Читаем без скачивания Кукушка - Дмитрий Скирюк

— Как замечательно! — Октавия засмеялась и захлопала в ладоши. — Ещё! Еще! Почитай ещё! Ты знаешь ещё что-нибудь?

Фриц замялся.

— Я так, сразу, и не вспомню, — признался он. Ну пожалуйста, ну Фридрих, ну ещё что-нибудь такое, про мышек!

— Да не помню я... А тебе что, мышки разве нравятся?

— Ага! То есть нет — я их боюсь, но в песенках они такие смешные! Расскажи что-нибудь ещё.

— Ну ладно, — согласился Фриц, тем более что как раз сейчас ему припомнилась ещё одна считалка. — Ладно.

Мышка в кружечке зелёнойНаварила кашки пшённой.Ребятишек дюжинаОжидает ужина.Всем по ложечке досталось —Ни крупинки не осталось![44]

— Ой, здорово, здорово! Спасибо! — Девчонка подскочила к Фрицу, обняла его за шею и по-детски клюнула губами в щёку.

— Ты просто настоящий поэт.

Мальчишка покраснел и стал высвобождаться из объятий.

— Да ну, чего ты... пусти...

— Забавные стишки. — Карл Барба поправил на носу очки и посмотрел на башенные часы, большая стрелка на которых подползала к девяти. — Откуда ты их знаешь?

— А, это так... считалки. Я их сестрёнке рассказывал. Она тоже мышей боялась, а мне не нравилось, когда она все время визжала. Я хотел, чтоб она перестала их бояться.

— И она перестала?

— Наверное, да...

— А где сейчас твоя сестра?

Фриц совсем погрустнел.

— Я... я не знаю, Карл-баас. Они... их... Я давно ушёл из дому.

— Ну что за помощники мне попадаются! — с чувством сказал бородач. — Одни сплошные беглецы. То Карло, то Алексей, теперь вот вы... Однако что это мы так долго причаливаем?

А причаливали и самом деле долго. Большинство пристаней в пригороде было занято, а хозяева двух-трёх пустых ожидали в ближайшее часы какие-то баржи. Шкипер «Жанетты» спорил до хрипоты, дымил трубкой, тряс колпаком, потел и ругался. Скорее всего он был прав: никаких барж не предвиделось, просто арендаторы стремились набить цену за швартовку, а переплачивать ему не хотелось. Три с половиной часа баржа стояла на фарватере, мешая судоходству, пока терпение шкипера не лопнуло и он не приказал сниматься с якоря и продвигаться в город по каналам. Из-за завышенной цены въездная пошлина на шлюзе съела столько же, но и разгружать теперь получалось ближе. Очень скоро плоская равнина кончилась, и Брюгге выплыл им навстречу выщербленными стенами своих окраин, которые, впрочем, вскоре сменили дома старой застройки, жилые и многоэтажные, закрывавшие обзор. Запахло морем.

Дома большей частью были шириной в одну комнату, черепичный скат одного упирался в скат соседнего, и островерхие крыши сливались на фоне утреннего неба в пильчатый драконий гребень. Над ними, видимая издалека, возвышалась белая громада башни Белфри — гордости суконных рядов. Не было двух одинаковых фасадов, что по форме, что по цвету, многие дома опутывал плющ, а окна часто выходили прямо на канал, без всякой набережной или тротуара. Нигде не было занавесок — это действовал gezelling — герцог Альба среди прочих приказов запретил фламандцам занавешивать окна, дабы шторы не скрывали от испанских солдат намерений хозяев. Всё чаще стали попадаться на глаза voonboten — заброшенные баржи, ошвартованные возле набережных и переделанные под жильё. То и дело на пути возникали мосты, что, право, не было чем-то удивительным для города с таким названием, ведь «брюг» по-фламандски и означает «мост». Фриц всякий раз невольно сжимался и втягивал голову в плечи, когда баржа проплывала под их замшелыми сводами. Октавия же, наоборот, нисколько не пугалась и с любопытством вертела рыжей головкой. Каналы были узкие, кривые, пробираться по ним оказалось сущим мучением, Ян и Юстас изругались до хрипоты и намахались шестами до седьмого пота, Фриц даже несколько пересмотрел свои взгляды на профессию канальщика, но тут «Жанетта» наконец пробралась в Звинн, и Фриц позабыл обо всём.

