Читаем без скачивания МЕМНОХ-ДЬЯВОЛ - Энн Райс

- Там? Точно сказать не могу.

- Это плат Вероники, - пояснил Дэвид. - Точные копии того знаменитого плата, который бесследно исчез много веков назад. Предположительно во время Четвертого крестового похода. Вот эта - русская, безукоризненно выполненная. А эта - итальянская. Взгляни туда. Видишь возвышения на полу? Это остановки Христа на Его крестном пути.

- Он был буквально одержим поисками разных реликвий для Доры. Да и сам очень любил такие вещи. Русский плат Вероники он как раз и привез для нее в Нью-Йорк в этот свой последний визит. Прошлым вечером они долго спорили из-за него, но Дора все-таки отказалась принять подарок.

Плат действительно был великолепен. А как подробно старался Роджер описать его Доре! Боже! Мне казалось, что я знаю этого человека с детства, что мы с ним не раз беседовали о собранных в этой квартире сокровищах и что сейчас каждая вещь несет на себе отпечаток его любви и заставляет меня вспомнить те его мысли, которые были с ней связаны.

Кальварии… Остановки Христа на крестном пути… Конечно же, я, как и любой добрый католик, хорошо знал, что они означают. С раннего детства я участвовал в ежегодных процессиях. Мы медленно двигались по полутемному приделу храма к распятию, словно повторяя путь Христа на Голгофу, и преклоняли колена на каждой из четырнадцати остановок, дабы прочесть соответствующие молитвы. Иногда этот путь страстей Господних совершал сам священник в сопровождении мальчиков, прислуживавших при алтаре, в то время как прихожане лишь молились вместе с ними, восславляя Господа нашего Иисуса Христа за Его великие страдания. Если мне не изменяет память, Вероника подошла к Христу во время шестой кальварии, чтобы и своим платом отереть его лицо.

Дэвид переходил от предмета к предмету.

- А это распятие. Оно такое древнее, что поистине могло бы произвести сенсацию и вызвать переполох среди искусствоведов.

- Но разве то же самое нельзя сказать и о всех других вещах, которые здесь собраны?

- Безусловно, можно. Однако я говорю сейчас не о Доре и не о ее религии - я вообще не рассматриваю коллекцию с этой точки зрения. Я говорю о том, что каждый из находящихся здесь предметов представляет собой действительно выдающееся произведение искусства. Твое мнение абсолютно верно: мы не имеем права бросить их на произвол судьбы - это совершенно недопустимо. Вот, взгляни, эта маленькая фигурка датируется, вероятно, девятым веком. Она кельтского происхождения и поистине бесценна. А вот эта вещь, вполне возможно, вывезена из Кремля.

Он вдруг умолк и буквально застыл перед иконой, изображавшей Богоматерь с младенцем. Искусно стилизованная, как, впрочем, и все остальные предметы в коллекции, она показалась мне все же очень знакомой: младенец Иисус прижимается к матери, а с его ножки вот-вот упадет сандалия… Их окружают ангелы - они держат в руках миниатюрные символы будущих страданий Иисуса, словно тем самым, предрекая его судьбу. А младенец пытается спрятаться от них в объятиях матери. Богородица с нежностью склонилась к сыну, нимбы над их головами соприкасаются, перекрывая друг друга.

- Полагаю, тебе известно главное отличие иконы от других видов живописи?

- Божественное вдохновение.

- Нерукотворность, - поправил меня Дэвид. - Считается, что икона - это творение самого Господа, отпечаток, сделанный им на том или ином материале.

- Подобно тому как его лик отпечатался на плате Вероники?

- Совершенно верно. Все иконы сотворены Господом Богом - они своего рода откровения, выраженные в материальной форме. Есть мнение, что новую икону можно создать, просто приложив чистую основу к старой, - изображение магическим образом копируется на нее, и вот пожалуйста, появляется новая икона.

- Понятно. Ее как бы никто и не рисовал.

- Вот именно. Смотри, это оправленный в драгоценные камни фрагмент Креста Господня, а здесь, эта книга… Боже! Быть того не может! Да ведь это знаменитый Часослов, пропавший в годы Второй мировой войны!

- Дэвид, давай оставим на потом полную инвентаризацию и восторги. Хорошо? А сейчас надо решить, что со всем этим делать.

Я уже не испытывал прежнего страха, хотя время от времени невольно поглядывал на то место, где еще недавно стояла гранитная статуя.

Теперь я ни на йоту не сомневался, что это был дьявол, и опасался, что снова начну дрожать от ужаса, если мы немедленно не займемся чем-нибудь.

