Читаем без скачивания Насчастливый город - Эллери Квин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Судья Лайзендер Ньюболд был пожилым холостяком, уважаемым во всем штате юристом и заядлым ловцом форели. Этот приземистый, костлявый мужчина всегда сидел в судейском кресле так глубоко втянув в плечи голову с черной бахромой вокруг лысой макушки, что она казалась вырастающей прямо из груди. Речь его была сухой и небрежной, а во время заседаний он всегда рассеянно поигрывал молоточком, словно удочкой, и никогда не улыбался.
У судьи Ньюболда не было ни друзей, ни приятелей, ни каких-либо обязательств — разве только перед Богом, страной, судом и сезоном ловли форели. Все с облегчением отмечали, что «для этого дела судья Ньюболд подходит больше всех». Впрочем, некоторым казалось, что он слишком хорош. Роберта Робертс окрестила этих ворчунов «джимхейтерами».[50]
Понадобилось несколько дней, чтобы избрать присяжных, и в течение этого времени Эллери Квин наблюдал только за двумя личностями в зале — судьей Илаем Мартином, представлявшим защиту, и обвинителем Картером Брэдфордом. Вскоре стало очевидным, что предстоит война между молодой отвагой и старческим опытом. Брэдфорд явно пребывал в напряжении. Он с усилием держал себя в руках — в его глазах светился вызов и одновременно стыд. Эллери быстро убедился в компетентности Картера, который к тому же хорошо знал своих сограждан. Но он говорил слишком тихо, а иногда его голос как будто ломался.
Судья Мартин был великолепен. Он не совершил ошибки и не проявлял покровительственного отношения к молодому Брэдфорду, что только усилило бы сочувствие публики обвинению. Напротив, он крайне уважительно отзывался о всех замечаниях Картера. Однажды, когда Илай Мартин и Брэдфорд возвращались на свои места после совещания вполголоса перед судьей Ньюболдом, старик на момент дружелюбно положил руку на плечо Картера. Жест словно говорил: «Ты хороший парень, мы отлично подходим друг другу и заинтересованы в одном и том же — в торжестве правосудия. Все происходящее печально, но необходимо. У народа хороший представитель». «Народу» это пришлось по вкусу. Послышался одобрительный шепот.
— В конце концов, — говорили некоторые, — старый Илай Мартин отказался от судейской работы, чтобы защищать Хейта. Должно быть, он уверен в его невиновности…
— Как бы не так! — отвечали другие. — Не забывайте, что судья лучший друг Джона Ф. Райта.
Все делалось для того, чтобы создать атмосферу достоинства и тщательности, в которой яростные эмоции толпы должны были постепенно выдохнуться.
Эллери Квин одобрял эту тактику. Его одобрение усилилось, когда он наконец смог изучить двенадцать присяжных. Судья Мартин отобрал их так ловко и уверенно, как будто ему вообще не приходилось учитывать мнение Брэдфорда. Насколько Эллери мог судить, это были серьезные и солидные граждане мужского пола. На таких едва ли могли повлиять предубежденные призывы. Возможным исключением казался лишь толстяк, который постоянно потел. Остальные производили впечатление вдумчивых людей с интеллектом выше среднего. Такие в состоянии понять, что человек может быть слаб, не будучи при этом преступником.
Для любителей деталей сообщаем, что в архивах округа Райт хранится полный протокол процесса «Народ против Джеймса Хейта», где зафиксированы день за днем все вопросы, ответы, протесты и безукоризненные решения судьи Ньюболда. К тому же газеты публиковали отчеты не менее подробные, чем записи судебного стенографиста. Однако беда таких отчетов в том, что при чтении из-за деревьев не видно леса. Поэтому давайте отойдем подальше и будем смотреть на лес, а не на деревья.
В своем вступительном обращении к присяжным Картер Брэдфорд указал, что они должны постоянно помнить один важный пункт: хотя Розмэри Хейт, сестра обвиняемого, была убита при помощи яда, истинной целью преступления являлась смерть не ее, а жены подсудимого, Норы Райт-Хейт, и эта цель едва не была достигнута, поскольку она была прикована к постели целых шесть недель после роковой вечеринки в канун Нового года, став жертвой отравления мышьяком.
Штат признает, что его дело против Джеймса Хейта строится на косвенных доказательствах, но осуждение убийц на основании подобных доказательств является правилом, а не исключением. Единственно возможным прямым доказательством в деле об убийстве могут служить показания человека, видевшего, как было совершено преступление. В случае убийства с помощью огнестрельного оружия это был бы свидетель, видевший, как обвиняемый спустил курок, и жертва упала замертво в результате выстрела. В деле об отравлении такой свидетель должен был бы видеть, как обвиняемый добавил яд в пищу или питье жертвы. Естественно, продолжал Брэдфорд, подобные «счастливые случаи» крайне редки, поскольку убийцы стремятся совершать свои преступления в отсутствие зрителей. Таким образом, почти все обвинения в убийстве основаны на косвенных, а не на прямых доказательствах, которые закон благоразумно дозволяет учитывать — в противном случае большинство убийц оставалось бы безнаказанными.
Но жюри не стоит питать сомнения относительно этого дела — здесь косвенные улики настолько четкие, веские и неоспоримые, что присяжные должны признать Джеймса Хейта виновным в преступлении, в котором его обвиняют.
— Обвинение докажет, — тихо, но твердо заявил Брэдфорд, — что Джеймс Хейт спланировал убийство своей жены минимум за пять недель до того, как попытался осуществить его; что это был коварный план, основанный на серии отравлений все большей и большей силы, дабы жертва выглядела подверженной приступам какой-то болезни, завершаемой кульминационным отравлением, которое вызвало бы смерть. Обвинение докажет, что эти подготовительные отравления происходили точно по графику, составленному рукой Джеймса Хейта, что попытка убийства Норы Хейт и случайное убийство Розмэри Хейт также совпадают с датой, указанной в том же графике.
Обвинение докажет, — продолжал Брэдфорд, — что Джеймс Хейт отчаянно нуждался в деньгах, что, находясь под воздействием алкоголя, он требовал крупные суммы у своей жены, в которых она ему благоразумно отказывала, что Джеймс Хейт проигрывал крупные суммы за игорным столом и прибегал к другим незаконным способам добывания денег, что после смерти Норы Хейт унаследованное ею большое состояние должно было перейти к обвиняемому, являющемуся ее мужем и наследником.
Обвинение, — закончил Брэдфорд так тихо, что его едва было слышно, — будучи твердо убежденным в том, что Джеймс Хейт, спланировав и намеренно покушаясь на жизнь одного лица, случайно лишил жизни другую невинную жертву, требует, чтобы он заплатил за это собственной жизнью. — И Картер сел под бурные аплодисменты, ставшие причиной первого из многочисленных предупреждений судьи Ньюболда зрителям.
* * *В длинном и утомительном потоке свидетельств с целью доказать, что возможность отравить коктейль была только у Джима Хейта, оживление вносили лишь перекрестные допросы судьи Илая Мартина. Эллери был с самого начала ясен план старого судьи: сеять как можно больше сомнений, и не резко, а исподволь — язвительными замечаниями, намеками, инсинуациями. Сделать все возможное, послав к дьяволу традиционные методы перекрестного допроса. Эллери понимал, что судья Мартин был в отчаянии.
— Но вы не можете быть уверены?
— Н-нет.
— Вы не держали обвиняемого под постоянным наблюдением?
— Конечно нет!
— Обвиняемый мог поставить поднос с коктейлями на несколько секунд?
— Нет.
— Вы уверены?
Картер Брэдфорд возражает: на вопрос уже ответили. Судья Ньюболд терпеливо взмахивает рукой.
— Вы видели, как обвиняемый готовил коктейли?
— Нет.
— Вы все время были в гостиной?
— Вы отлично знаете, что был! — сердито рявкнул Фрэнк Ллойд.
Ему судья Мартин уделил особое внимание. Старый джентльмен вытянул из газетного издателя всю информацию о его отношениях с семейством Райт — в том числе о «своеобразных» отношениях с женой обвиняемого. Он был влюблен в нее и пришел в ярость, когда она отвергла его ради Джеймса Хейта. Он угрожал Джеймсу Хейту физическим насилием. Возражения следовали одно за другим. Но этого оказалось достаточно, чтобы напомнить присяжным всю историю Фрэнка Ллойда и Норы Райт — в конце концов, ее знали все жители Райтсвилла.
В итоге Фрэнк Ллойд оказался неудачным свидетелем обвинения. Мстительный, озлобленный «другой мужчина»… Кто знает? Может быть…
С семьей Райт, вынужденной давать показания о событиях роковой ночи, судья Мартин держался бесстрастно, заронив при этом в умах присяжных новые сомнения относительно «фактов». Никто ведь не видел, как Джим Хейт добавлял мышьяк в коктейль. Никто ни в чем не может быть уверен…