдоподобно. Он проводил меня домой, на этот раз даже в подъезд зашел, где сегодня, слава богу, было убрано, тихо и не накурено.

– А знаешь, я тут подумал, почему бы и правда не съездить в этот лагерь?

– Ты же не любишь всё такое? – спросила я, не веря счастью.

– Зато там будешь ты, – улыбнулся он.

Какое же, наверное, глупое у меня сделалось выражение лица в этот момент. Глупое и счастливое.

– А как же твоя мама? Ты же ей что-то обещал?

– Ну, – пожал плечами Дима, – она, думаю, поймет. В другой раз с ней съезжу.

Меня захлестнуло от восторга. И я совершенно бездумно вдруг подалась к нему и обняла за плечи. Но тут же опомнилась и попыталась поскорее отстраниться, жутко смутившись. Только Дима не дал…

В ту же секунду я почувствовала его руки на своей талии. Неожиданно крепкие и сильные. Я словно попала в кольцо. Несколько мгновений он смотрел мне в глаза. И его взгляд, вдруг потемневший, горячечный, жгучий, лишал сил, даже ноги под коленками вмиг ослабели. Только сердце колотилось так неистово, что, казалось, сотрясало всё тело.

Я замерла, даже дыхание затаила, как перед прыжком в бездну. Он порывисто выдохнул, притянул меня к себе, и наши губы соприкоснулись…

30

Дима целовал мягко, тягуче, будто смаковал. Первую минуту, ну, может, две, не знаю. Я потеряла счет времени и вообще, казалось, утратила связь с реальностью.

Потом его губы становились всё более требовательными, напористыми. Иногда он прерывался на миг – перевести дыхание, тяжелое, срывающееся. Смотрел на меня шальными глазами и снова впивался нетерпеливым жарким поцелуем.

А затем я полночи воскрешала в памяти свои ощущения, представляла, что всё ещё стою там, на лестничной площадке, притрагивалась к губам, как будто на них до сих пор горел его след.

Боже, этот поцелуй не имел ничего общего с тем, как меня однажды поцеловал-клюнул Гольц. Этот поцелуй пробудил во мне что-то глубокое, чувственное, женское…

Наутро я едва не проспала. Видимо, в эйфории забыла вчера поставить будильник. И проснулась-то только потому, что с коротким треньканьем на телефон пришло сообщение. Вскочила как ужаленная на полчаса позднее, собралась впопыхах и помчалась к гимназии, откуда в девять ноль-ноль отправлялись автобусы в лагерь.

Диму я успела увидеть лишь мельком во дворе. Одиннадцатый «А» ехал отдельно. Мы только переглянулись, улыбнулись друг другу так, будто нас двоих связывало то, о чем никто не знал.

Затем Александра Михайловна позвала всех занимать места. Наши не сильно торопились. Продолжали топтаться во дворе, обсуждать что-то, хохотать, игнорируя призывы классной.

Тогда Алеша Попович и Матвей… то есть Матвейчук, Юрий Георгиевич, физрук пацанов, подключились и быстренько всех загнали в автобусы. Сами тоже поехали с нами.

Из родителей нас сопровождала только мать Ленки Барановой. Но ни Зеленцовой, ни её отца, ни Бусыгиной, кстати, не было. Я думала, просто опаздывают, но нет, до отъезда они так и не появились. Не скажу, что огорчилась. А вот то, что в автобусе к мне подсел Попович – второй физрук отправился с ашками, – было неприятно. Мало того, что он меня сам по себе всегда раздражает, так я ещё с ним вечно чувствую себя на взводе. Интуитивно. Даже когда он ничего не делает и не говорит.

А сейчас он расселся, широко растопырив колени, так что уперся в меня. Я придвинулась к окну, но физрук только расставил ноги ещё шире. И, как назло, мест свободных в автобусе больше не осталось. Может, он ничего такого и не имел в виду, многие мужчины в транспорте так по-хозяйски рассаживаются, но противно было до ужаса. Ещё и запах его одеколона душил, будто он полфлакона на себя вылил.

Как только автобус въехал на территорию лагеря и остановился, я пулей подорвалась с места и поспешила на выход, только бы скорее избавиться от удушающего запаха Поповича и его прикосновений. А там сюрприз – Зеленцова собственной персоной. Она все-таки приехала вместе с Бусыгиной, Женькин отец их привез на своем джипе.

В отличие от самой Женьки он встретил всех нас дружелюбно. И даже немного позаигрывал с Александрой Михайловной. А увидев меня, отсалютовал:

– О, привет, Танюшка. Давненько к нам не заходила.

У Женьки в этот момент лицо так и вытянулось. Она ткнула отца в бок и что-то ему возмущенно зашептала, но он отмахнулся.

Наши весело разбирали из багажника свои сумки, одна я стояла и озиралась по сторонам, ожидая автобуса с ашками. С Рощиным. Но почему-то они запаздывали. Почему? Одной дорогой ведь ехали. А вдруг что-то случилось? Какая-нибудь авария?

И тотчас кожу подернуло мурашками, будто внезапно пахнуло холодом. И под ложечкой противно заныло. Я оглянулась на классную, на физрука, но они беспечно болтали. Почему никто не беспокоится? Почему страшно мне одной? Но тут вдали показался автобус и стал быстро приближаться. Они!

Меня отпустило. Я хотела дождаться, когда они подъедут, хотела увидеть Димку, но Александра Михайловна велела всем идти за Поповичем, вселяться. И девчонки, радостно вереща, припустили за ним к двухэтажному кирпичному зданию с табличкой 3/1.

Я поплелась за всеми, подумав, что могла ведь просто набрать Диму, но не сообразила. Что вообще со мной такое было? Стояла в каком-то оцепенении, скованная ужасом. Потом этот внезапный, леденящий страх… нет, не ушел, он будто свернулся в комок и заполз поглубже, затаившись. Я очень боюсь его потерять, вот что это такое, поняла вдруг. Боюсь, что всё закончится. Слишком сейчас хорошо, долго так не бывает.