- Но как и где мы можем спрятать все это и сохранить для Доры? - спросил Дэвид. - Давай начнем с записных книжек и шкафов, попытаемся навести хоть какой-то порядок и разыщем книги Винкена, По ходу дела что-нибудь решим и выработаем план.

- Только не вздумай впутывать в это своих прежних смертных соратников, - неожиданно проворчал я.

Должен признаться, тон мой был не слишком вежливым и доброжелательным.

- Ты имеешь в виду Таламаску? - спросил, оборачиваясь ко мне, Дэвид. В руках он по-прежнему держал бесценный Часослов, обложка которого, казалось, готова была вот-вот рассыпаться в прах.

- Вся коллекция принадлежит Доре, - сказал я. - За исключением книг Винкена. Винкена я возьму себе, если Доре он по-прежнему не будет нужен.

- Да, конечно, я понимаю, - откликнулся Дэвид. - Но, Бог мой, Лестат, неужели ты думаешь, что я все еще поддерживаю контакт с Таламаской? Им, безусловно, можно было бы довериться в этом деле, но я не хочу встречаться со своими, как ты их называешь, прежними смертными соратниками. Я не хочу возобновлять связи с ними, не хочу, чтобы в архивах Таламаски появилось мое досье, - в отличие от тебя, кстати, если ты помнишь… «Вампир Лестат»… Я хочу, чтобы они помнили меня только как своего прежнего начальника, верховного главу ордена, скончавшегося в весьма преклонном возрасте. А теперь займемся делом.

В его голосе, как мне показалось, слышались нотки недовольства и горечи. Я вспомнил, что последней ниточкой, связывавшей Дэвида с Таламаской, был его старый друг Эрон Лайтнер, с уходом которого оборвались все контакты Дэвида с орденом, Смерть Лайтнера была окутана некой тайной, с ней были связаны какие-то споры и конфликты, но в чем конкретно заключалось дело, я не знал.

Шкаф стоял в комнате, соседствовавшей с гостиной, там же мы обнаружили еще и несколько ящиков с деловыми бумагами и какими-то записями. Я быстро отыскал финансовые документы и принялся их просматривать, в то время как Дэвид занимался изучением остального.

Обладая немалой собственностью, я хорошо разбирался в юридической терминологии и знал все уловки и хитрости, которыми часто пользуются международные банки. Вскоре я убедился в том, что наследство, оставленное Доре, действительно ничем не запятнано, его источники абсолютно чисты и те, кому вздумается потребовать возмещения ущерба, причиненного преступной деятельностью Роджера, не смогут отобрать что-либо у его дочери. Все документы были оформлены на имя Теодоры Флинн - судя по всему, таково было легальное имя Доры, доставшееся ей благодаря тому, что Роджер зарегистрировал брак под вымышленной фамилией.

Документов было слишком много, и я не мог точно определить размеры наследства. Ясно было только одно: в течение многих лет состояние постоянно увеличивалось, и теперь, появись у нее желание, Дора могла бы с легкостью организовать новый крестовый поход и отобрать у турок Стамбул. Среди бумаг я обнаружил несколько писем. Одно из них было написано два года назад, когда Дора отказалась пользоваться деньгами из двух фондов, о которых знала. Что же касается остальных капиталовложений, то, вполне возможно, она даже не подозревала о том, чем владеет в действительности.

Когда речь идет о деньгах, капиталовложения имеют огромное значение. Умение выгодно вкладывать деньги и наличие воображения - вот, на мой взгляд, два важнейших фактора, без наличия которых невозможно принимать какие-либо моральные решения. Я, во всяком случае, всегда придерживался именно, такого мнения. Быть может, кому-то такие мысли покажутся презренными и ничтожными. Но если поразмыслить, то они отнюдь не являются таковыми. Деньги позволяют накормить голодных и обеспечить одеждой нуждающихся. Впрочем, я повторяю сейчас общеизвестные истины. Б распоряжении Доры было множество фондов плюс еще какие-то дополнительные, позволяющие ей покрывать все налоги по основным…

Охваченный печалью, я вспомнил, как жаждал помочь Гретхен, сестре Маргарите, и как один только мой вид развеял все мечты. Стоило мне появиться, все рухнуло, и мне пришлось навсегда уйти из ее жизни вместе с набитыми золотом чемоданами. А разве бывает в жизни иначе? Мне кажется, все благие начинания завершаются именно таким образом. Я отнюдь не святой. И мне не удалось накормить голодных и страждущих.

Но Дора. Мне вдруг пришла в голову мысль, что отныне она - моя дочь. Она стала для меня такой же святой, какой была для Роджера. Дора обрела нового богатого отца - меня.