Читаем без скачивания Отчаяние - Ильяс Есенберлин

Как тяжкие камни падали слова батыра в белую пустоту юрты.

Со звоном растворилась створчатая дверь, и вошла младшая жена хана Абулхаира — знаменитая красавица Нурбике. Она была маленькая и стройная, легкий загар покрывал ее круглое лицо, томно смотрели большие карие глаза. Высокое саукеле колыхалось на ее головке в такт шагам, и присутствующим показалось, что сноп солнечных лучей ворвался в полутемную, накаленную гневом тишину юрты.

— В гостиной юрте ждет вас обед, высокие гости! — сказала она, склонившись в поклоне и, как принято было по последней степной моде, растягивая слова. — Откушайте же посланное нам Богом!.

Проницательным быстрым взглядом обежала она присутствующих. Богембай и Тайман смутились, как всякие мужчины под взглядом красивой женщины. При этом они холодно поглядели друг на друга. А глаза ханской токал уже задержались на рослом и красивом султане Бараке. Но тот, казалось, не обращал внимания на свою родственницу.

— Мой деверь-султан, наверное, не слышал моего приглашения к обеду! — капризно сказала она.

— Всего отведаем, что будет предложено… — холодно ответил султан Барак. — Дозвольте сперва насладиться высоким умом вашего супруга!..

Глаза красавицы сузились от ярости.

— Что же, кому недостает собственного ума, следует занимать у других! — пропела она ласково.

— Высокие мысли рождаются от хорошей пищи, — сказал хан Абулхаир, спасая положение. — Разговор наш будет продолжен, а пока что удовлетворим свою плоть!..

Барак-султан презрительно пожал плечами, словно удивляясь покорности хана перед младшей женой. Искоса он бросал хищный взгляд на нее, как барс, примеривающийся к прыжку. Но не было в этом взгляде увлечения ее красотой, а лишь какой-то холодный расчет.

Хоть и являлась Нурбике младшей женой хана Абулхаира, лет ей уже было порядком за тридцать, и только по виду ей нельзя было дать и двадцати. И если говорить всерьез о смертельной вражде двух больших батыров, то причиной ее по-настоящему была именно она — четырнадцатилетняя дочь бая Хисана. Это на ее глазах соревновались когда-то в ловкости, силе и пении два безвестных еще джигита Тайман и Богембай. И так была хитра и проворна юная красавица, что каждому из их показалось, что предпочла она другого. А она в это время вздыхала по третьему — молодому султану Бараку. И, став младшей женой хана Абулхаира, властная и настойчивая Нурбике все же надеялась, что теперь ей чаще удастся видеть своего тайного избранника, приходящегося ближайшим родственником ее мужу. Но не так сложились отношения хана Абулхаира и султана Барака, чтобы им пришлось часто встречаться. И вот теперь через столько лет Бог свел вместе всех участников того рокового праздника — обоих отвергнутых батыров и султана, по которому тайно вздыхала она всю жизнь. Как ей было не волноваться…

А батыры в это время думали об одном и том же. Им вспоминались теплый лунный вечер и дерзкие слова, в которых явственно звучала насмешка. Но где им было понять это тогда.

— Оба вы нравитесь мне, — сказала она тогда. — Но кто выиграет состязания, того и приму в свое сердце!..

Три дня они участвовали в скачках, стреляли на всем скаку в мешочек с золотом, боролись, поднимали с несущегося во весь опор коня зубами с земли серебряную монету, а в конце аксакалы постановили, что оба равны во всем.

Звонким смехом залилась красавица, когда они пришли к ней с этим решением:

— Пеняйте теперь сами на себя, что не сумели уступить меня друг другу!..

Вскоре оба батыра узнали, что гордая Нурбике стала младшей женой хана Абулхаира. Потом пришли годы бедствий, оба сделались знаменитыми батырами, и слава их гремела по всей степи. Но у обоих продолжала кровоточить тайная рана, хотя война — общее бедствие — сблизила их, как людей, стоящих рядом в смертельной битве. А люди думали, что причиной скрытой вражды, которая все же существовала, является соперничество в боевой славе…

Самым довольным среди всех них выглядел хан Абулхаир. Он вспомнил свою жизнь с красавицей Нурбике. Всеми достоинствами настоящей женщины обладала она и одним только недостатком. Нурбике не имела детей, и это мучило стареющего хана. Зато когда приходил он в ее юрту, то сразу забывалось все. Пылкостью своей она зажигала его и доводила до радостного исступления. С какой бы из своих жен он ни был, его всегда тянуло к токал, и он частенько нарушал установленные для прочих жен дни в пользу молодой жены.

