Читаем без скачивания Герцог полуночи - Элизабет Хойт

— Но отсутствие образования, по-видимому, не беспокоит вас, — заметил герцог.

— А если бы и беспокоило, — какое это имеет значение? — Она пожала плечами. — Но я обладаю другими способностями, необычными для леди. Я умею плавать, стрелять из ружья, могу до смерти торговаться с мясником, знаю, как варить мыло, умею штопать, хотя не умею вышивать, управляю повозкой, но не умею ездить верхом, знаю, как растут капуста и морковь, и даже готовлю из них вкусный суп, но не имею ни малейшего представления о том, как выращивать розы.

Слушая мисс Грейвс, Максимус невольно хмурился. Ни один джентльмен не мог допустить, чтобы его дочь превратилась в женщину, не знающую самых элементарных вещей.

— Но ведь вы — внучка графа Эшриджа…

— Да. — Ее ответ был кратким, и Максимус понял, что коснулся больного места.

— А почему вы никогда не говорили об этом? Это ваше родство — тайна?

— Нет. — Поморщившись, она добавила: — Во всяком случае, я этого не скрываю. А вот мой дед… Он никогда не признавал меня. Папа поссорился со своим отцом, когда женился на маме, а упрямство, очевидно, передается по наследству.

Максимус помолчал, потом вновь заговорил:

— Вы сказали, что дед никогда не признавал вас. А вашего брата признавал?

— Да, по-своему. — Она продолжала идти, и борзые шли рядом с ней. Максимусу же вдруг пришло в голову, что если бы у нее за спиной были лук и колчан со стрелами, то художник мог бы писать с нее богиню, в честь которой ее назвали. — Так как Аполло был его наследником, дед, очевидно, считал важным, чтобы мой брат получил должное образование. Он оплачивал обучение Аполло в Харроу. Брат говорит, что даже несколько раз встречался с дедом.

— Ваш дед никогда даже не видел вас?

— Насколько я знаю — нет. — Она покачала головой.

Герцог помрачнел. Мысль о том, что можно бросить семью, была для него мучительной. Он не мог даже представить, что послужило для этого причиной.

— А вы пытались связаться с ним, когда… — Максимус умолк, пристально всматриваясь в лицо Артемис.

— Когда умирала мать, Аполло находился под арестом, а дед… — Она криво усмехнулась. — Он не отвечал на мои письма. И если бы мама не написала своему кузену, графу Брайтмору… Ох, не знаю, что бы я делала. У нас не осталось ни пенни, а мой жених Томас разорвал помолвку. Я оказалась бы на улице.

— Вы были помолвлены? — Герцог остановился и замер как вкопанный.

Артемис сделала еще два шага и, осознав, что его больше нет рядом, оглянулась через плечо. Едва заметно улыбнувшись, проговорила:

— Похоже, что этого вы обо мне не знали.

Он молча кивнул. Черт возьми, почему?! Почему это не приходило ему в голову? Четыре года назад ей было двадцать четыре года — так что несомненно у нее были кавалеры.

— Что ж, я не должна была очень расстраиваться. К счастью, оглашение еще не было сделано: так ему было проще расторгнуть помолвку без шума и не выставив себя подлецом.

— Кто он? — Максимус смотрел в сторону, поэтому Артемис не могла как следует рассмотреть выражение его лица.

— Томас Стоун, сын городского доктора.

— Ниже вас, — презрительно усмехнулся герцог.

— Как вы несомненно узнали, — ее взгляд сделался жестким, — мой отец был печально известен своими необузданными фантазиями. К тому же я не имела приданого, поэтому не могла быть слишком разборчивой. Кроме того — ее тон смягчился, — Томас был совершенно замечательным… Он всегда приносил мне маргаритки и фиалки.

Максимус в недоумении смотрел на мисс Грейвс. Каким нужно быть болваном, чтобы приносить богине такие простые цветы?! Будь он на месте ее кавалера — осыпал бы ее благородными лилиями, огромными благоухающими пионами, розами всех цветов. Но фиалки — фу!

Герцог нахмурился и проворчал:

— Но он перестал приносить эти цветы, так?

— Да. — Артемис со вздохом кивнула. — Перестал, как только стало известно об аресте Аполло.

Максимус внимательно всматривался в ее лицо, пытаясь понять, была ли она влюблена в сына доктора.

— Я чувствую в ваших словах горечь, — заметил он.

Артемис снова вздохнула.

— Он говорил, что любит меня больше солнца…

— A-а… понятно. — Они вышли из леса, и он взглянул вверх, на ярко сиявшее солнце. Тот человек — идиот и подлец, хотя ему и удалось сохранить свое доброе имя. Более того, ведь каждому понятно, что мисс Грейвс — это луна, а не солнце. — Тогда жаль, что не в моей власти заставить его прожить остаток его жалкой жизни без солнца.

— Звучит невероятно романтично. — Артемис остановилась и с усмешкой взглянула на своего спутника.

— Я не романтик, мисс Грейвс. — Он покачал головой. — Я не говорю того, что не думаю, не люблю попусту тратить время.

— Вот как? — Несколько мгновений она как-то странно смотрела на него, потом вздохнула и повернула в сторону дома. — Мы уже не в лесу, верно? И скоро начнется день.

— Да, конечно. — Он поклонился. — Надевайте свой шлем, леди Луна.

— А вы — свой, — откликнулась она, вскинув подбородок.

Герцог кивнул и пошел не оборачиваясь; ему безумно хотелось, чтобы все у них с Артемис было по-другому. И хотелось сделать так, чтобы их всегда окружал лес.

Чрезвычайно опасное желание.

Глава 8

Король гномов был очень доволен свадебным подарком короля Херла; когда же празднество, наконец, подошло к концу и гости начали разъезжаться, он пожелал своему другу всего наилучшего и подарил на прощание маленькую белоснежную гончую.

«Я знаю твою любовь к охоте, — сказал король гномов. — Пока эта охотничья собака сидит на твоем седле, твоя стрела никогда не пролетит мимо преследуемого зверя. Но помни, ты не должен спешиваться, пока собака сама не спрыгнет вниз. Так ты всегда будешь невредим…»

Когда почти в одиннадцать часов утра Артемис вошла в комнату Пенелопы, кузина сидела за туалетным столиком перед зеркалом и, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, рассматривала свою прическу — ее лицо обрамляли завитые локоны с искусно вплетенными в них зернами жемчуга.

— Что ты думаешь об этом новом фасоне? — спросила Пенелопа. — Его предложила Блэкберн, но я не уверена, что он подходит к моему круглому лицу.

Блэкберн в дальнем конце комнаты приводила в порядок чулки хозяйки и вполне могла слышать их разговор, — но Пенелопу это, по-видимому, не заботило.

— Мне нравится, — честно призналась Артемис. — Прическа элегантна и в то же время очень современна.

Пенелопа очаровательно улыбнулась — по-настоящему, что редко случалось, и Артемис вдруг подумала: «Интересно, видел ли когда-нибудь Уэйкфилд эту улыбку?» Но она тут же отбросила эту мысль и спросила кузину: