Читаем без скачивания Тропою грома - Питер Абрахамс

Рыдания понемногу стихли, дрожь прекратилась.

— Фиета, дорогая, — проговорил он. Фиета почувствовала боль в корнях волос. Она увидела страдание в обращенных к ней блестящих глазах. Но она увидела там еще и что-то другое.

— Я тебя замучил, — сказал он.

— Не беда, — коротко ответила она и вытерла слезы.

Он долго смотрел на нее, потом отвел взгляд.

— Я так мучаю тебя, как никто бы другой не сумел. Горше этой боли тебе никто и ничто не причинит. — Он попытался улыбнуться. Одна сторона лица у него искривилась. — Если бы я был мужчиной, а не жалким калекой, я бы сказал: «Фиета, я люблю тебя». Но я только тень, рехнувшийся призрак. Видишь ли, Фиета, то, что они сделали надо мной, навсегда связало меня с ней более крепкими узами, чем любовь. Я люблю тебя, одну тебя, но она всегда будет со мной. Я ничего не помню из своей прежней жизни, до того, как это случилось. Помню только ее. Не как человека, которого видишь, а как что-то, что только чувствуешь. А дальше ничего нет. Пустота. И всякий раз, как на меня находит припадок, она тут, возле меня. И всегда будет.

— Я это знаю. Я всегда знала. Но если ты меня любишь, все остальное мне безразлично.

— Неправда, Фиета.

— Нет, правда. Я хотела ехать в Кейптаун, а теперь не поеду. Это уже не имеет надо мной власти. Я останусь тут. И никогда никуда не поеду. Найду работу и буду тут жить.

— Я видел страдание в твоем лице, Фиета.

— Так это же было до того, как ты мне сказал. Я всегда знала, Сэм, что я для тебя самый близкий человек. Это все знают. Но это еще не любовь. Как долго я ждала, Сэм!

Опять одна сторона лица у него искривилась.

— И ты любишь вот это, — сказал он, оглядывая свое тело.

Глаза Фиеты засияли нежностью, лаской, торжеством.

— Я люблю тебя, Сэм. И всегда любила. — Про себя она прибавила: «Господи боже мой, да ведь только же это одно и есть для меня на свете».

Она встала и пошла к очагу — согреть кофе. Почему-то стало приятно делать все самые простые вещи.

— Сэм.

— Что, Фиета?

Она вдруг застыдилась, как молодая девушкам на своем первом любовном свидании.

— Мне хочется тебя о чем-то спросить.

— Ну?

— Мне стыдно.

— Ничего. Пусть стыдно, а ты все-таки спроси.

Как это похоже на Сэма. Умница, все понимает. У нее стало тепло на сердце.

— Когда ты полюбил меня? — робко и взволнованно проговорила она.

— Ох, очень давно. — В низком голосе Сэма звучал смех.

— А как давно, Сем?

— Больше пяти лет тому назад… Пожалуй, все десять.

— И ты все молчал?

— Я не хотел портить тебе жизнь.

Фиета засмеялась. Он заботился о ней, он щадил ее!

— Ты глупый, Сэм, — весело сказала она и стала разливать кофе. Как хорошо, что мать ушла на молитвенное собрание и всех детей забрала с собой. Они с Сэмом могут побыть вдвоем. Только они двое — и никого больше. Она и ее Сэм. Как долго она этого ждала!

Она подала ему чашку кофе, а свою поставила на подоконник. За окном уже темнело. На небе зажигались звезды. Какой тихий вечер. Но теперь все было не так, как раньше. Тишина уже не раздражала ее. Ей не хотелось суеты и шума, ее больше не тянуло в Кейптаун. Тишина была ей только приятна. В ней был покой.

Утром она пойдет в Большой дом и повидает Сари Вильер. Она наймется на место Мейбл, станет работать и зарабатывать деньги. Бедная Мейбл! Что с ней сейчас? Есть ли у нее кров над головой? Где она? Ну, что же тут поделаешь, придется ей самой отыскивать свою дорогу, самой добывать то, чего жаждет ее сердце. Никто ей не поможет. Да, а она пойдет завтра в Большой дом, поговорит с Сари Вильер и возьмет эту работу.

— Герт сегодня поехал пьянствовать, — сказал Сэм.

Фиета слушала музыку его голоса, слова до нее почти не доходили.

— А после того как он уехал, Сари тоже ушла. На свидание с Ленни Сварцем. Она любит его. От этого-то у меня и разболелась голова. — Смысл этих слов наконец дошел до Фиеты. Она круто повернулась и воззрилась на Сэма.

— Что?.. Не может быть!..

— Нет, это так, — сказал он.

«Опять, — в испуге подумала Фиета. — Опять. Все повторяется. Сперва Сэм, теперь Ленни Сварц. Зачем?.. Зачем?..»

— Да не может быть, Сэм!

— Нет, это правда, — спокойно сказал он. — Я знаю. Я видел.

Когда-то Сэм был таким же, как Ленни Сварц, молодым, сильным, здоровым. Блестящим, образованным. А потом над ним сделали… это. И вот теперь все повторяется сначала. Чем это кончится?

— А сам Ленни?

— Что сам?..

— Он ее любит?

— Да.

— Дурак! — возмущенно воскликнула Фиета. Опять. Опять все сначала. Ведь есть же у него эта хорошенькая девушка в Кейптауне, чего ему еще надо!

— Разве любить преступление? — тихо спросил Сэм.

— Здесь его все прямо на руках носят. Какие надежды на него возлагают!

— Но разве это преступление, что он ее полюбил?

— Ну к чему это. Кроме беды, ничего из этого не выйдет.

Сэм провел по лицу здоровой рукой. Левая щека у него болезненно кривилась. Из глаз глядела печальная мудрость. Фиета отвернулась. Невозможно смотреть на Сэма, когда у него этот свет в глазах. Как будто смотришь в лицо господу богу, — если существует господь бог.

— Это нельзя остановить, Фиета, — сказал он странным, далеким голосом. — Любовь сильна. Сильнее, чем даже ненависть. Только любовью можно победить ненависть, больше ничем. Ненависть умеет лишь разрушать. Поэтому любовь сильнее. Она созидает. Для всех цветных в нашей стране еще есть надежда, если хотя бы одна белая женщина может полюбить цветного. Человек жив только любовью. Она открывает ему глаза и дает силу бороться. Погляди на меня, Фиета. Слушай. Ленни Сварц и Сари Вильер не виноваты. Они не могут иначе.

— Но к чему это приведет, Сэм?

— Кто знает?..

«Это надо остановить, — думала Фиета про себя, — это надо остановить». И яростный гнев против Ленни Сварца поднялся в ее сердце.

Сари дотронулась до лица Ленни.

— Проснись, Ленни.

Пальцы ее пробежали по его волосам.

Ленни открыл глаза.

— Просыпайся. Пора вставать.

Луна уже стояла высоко, и в ее свете они ясно видели друг друга. Ленни зевнул и приподнялся.

— Хорошо поспал?

— Чудесно.

Она толкнула ногой спящую собаку.

— Кинг, и ты тоже! Вставай!

Она вскочила и протянула ему руки. Ленни схватил их и поднялся с земли. Они стояли, держась за руки. Кинг зевнул и громко встряхнулся. Ленни притянул ее к себе, обнял за плечи. Они прильнули друг к другу.

Им не нужны были слова. Им незачем было говорить «я люблю тебя». Они знали и так. Душой и телом, без признаний и объяснений, оба они это знали.

Потом Ленни отстранил ее, сжал в ладонях ее лицо и заглянул ей в глаза. На руку ему капнули слезы.

— О чем ты?

— Ни о чем. Просто я очень счастлива и вспомнила об отце.

Он нежно поцеловал ее в губы и отер ее слезы. И снова они крепко и страстно прижались друг к другу, и постепенно сухость и боль одиночества ушли из его сердца, и оно наполнилось до краев.

Когда она наконец подняла голову и взглянула ему в лицо, глаза ее сияли, как звезды.

— Помнишь, Ленни, что этот старик сказал о долине сердца?

— Помню.

Кинг нетерпеливо вертелся вокруг них, но они не обращали на него внимания. Весь мир принадлежал им. Земля и все, что есть доброго на земле, вся красота земная, свет и тепло и земная радость. А остальное все было забыто. Уродство и глупость, и низость, и злоба — все было забыто ими. И опасность тоже.

Они забыли о том, что нарушают главную заповедь своей страны, что совершают тягчайший грех, осужденный всеми, от церкви до лейбористской партии: свободный и равноправный брачный союз между людьми с разным цветом кожи. Они забыли о гнусном слове «метизация», которым заклеймят их любовь. Они забыли о всех вздорных страхах и предрассудках, которые давят и сковывают сознание людей.

Они были одни во всем мире — свободные, счастливые и влюбленные. Влюбленные юноша и девушка.

Сари тихонько высвободилась из его объятий и, взяв его за руку, повела по тропинке, спускавшейся к краалю Мако. Кинг носился вокруг них, убегал вперед, останавливался, потом мчался обратно. Так они шли с полчаса, в ненарушимой ночной тишине, касаясь друг друга плечами. Свернув налево, они обогнули крааль и поднялись на противоположный склон. Они двигались в заколдованном мире.

…Пойте о любви, дети. Пойте о любви, старики и женщины. Пойте о любви, юноши и девушки. Пойте о тех, чье сердце и мысли полны любовью. Пойте о радости, глубокой и безмятежной, и о смехе, беззвучном и всепобеждающем; о могучем смехе, что сметает рубежи, созданные ненавистью, что воздвигает плотину против тупости и невежества.

Пойте песнь нашего времени, дети. Не о ненависти. Не о войне. Пойте о любви. Велите земле — да восстанет от ложа мук, разорвет свои цепи и поет, ликуя. Велите утру, и полдню, и сумеркам, и ночи — да возвысят голос и поют песнь нашего времени. Не о ненависти, но о любви…