Другие жены не раз нашептывали ему о заигрываниях Нурбике с молодыми джигитами. Хан верил в это и клялся сам себе, что отомстит. Но когда приходил к ней и она протягивала к нему с подушек свои белые руки, хан забывал обо всем. Постепенно ему стало казаться, что любовь молодой жены к нему чиста, как утренняя роса и степи. Жены тоже перестали донимать его доносами. Еще сильнее уверился он в искренности токал, когда побывал с ней как-то в Туркестане. Там он показывал ей мавзолей Ходжи Ахмеда Яссави. Потрясенная святостью, величием и тишиной этого места, степная красавица чинно и благородно осматривала многочисленные прилегающие к мавзолею строения. И вдруг, когда они подошли к какой-то закрытой резной двери, за ней раздался гулкий, леденящий кровь хохот. Нурбике побледнела от ужаса.

— Что… кто это там?! — спросила она шепотом.

— Это голоса тех самых хищных птиц из ада … — сказал хан. — Когда замужняя женщина входит в эту дверь, они своим карканьем возвещают, сколько она совершила грехов перед мужем… Заходи если хочешь!..

Абулхаир прекрасно знал, что за дверью, в полуразрушенном дворце, гнездятся бурые коршуны. Они-то и хохочут так отвратительно. Но выросшая на севере токал никогда не слышала их крика.

А Нурбике стиснула кулаки и метнула быстрый взгляд на мужа. «Если Бог на небесах и занимался тем, что подсчитывал мои грехи, то он найдет и другие пути сообщить об этом мужу! — подумала она. — Зайду, а там что будет!» И с печальной, укоризненной улыбкой красавица повернулась к хану:

— Разве не известна моему повелителю-хану скромность и покорность его верной жены?.. Что же, открывайте эту святую дверь. Бог — он видит и слышит лучше всех!..

С тех пор хан Абулхаир был наверху блаженства. И теперь за обедом, он не обращал никакого внимания на поведение своей жены. А красавица Нурбике была в ярости. Никогда еще не оставались равнодушными при виде ее мужчины. И вот один из них уже дважды не обратил на нее внимания: один раз — много лет назад, и второй раз — сегодня. Все лицо ее и особенно глаза сияли чистотой, добротой и беззаботной радостью. Мягкими, ласковыми движениями взбалтывала она и разливала гостям кумыс…

Мужчины ели душистое, тающее во рту мясо годовалого, вскормленного молоком жеребенка, говорили про охоту с беркутом, про лошадей. Когда, сказав нужные по обычаю слова, они поднялись и степенно пошли обратно в срединную юрту, острый взгляд токал приметил чакчу на том месте, где сидел Барак-султан. Глаза ее зажглись радостью, и она приняла непринужденную позу, выставив из-под шелков свое полное колено.

Когда пришли в главную юрту, султан Барак вдруг вспомнил, что оставил свою чакчу в гостиной юрте. Он пошел за ней и по дороге, очевидно, где-то задержался. Когда он вернулся, Абулхаир удивленно посмотрел на его свирепое лицо и уловил чуть заметную недобрую улыбку у края губ. Настроение хана почему-то сразу испортилось. Но если бы ему сказали что-нибудь плохое о младшей жене, он бы опять не поверил.

Абулхаир теперь говорил размеренно и спокойно:

— С тех пор как по зрелом размышлении мы решили присоединиться к Российской империи, у меня появилось немало врагов. Я думаю, что эти люди так или иначе были моими врагами, а наше решение — только повод обвинить меня. Не было бы этого решения, они нашли бы что-нибудь другое… Что и говорить, присоединение к более сильному есть подчинение. А подчинение всегда подчинение, и в нем мало приятного. Но выбирать не приходится…

И тут вдруг заговорил молчавший до сих пор Серен-Доржи. Голос у него оказался неожиданно тонким и высоким, как у женщины. Он путал слова и брызгал слюной.

— Почему говоришь, казахский хан, что нет выбора?! — Он яростно задвигал нижней частью тела, как бы желая растереть в порошок шелковую подушку. — Всех сильных возьмем к себе на службу. Тебя, батыр, и тебя, батыр.

Хан Абулхаир перехватил взгляд Богембай-батыра. Тот смотрел на нойона с ненавистью и отвращением.

А как же казахская земля, славный нойон? — спросил хан, специально вызывая джунгарина на откровенность. — Куда же денутся наши кочевья? От наших пастбищ и половины уже не осталось!..

— Так я же сказал, что сильных батыров возьмем на службу, — пояснил нойон? — А слабых зачем оставлять? Кому они нужны? Пусть умирают!..

Ну, ладно… — Хан Абулхаир помолчал. — Скажи, нойон, а ты видел, как стреляют большие русские пушки?..