Здесь было множество причалов, барж, пакгаузов, морских торговых кораблей. Звинн был большой морской рукав, образовавшийся когда-то давно после страшного наводнения, затопившего целую провинцию. Но нет худа без добра: тогда фламандцы получили в своё распоряжение великолепный порт, дарованный самой природой; именно благодаря ему Брюгге стал полноправным соперником Лондона и Ганзы и главным складом двадцати двух торговых городов. Его вывоз простирался далеко, захватывая все европейские порты. Двадцать консулов заседали в его городском совете, пятьдесят две гильдии, каждая со своим гербом, объединили сто пятьдесят тысяч ремесленников и мастеровых. Здесь жили кузнецы, ткачи и ювелиры, а узоры брюгских кружевниц служили эталоном для всех прочих мастеров, включая Оверн и Брабант. Здесь впервые, в доме ван дер Бурзе, был основан специальный зал торговых сделок — биржа, как его именовали иностранцы. Этот смелый город никого не боялся, здесь даже чеканили свою монету. А когда король Франции отправил своих рыцарей наказать его за строптивость и независимость, горожане взялись за дубины, и четыре тысячи золотых рыцарских шпор украсили стены городского собора. Брабантскому Антверпену было далеко до Гента. Да что говорить, когда из трёх больших флотов, ежегодно отправлявшихся Венецианской республикой, один плыл прямо в Слейс! Фландрским купцам оставалось только сидеть и ожидать чужестранцев. Фриц слышал много рассказов об этом городе, но даже подумать не мог, что когда-нибудь сам ступит на его мостовые.

На причалах, выложенных тяжёлым камнем, царил рабочий беспорядок. Там кнорр привёз лес из Норвегии, тут рабочие сгружают на берег португальские кожи, английскую шерсть, шелка из Бурсы и Китая, корзины с апельсинами и лимонами из Кадиса, немецкий фаянс и оловянную посуду, а обратно загружают уголь, железо и штуки сукна, бочки с маслом, уксусом, водой или вином; разносчики с лотками и тележками орут, препираются и предлагают снедь и выпивку; повсюду на воде качаются объедки, рыбьи потроха, бутылки, серые чайки, обломки дерева с облупившейся краской... От звуков, запахов и ярких красок кружилась голова. Помимо вездесущих коггов Данцига, Любека, Гамбурга, всюду были ошвартованы суда всех форм, размеров и расцветок. Фриц не знал названий, но Октавия на удивление хорошо ориентировалась в этом мире вёсел, мачт, парусов и трещала без умолку. Ян и Юстас только удивлённо переглядывались и поднимали брови. Французские пинки, узкие испанские шебеки с гафельными парусами, пузатые фламандские каракки, обвешанные якорями венецианские нефы, старые гасконские бузы, килсы, хюлки, простые кечи и фиш-гукеры фламандских рыбаков, востроносые военные галеры — тут было всё, что только можно себе вообразить, а барж — так и вовсе не сосчитать. Чуть ниже по течению виднелась арка крытого канала, ведущего к большому торговому центру, куда могли заходить морские суда, а дальше... У Фрица захватило дух при виде огромного корабля с тремя мачтами — то был новёхонький португальский галеон, пришедший с грузом табака, сахара и кошенили из Парамарибо — голландской колонии в Новом Свете. На его сходнях арматор в коричневом бархате с золотым шитьём шумно бранился то ли с капитаном, то ли с кем-то из чиновников. Слышалась фламандская речь, французская, немецкая, норвежская, испанская и итальянская, а часто и латынь, когда сходились двое, говорящие на разных языках.